Что законно что морально: «Что законно, то морально»: аргументы «за» и «против»

Содержание

Что законно, то морально» – аргументы «за» и «против» — Мегаобучалка

Тема взаимоотношений морали и права является традиционной для учебных курсов профессиональной этики представителей тех специальностей, объектом труда которых является человек. Важность понимания юристами особенностей взаимодействия права и морали в реальной жизни и соотношения моральных и правовых суждений в текстах и документах не вызывает сомнений Юристы чаще, чем представители других профессий, вынуждены осуществлять выбор между моральным и правовым подходом, аргументированно объяснять основания своего понимания «духа» закона, выявлять, распознавать свои моральные позиции, для того чтобы какие-либо предубеждения, предрассудки, стереотипы, личные идеалы и субъективные ценности не повлияли на объективность принимаемых решений, отстаивать этичность закона и государства.

Право представляет собой публичный институт перевода моральных представлений в ясно сформулированные, недвусмысленные правила социального поведения и наложения наказания за их нарушение.

В своих различных формах оно публично закрепляет способы решения тех или иных жизненно важных проблем. О праве говорят, что это не что иное, как мораль, наделенная способностью принуждения, что оно «питается моральными идеями», и т. д.



Иногда высказывается мнение, согласно которому проблемы этики можно значительно упростить или вовсе устранить, если перевести их в правовую плоскость и передать юристам. Такой подход выражается фразой: «Пусть решают юристы: если это законно, то это морально». Однако большинство специалистов считают, что необходимо все же проводить различие между правом и моралью, Между правовой и моральной оценкой каких-либо событий, между правовыми и моральными суждениями.

Рассмотрим аргументы «за» и «против» тезиса «что законно, то морально» на основе примеров из истории, современной социальной практики, действующего законодательства.

В сознании людей и общества сталкиваются, по словам современного отечественного философа Э. Ю. Соловьева, два понимания права: а) традиционное (обыденное) и б) строго юридическое. Какие ассоциации у вас возникают при словах «закон», «право»? Проговорите или опишите на листке бумаги ваши ассоциации, образы или представления, возникшие при восприятии данных слов. Постарайтесь быть честными с самими собой. Прочитав материал, изложенный ниже, вы сможете определить, какое понимание права и закона вам ближе – традиционное или строго юридическое. Реализовать в своих практических действиях вам будет легче то представление, которое выражено наиболее четко в вашем сознании, и это же представление, скорее всего, будет лежать в основании вашего морального выбора. Итак, услышав слово «право», приверженец традиционного понимания права вспоминает о существовании уголовного кодекса, у сторонника второго понимания слово «право» ассоциируется скорее с Декларацией прав человека и гражданина.

Традиционное, обыденное понимание права сложилось в докапиталистических обществах, а свое теоретическое и идеологическое обоснование получило в эпоху формирования в Европе абсолютных и сословно-централизованных монархий.

Закон в рамках традиционного понимания трактуется как возведенная в закон воля правителя – его моральные ценности, идеалы, намерения, предпочтения, принципы – и отождествляется с указом государя. Это так называемое этатическое (от франц.etat – государство) направление политической мысли, которое рассматривает государство как высший результат и цель общественного развития. В период абсолютных монархий хорошим правителем признавался в первую очередь тот, который заботился о своих подданных, был добр к ним, сострадал им, был им достойным «отцом». При этом монарх, считая себя «отцом» своих подданных, действовал, руководствуясь
принципом политического патернализма
(от лат. paternus – отцовский, pater – отец). (См.: Соловьев Э. Ю. Прошлое толкует нас. М., 1991. С.406.)

Право понималось как свод запретов, ограничивающих действия любого члена общества как в хозяйственной жизни, так и в сфере нравственности, и поэтому фактически являлось «руководством для моральной полиции». Наказанию подлежали как уличенные и доказанные преступные действия (воровство, убийство и др.), так и еще не совершенные преступления (например, опасный образ мыслей, который, как считалось, должен наказываться, так как повышает вероятность совершения преступлений). Существовали законы против неприличия, лжеверия, непочтительности, чревоугодия, неблагоразумия и др. – таким образом государство устанавливало предварительную цензуру над поведением своих подданных, что означало законодательно оформленное недоверие к каждому человеку.

Недоверие к человеку, указывает Э. Ю. Соловьев, в рамках традиционного понимания права может доводиться до следующего парадокса: опекая и заботливо принуждая членов общества, государственная власть лишь удовлетворяет их естественное право на защиту от их же собственного безволия, непредусмотрительности и порочности.

Согласно политическому .патернализму, который подчинил себе юридическую мысль в эпоху абсолютных монархий, человек подобен ребенку или подростку, который может жить. Лишь по чужим законам под угрозой кнута или в ожидании «пряника», но никак не по своим собственным, поэтому государство и закон должны защищать подданных от самих себя ради их же собственной выгоды.

Моральные категории в гражданском праве

Вопрос соотношения права и морали [1.] всегда был достаточно сложен. Как право, так и мораль дают людям модели поведения, которые в обществе считаются по каким-то причинам приемлемыми и обеспечиваются различной степенью и способами принуждения. Для морали таким принуждением обычно выступает социальное порицание, для права — принуждение силой публичной власти. При этом нередко то, что изначально было моральной нормой, становится нормой правовой. Принцип «Не убий», развившийся в правовой запрет убийства, — хороший пример такой эволюции нормы. Однако между правом и моралью существует довольно сильное различие по сути, которое отлично выразил А. Шопенгауэр в «двух проблемах Этики». Принципом и основой морали можно считать omnes, quantum potes, juva (всем сколько можешь помогай), в то время как принципом права скорее является neminem laede (никому не вреди) [2.

] [Шопенгауэр 2005, 71–82]. Близких идей придерживался и С.И. Гессен — их лаконично суммирует А. Валицкий: «Нравственный долг по своей природе максималистичен, всегда требует величайших усилий, самоотвержения и героизма, напротив, правовой долг имеет спокойный и разумный характер, он не требует сверхъестественных усилий и поэтому действительно “минимализирован” по своей напряженности. В отличие от нравственности, право не вдохновляет людей на любовь к ценностям (Эрос), оно удовлетворяется хладнокровным уважением их» [Валицкий 2012, 543].

Автор не ставит перед собой задачу провести полный анализ того, как право и мораль сочетаются или разграничиваются между собой. Этому вопросу посвящено уже достаточное количество книг и монографий [Feinberg 1984–88; Moka-Mubelo 2017; Pound 1945; Кельзен 2015; Харт 2020]. Данная статья будет посвящена более частному вопросу о том, как мораль и право сочетаются в действующих законах и правовой доктрине, когда нарушение некоторых моральных по своей сути норм влечет не только моральную, но и юридическую ответственность. И так как полноценный анализ любой системы права на предмет наличия в ней моральных норм не может поместиться в размер маленькой статьи, данное сочетание будет проиллюстрировано на двух примерах из права гражданского, которое является предметом непосредственного изучения автора.

Гражданское право как право частное касается в первую очередь взаимоотношений частных лиц, преследующих свои собственные (частные) интересы [Суханов 2019, 31]. Поэтому важной отличительной чертой гражданского права является автономия воли: признание того, что человек (и созданная им правовая фикция — юридическое лицо) может самостоятельно, по собственной воле принимать важные для него решения и нести за результат этих решений всю полноту ответственности. При этом все люди как субъекты гражданского права считаются юридически равными друг другу, т.е. все отношения строятся на основе отсутствия властного подчинения одного субъекта другому. Такие принципы диктуют такое положение дел, в котором вмешательство государства в частные отношения между участниками гражданских правоотношений сведено к законодательно установленному минимуму, требующемуся для сохранения указанных принципов или для защиты явно более слабой стороны в отношениях, вроде защиты прав потребителей.

Можно сказать, что принцип свободы договора является основополагающим столпом современного гражданского права. Стороны договора могут договориться о чем угодно, что прямо не запрещено законом или не противоречит существу сделки.

Однако при всем этом фундаментальной частью континентального [3.] гражданского права является также принцип добросовестности. Пункты 3 и 4 статьи 1 Гражданского Кодекса РФ [4.] гласят: «При установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно» и «Никто не вправе извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения».

В самом слове «добросовестность» уже есть нечто моральное: добрая совесть. Данный термин используется в двух смыслах: объективном и субъективном [Егоров 2013, 4–5]. Добросовестность в субъективном смысле — «это извинительное незнание лица о тех или иных обстоятельствах, которые, как правило, препятствуют достижению этим лицом определенного правового результата» [Бевзенко, Егоров 2017, 20]. Субъективная добросовестность проявляет себя, например, в возможности приобретения права собственности на вещь добросовестным приобретателем (т.е. человеком, пользующимся вещью как своей и не знающим о том, что она принадлежит кому-то другому), сохранения сделки, заключенной лицом, не знающим о прекращении полномочий представителя, заключающего сделку, и т.п. Однако для нас гораздо более интересна объективная добросовестность, устанавливающая стандарт поведения для всех участников гражданского оборота.

Фактически объективная добросовестность устанавливает необходимость сверять свое поведение не только с законодательством, но также и с неким стандартом «доброй совести», где эталоном такого поведения выступает мифический «хороший» участник оборота: средний разумный человек, обладающий средними моральными качествами, включая добропорядочность. Такой человек не обязан выполнять нравственную максиму, но и вредить там, где можно не навредить, пусть даже при потере прибыли, он тоже не должен под угрозой отказа в защите его формальных прав. Многие юристы-классики отождествляли добросовестность с честностью или необходимостью доверия. Так, к примеру, М.М. Агарков писал: «Начало доброй совести, введенное в надлежащие рамки, означает не что иное, как честность в отношениях между людьми. Оно означает, что каждый должен оправдать то доверие, без которого невозможно совершение гражданских сделок… Начало доброй совести означает борьбу с прямым или косвенным обманом, с использованием чужого заблуждения или непонимания…» [Агарков 2012, 169], а И.Б. Новицкий — что «Добрая совесть по этимологическому смыслу таит в себе такие элементы, как знание о другом, о его интересах; знание, связанное с известным доброжелательством; элемент доверия, уверенность, что нравственные основы оборота принимаются во внимание, что от них исходит каждый в своем поведении» [Новицкий 2006, 131]. Чуть более подробную экспликацию принципа добросовестности можно найти и в законодательстве. Так, п. 3 ст. 307 ГК РФ говорит, что «При установлении, исполнении обязательства и после его прекращения стороны обязаны действовать добросовестно, учитывая права и законные интересы друг друга, взаимно оказывая необходимое содействие для достижения цели обязательства, а также предоставляя друг другу необходимую информацию».

Хрестоматийным примером применения принципа добросовестности является пример, приводимый еще Цицероном. На греческом острове Родос была острая нехватка хлеба, а один из торговцев смог доставить его на остров и получить за его продажу очень большие по тем меркам деньги. Однако торговец промолчал, что за ним уже плывут другие корабли с полными трюмами хлеба. Если бы он сказал об этом, то не смог бы получить большей части своих доходов. Оценки такого поведения торговца стоиками расходились: часть из них порицала такое поведение, другая считала, что торговец не совершил ничего плохого. И.Б. Новицкий, приводя этот пример [Новицкий 2006, 142], соглашался с первыми и считал, что такое поведение явно недобросовестно по меркам оборота ХХ века. Не является оно добросовестным, по всей видимости, и по сегодняшним меркам [Бевзенко, Егоров 2017, 32]. В данном случае применение принципа добросовестности привело бы к тому, что при обращении покупателей с иском торговцу пришлось бы возвратить недобросовестно надбавленную разницу в цене. Ведь хоть торговец и имеет формальное право на эти деньги, так как они были получены им по договору купли-продажи, который был заключен между сторонами сделки, установление такой цены противоречит добросовестности, и потому в защите права на разницу в цене, на которую он не имел морального права, сегодня он бы мог получить отказ (в соответствии с п. 2 ст. 10 ГК РФ).

Другим важным проявлением морали в гражданском праве является недействительность сделки, совершённой с целью, противной основам правопорядка или нравственности. Как указано в статье 169 ГК РФ, «Сделка, совершённая с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности, ничтожна… В случаях, предусмотренных законом, суд может взыскать в доход Российской Федерации все полученное по такой сделке сторонами, действовавшими умышленно, или применить иные последствия, установленные законом». Тут будет полезно прояснить, что такое сделка и ее ничтожность. Под сделкой традиционно понимается волеизъявление лица [5. ], направленное на достижение правового результата. Очень важен здесь акцент на волю, именно из ее проявления возникают, изменяются и прекращаются гражданские права и обязанности — в отличии от юридических поступков, где важен сам факт случившегося, а не проявление воли. Так, создание статьи для «Финикового Компота» — это юридический поступок. Авторские права на статью возникают вне зависимости от воли или желания автора или редактора. Можно сделать так, чтобы статью мог использовать кто угодно [6.] практически без ограничений [7.], но для этого нужно выражение дополнительного волеизъявления.

Сделка, совершенная с целью, противной основам правопорядка или нравственности, является ничтожной. Ничтожность сделки — это, собственно, ее легальное отсутствие, юридический ноль. Такая сделка не защищается правом, право просто отрицает ее существование и аннулирует любые юридические последствия, на которые такая сделка была направлена. И если недействительность других видов сделок обычно приводит только к отрицанию существования юридических последствий такой сделки и возврату всего полученного сторонами (двусторонней реституции), то по ст. 169 ГК РФ предусмотрена дополнительная специфическая санкция для той стороны, которая действовала умышленно, в виде взыскания всего, что было получено по такой сделке, в доход страны (конфискации). Такая конфискация — это публично-правовая санкция, очень нетипичная для частного права, строящегося на равенстве и автономии воли его участников, ведь данная санкция имеет своей функцией наказание, т.е. функцию уголовного или административного права. Гражданское право и процесс просто не обладают необходимым инструментарием для того, чтобы назначать наказание, отвечающее принципам справедливости и законности. Ведь наказание в правовом государстве, уважающем личность и гражданские свободы, может назначаться только при установлении вины и доказанности факта содеянного. В России суд при рассмотрении гражданских дел достаточно скован принципом диспозитивности гражданского процесса [8.], так как не может по своей инициативе собирать доказательства, привлекать дополнительных свидетелей и т.д. В публичном праве этим занимается специальное лицо — государственный обвинитель, основной задачей которого как раз и является применение публично-правовой санкции при соблюдении жестких требований по соблюдению прав обвиняемого [Егоров 2013, 63].

Суды нередко применяют эту норму в делах с государственным имуществом, когда юридическая квалификация недействительности по другим основаниям привела бы к взысканию денежных средств из федерального бюджета [9.]. К другим случаям недействительности по этому основанию является недействительность обязательства о доведении до органов власти информации о готовящемся преступлении против жизни и здоровья человека за плату [10.], сделок, заключенных в результате взяточничества [11.] и т.д. В некоторых юрисдикциях (например, германской) сделкой, противной основам нравственности, является ростовщичество [Егоров 2013, 55].

Однако что же имеется в виду под понятием «основы нравственности»? В данной норме идет речь об основных, даже фундаментальных началах общества и о нарушении его главных ценностных ориентиров. Исходя из этого, некоторые российские ученые считают, что для признания сделки недействительной по этому основанию необходимо обязательное нарушение какой-то конкретной правовой нормы. «А разве возможно считать какое бы то ни было деяние противоречащим не просто нравственности, а ее основам, если законодатель даже не счел нужным выразить ему порицание?» — спрашивает Д.В. Новак [цит. по: Егоров 2013, 45]. Однако данная точка зрения была довольно успешно оспорена в других работах: А.В. Егоровым [Егоров 2013] и К.И. Скловским [Скловский 2007]. 169 ГК РФ нужна именно в случаях, когда нет ни одной прямой нормы, пусть даже широкой нормы-принципа, но есть «дух закона, его основополагающие идеи, разбросанные по отдельным правовым нормам, — по сути, принципы права. Норма о том, что “не хорошо злоупотреблять экономической силой” или “не следует брать сверхобеспечение” вряд ли была бы достаточно понятной, чтобы создавать требуемую определенность правового регулирования, а раз так, то вполне можно остановиться на неопределенной норме об основах правопорядка и нравственности» [Егоров 2013, 46].

Тот факт, что для установления правовой обязанности или случаев применения норм об ответственности нам приходится обращаться к чистым моральным категориям (т. е. не прошедшим специфического преобразования в юридические категории), позволяет нам констатировать установление юридической ответственности за нарушения норм морали. При этом оба случая — объективная добросовестность и недействительность сделок — это всё примеры так называемых «каучуковых» норм в законодательстве. Из-за их крайней релятивности, юридическое наполнение происходит благодаря действиям судьи, а не законодателя, что фактически приводит к судебному нормотворчеству.

Отношение к такому положению дел условно можно разделить на два противоположных подхода. Первый подход отрицает необходимость существования норм с неконкретным содержанием. Некоторые ученые видели проблему именно в том, что формулирование юридических предписаний переходило из компетенции законодательной власти в область власти судебной. И.А. Покровский, ярый противник судебного усмотрения, писал: «допущение такого широкого простора судейскому усмотрению было бы со стороны закона чудовищным “моральным харакири”» [Покровский 1998, 262]. Ведь понятия о «добросовестности», «справедливости», «социальном идеале» и т.д. могут быть довольно субъективны и сильно разниться, особенно если несколько разных судей будут иметь разные философские взгляды на то, что является основой морали. Судья — приверженец консеквенциализма или судья-деонтолог могут решить одно и то же дело абсолютно по-разному. К примеру, обдумывая решение о применении п. 2 ст. 10 ГК РФ, устанавливающего отказ недобросовестному лицу в защите принадлежащего ему права полностью или частично, первый судья будет в первую очередь смотреть на негативные последствия поведения лица, а второй — на то, является ли действие недобросовестным само по себе. И при самом неблагополучном для участвующих в споре лиц раскладе им придется нести юридическую ответственность за то, что их действия не отвечают «моральному компасу» судьи, к которому они попали. Сегодня уже существуют примеры, когда в «основы правопорядка и нравственности» некоторые судьи записывали такие вещи, как «главные религиозные постулаты» [12. ], что делает поле для оспаривания сделок поистине безграничным, особенно в свете последних тенденций к десекуляризации российского общества [13.]. А это таит в себе гораздо более существенные и масштабные угрозы, чем просто вынесение не самого однозначного судебного решения.

Безграничное оспаривание сделок или бесконтрольное применение принципа добросовестности может привести к подрыву оснований самого права частной собственности, а вместе с этим — к чрезмерному росту рисков участия в рыночных отношениях и краху всей капиталистической экономики. В самом деле, стабильность права частной собственности и возможности собственника распоряжаться своим имуществом по собственному усмотрению лежит в основе любой частноправовой сделки, в основе решения задач по эффективному распределению ресурсов, минимизации издержек и увеличению прибыли, стимулированию производства и т.д. [14.] Но если никто не будет уверен, что получил и использует свои активы на законных основаниях, если имущество могут в любой момент вернуть предыдущему владельцу или забрать в собственность государства, потому что при совершении сделки одна из сторон поступила не «по-христиански», экономические последствия могут быть катастрофическими. Кто захочет выдавать кредит, если будет знать, что имущество должника в любой момент может быть у него отнято? Кто захочет купить что-то у другого, если будет знать, что в любой момент покупку могут отобрать из-за того, что продавец сделал что-то дурное с точки зрения морали при продаже?

Другую позицию в критике использования моральных категорий в юриспруденции заняли прежде всего сторонники естественно-правовой традиции, разделяющие теорию, в которой право влияет на поведение субъектов исключительно путем установления обязанностей (теория императивов) [Третьяков 2020]. Сторонники этой теории стремятся максимально обеспечить соблюдение в праве принципа свободы личности. С их точки зрения, для достижения этой цели необходимо строить правовые механизмы таким образом, чтобы объективно правовые предписания (обязанности и запреты) устанавливали четкие границы индивидуальной свободы. Все правоограничения должны быть четко и недвусмысленно зафиксированы в нормах права. Только в этом случае субъекту права обеспечивается возможность планирования собственного поведения, а следовательно, возможность организовывать свою деятельность по собственному усмотрению, тем самым реализовывая свою автономию воли. Конечно, концепция, при которой приходится искать основания для ответственности не в четко определенных правовых нормах, а в нормах морали, которые еще могут и меняться со временем, в юридический идеал сторонников теории императивов не вписывается.

Вторым подходом, превалирующим сегодня [15.], является подход, признающий необходимость существования таких норм, а значит, и легитимирующий передачу частичной нормотворческой функции судьям. Именно судьям предстоит решать, действительно ли нарушение той или иной моральной нормы подпадает под один из широко сформулированных правовых запретов.

Первым аргументом здесь является мнение, что люди в конкретном обществе сами должны решать, насколько для него важно придание моральным нормам специфически правовой защиты. В одних юрисдикциях взимание огромной платы с утопающего за его спасение будет расценено как действие в порядке вещей, в других — нарушением морального принципа взаимопомощи, влекущее отказ от взыскания таких средств. Возможность самоограничения — проявление свободы личности, которое нужно уважать.

Вторым аргументом будет указание на многообразие и постоянное изменение жизненных реалий. Создание такой правовой системы, которая приводила бы к справедливым решениям вне зависимости от времени и конкретного общества невозможно. К примеру, никто в Германии не ожидал резкого обесценивания денежных средств, последовавшего после первой мировой войны. Лица, взявшие займы до войны, особенно в валюте других государств, оказались в ситуации, когда им пришлось бы возвращать гораздо большие суммы, чем кто-либо мог предвидеть. Германские суды решали эту проблему именно со ссылкой на принцип доброй совести (Treu und Glauben) [Нам 2019].

Третьим аргументом будет положение, выдвинутое лордом Девлином. Он утверждал, что разделяемая всеми мораль — это цемент любого общества. Она необходима для его функционирования, и нарушение моральных принципов — это атака на общество в целом, а общество может использовать право для самозащиты. Вся нравственность «формирует как бы одну неразрывную ткань, так что тот, кто отклоняется от какой-либо из норм нравственности, вероятно или неизбежно отклонится и от всех остальных» [Харт 2020, 121]. Если не поддерживать мораль правовыми нормами, то общество в конце концов развалится. Лорд Девлин использовал этот аргумент для легитимации уголовной ответственности за нарушение сексуальной морали, но, экстраполируя это на частное право и следуя той же логике, можно сказать, что вести себя нравственно — основа рыночной экономики. Отсутствие норм, позволяющих наказывать тех, кто ведет себя плохо в условиях рынка, привело бы к кризисам и в конце концов к разрушению общества [16.].

Пока что в большей части юрисдикций побеждают сторонники второго подхода, обосновывающие необходимость наличия ответственности за нарушение моральных норм — по крайней мере в гражданском праве. И складывается ситуация, когда от проработки моральных теорий зависит степень предсказуемости наступления юридической ответственности. Право само по себе не может ответить на вопрос, что есть «основы нравственности» или что означает «вести себя по доброй совести», а изучение морали может как прояснить те нравственные установки, которые уже приняты в конкретном обществе, так и помочь их скорректировать, доказав, что то, что ранее считалось аморальным, таковым выступать не должно, либо показав, что одно и то же действие может оцениваться по-разному в зависимости от конкретных ситуаций.

Примечания:

[1.] Несмотря на то, что некоторые авторы проводят различие между моралью и нравственностью, понимая под первой исторически сложившиеся нормы и правила поведения человека, а под второй — некий абсолютный моральный идеал, для данной работы подобное различие не имеет значения, и поэтому эти слова будут использоваться автором в качестве синонимов.

[2.] Конечно, это обобщение, так как и в праве могут устанавливаться стандарты поведения, к которым гораздо больше подходит первая латинская фраза. Но это скорее исключение, чем правило.

[3.] В отличие от английского права, традиционно отрицающего необходимость общей обязанности участников оборота вести себя добросовестно в гражданских правоотношениях, хотя и устанавливающего такую общую обязанность в некоторых конкретных видах отношений, называемых фидуциарными. См. об этом подробнее [Powell 1956, 38].

[4.] Реквизиты всех упоминаемых в тексте законов, постановлений и проч. см. в «Списке использованного законодательства и судебной практики», приведенном после Библиографии.

[5.] Следует сделать оговорку, что в ст. 153 ГК РФ закреплено, что сделка — это действие, а не волеизъявление. Однако, так как не любое действие, направленное на появление, изменение или прекращение гражданских обязанностей, будет являться сделкой, данное положение исправили в Постановлении Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25, а также неоднократно отмечали в литературе [Егоров 2015; Томсинова 2015].

[6. ] Юридически это будет выглядеть как выдача лицензии для неограниченного круга лиц на использование произведения практически неограниченным способом. Обычно для этого используется такой инструмент, как лицензия CC0, разработанная организацией Creative Commons (https://creativecommons.org/share-your-work/public-domain/cc0), или публичный отказ от осуществления исключительного права через механизм «The Unlicense» (https://unlicense.org/).

[7.] В некоторых странах, в том числе и в РФ, в любом случае присвоение авторства статьи или нарушение других личных неимущественных прав будет запрещено.

[8.] Принцип диспозитивности гражданского процесса легально не закреплен в законодательстве РФ, однако косвенно выводится из многих положений процессуальных кодексов (ст. 3, 4, 35, 39–42, 173 и др. ГПК РФ; ст. 8, 9, 41 и проч. АПК РФ) и активно используется в Доктрине. В целом принцип устанавливает, что гражданский процесс в России начинается, протекает и заканчивается по воле истца, подавшего иск; возможность для лиц, участвующих в деле, пользоваться правами участника гражданского процесса, которые предоставляются ему законом, и средствами защиты этих прав по своему усмотрению, а также ограничение суждений суда теми доказательствами, которые были представлены участниками процесса.

[9.] К примеру, в Постановлении АС Московского округа от 28.12.2015 суд прямо указывает в основании решения об отмене акта предыдущей инстанции следующее: «Сделав вывод о ничтожности оспариваемой сделки, суд апелляционной инстанции, фактически установив, что сделка по отчуждению из государственной собственности акций ОПО “Квант-Н” заведомо противоречила нормам правопорядка и нарушала основополагающие принципы экономической системы государства, не рассмотрел вопрос о возможности применения ст. 169 ГК РФ, приняв постановление о взыскании денежных средств с ФГУП “ЦФПО”, т.е. фактически из федерального бюджета». При этом в данном деле имело место отчуждение имущества из государственной собственности в нарушение порядка приватизации (т.е. без проведения торгов). Юридически более правильным, по мнению автора, было бы поступить так, как поступил суд первой и второй инстанции: квалифицировать недействительность сделки по ст. 168 ГК РФ, т.е. из-за ее противоречия закону, ведь отсутствие торгов или взыскание денег с федерального бюджета, очевидно, не является чем-то, что противоречит основам правопорядка или нравственности.

[10.] В постановлении АС Центрального округа от 28.09.2016 по делу № А62-9000/2015 было оставлено в силе постановление суда первой инстанции, в котором было признано, что информация о преступлении не может быть объектом продажи в рамках гражданско-правовой сделки.

[11.] Апелляционное определение Пермского краевого суда от 03.10.2016 по делу № 33-11758/2016.

[12.] «В свою очередь основы правопорядка Российской Федерации включают в себя помимо основ морали, главных религиозных постулатов, главных экономических и культурных традиций, сформировавших российское гражданское общество, и основополагающие принципы российского права», — Постановление ФАС Северо-западного округа от 24 апреля 2009 года (Постановление отменено от 13 сентября 2011 года).

[13.] Которое прослеживается как минимум на примере внесения в Конституцию секулярного государства — Российской Федерации — поправок в преамбулу о вере в Бога.

[14. ] О философской и экономической роли и значимости частной собственности см. подробнее [Merrill, Smith 2010, 11–16; Penner, Smith 2013; Фридман 2017, 195–221]. О важности стабильных прав на частную собственность и о концепции справедливости, основанной на титулах собственности, см. [Нозик 2008].

[15.] Доказательством этому может служить тот факт, что ни одна из европейский правовых традиций не смогла (в первую очередь по утилитарным причинам) отказаться от таких «каучуковых» норм. Даже в английском праве, где одним из важных постулатов является постулат о возможности сторон самим определять условия договоров и, следовательно, об отсутствии необходимости судейского вмешательства в общем случае, все равно присутствует подразумеваемая норма права о необходимости действовать добросовестно в фидуциарных обязательствах. И это при том, что, подчеркнем это еще раз, наличие общеправового принципа добросовестности в английском праве на настоящий момент все еще отрицается и теоретиками английского права, и судами.

[16.] Стоит все же отметить, что Лорд Девлин в споре по данному вопросу в свое время проиграл оппоненту Герберту Харту, отстаивавшему позицию, что бóльшая часть моральных норм не должна подлежать юридической защите. И если во время самого спора победа Харта была неоспорима, то сейчас все больше и больше людей, занимающихся необходимостью обеспечения морали юридической защитой, возвращаются к аргументам лорда Девлина в положительном ключе (подробнее см. [Харт 2020, 122–130]).

Библиография

Вопросы и ответы о правах человека

Что такое «права человека»?

Права человека – это то, чем, согласно нормам морали, наделен каждый живущий в мире просто в силу того, что он – человек. Добиваясь реализации наших прав, мы обращаемся, как правило, к собственному правительству с позиций морали: так поступать нельзя, потому что это – вторжение в сферу моей морали и оскорбление моего личного достоинства. Никто,  ни человек, ни правительство, никогда не может отобрать у нас наших прав человека.

Откуда они взялись?

Они возникли потому, что человек помимо физической, имеет также моральную и духовную сущность. Права человека нужны для того, чтобы защитить и сохранить человеческую сущность каждого, чтобы обеспечить каждому человеку достойную жизнь – жизнь, которую человек заслуживает.

Почему кто-то «должен» их уважать? 

Прежде всего потому, что человеческая сущность включает и нравственную составляющую. Большинство людей, если им указать на то, что они ущемляют чье-то личное достоинство, постараются этого не делать. Как правило, люди не хотят причинять зла другим. Однако теперь помимо моральных санкций собственной или чужой совести в большинстве стран мира существуют законы, которые обязывают правительства уважать основные права своих граждан, даже если им этого, может быть, и не хочется. 

Кто обладает правами человека? 

Абсолютно все. Преступники, главы государств, дети, мужчины, женщины, африканцы, американцы, европейцы, беженцы, лица без гражданства, безработные, работающие, банкиры, лица, обвиняемые в совершении террористических актов, работники благотворительных учреждений, учителя, танцоры балета, астронавты. .. 

Даже преступники и главы государств? 

Абсолютно все. Преступники и главы государств – тоже люди. Сила прав человека заключается  в том, что они признают всех равными с точки зрения обладания человеческим достоинства. Кто-то порой может нарушить чьи-либо права или стать угрозой для общества, и поэтому может возникнуть необходимость тем или иным образом ограничить права таких людей, чтобы защитить права других,  но только в определенных пределах. Эти пределы определяются как минимум, необходимый  для сохранения человеческого достоинства.

Почему некоторым группам требуются особые права человека? Означает ли это, что у них больше прав, чем у других людей?

Нет, не означает, но некоторые группы, такие как цыгане-рома в Европе, далиты и определенные касты в Индии так долго подвергались дискриминации в том или ином обществе, что потребовались специальные меры, чтобы обеспечить им равный с другими людьми стандарт прав человека. Было бы смешно полагать, что после долгих лет укоренившейся дискриминации и стереотипов, откровенной ненависти и социальных барьеров будет достаточно просто предоставить им общеприменимые права, полагая, что этого будет достаточно для соблюдения равенства.

Почему речь идет о правах людей, а не об их ответственности? 

Несмотря на то, что некоторые философы и НПО выдвинули веские аргументы в пользу необходимости определить меру ответственности людей и даже представили в защиту этого довода свои «кодексы» и «декларации», сообщество правозащитников в целом хранит молчание по поводу этого спора. Причина в том, что многие правительства ставят «дарование» прав в зависимость от определенных обязанностей, налагаемых на людей правительством или правителем, отчего сама идея прав человека изначально теряет смысл. И все же, разумеется, все мы ‒ отдельные люди и группы людей ‒ должны со всей ответственностью относиться к правам других, не злоупотреблять ими, но уважать, как свои собственные права. И в этом свете статья 29 Всеобщей Декларации прав человека признает, что: «1. Каждый человек имеет обязанности перед обществом, в котором только и возможно свободное и полное развитие его личности. 2. При осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям, какие установлены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе».

Кто следит за соблюдением прав человека? 

Все мы должны за этим следить. Существуют законы, как национальные, так и международные, которые ограничивают свободу действий правительств в отношении своих граждан, но если никто им не укажет на то, что своими действиями они нарушают международные нормы, правительства могут безнаказанно продолжать нарушения. Каждый из нас, как личность, должен в повседневной жизни не только уважать права других, но и внимательно следить за действиями наших и не наших правительств. Системы защиты прав существуют для того, чтобы все мы могли ими воспользоваться. 

Как я могу защитить свои права? 

Постарайтесь обратить внимание других на то, что ваши права были нарушены; потребуйте их соблюдения. Дайте противоположной стороне понять: вам известно, что она не имеет права обращаться с вами подобным образом. Выделить соответствующие статьи во Всеобщей декларации прав человека, Конвенции о правах человека или других международных документах. Если соответствующие законы есть в вашей собственной стране, сошлитесь и на них. Сообщите другим о случившемся: дайте сообщение в печать, напишите вашему депутату парламента и главе государства, проинформируйте об этом неправительственные организации, занимающиеся правами человека. Спросите у них совета. Если есть возможность, поговорите с адвокатом. Постарайтесь, чтобы правительству стало известно о ваших действиях.  Дайте ему понять, что вы не собираетесь отступать. Продемонстрируйте поддержку, на которую вы можете рассчитывать. Наконец, если все остальное не помогло, вы можете обратиться в суд. 

Как мне обратиться в Европейский Суд?

Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод определяет процедуры рассмотрения индивидуальных жалоб. Однако принятие дел к  рассмотрению регламентируется строгими требованиями. Например, до подачи дела в Европейский суд вы должны подтвердить, что ваша жалоба уже подавалась в национальные суды вашей страны (вплоть до самой высшей инстанции!). Если вы хотите попытаться, и полагаете, что ваша жалоба отвечает установленным требованиям, ее можно представить на официальном бланке, который можно получить в Секретариате. Однако вам настоятельно рекомендуется обратиться за советом к юристу или неправительственным организациям, действующим в этой области, и убедиться, действительно ли у вас есть реальный шанс на успех. Имейте в виду, что вынесению окончательного решения может предшествовать длительный и сложный процесс. 

У кого мне требовать соблюдения моих прав?

Соблюдения почти всех основных прав человека, перечисленных в международных соглашениях,  вы должны требовать от правительства вашей страны, или от официальных должностных лиц государства. Права человека защищают ваши интересы от посягательств государства, поэтому вы должны требовать их соблюдения от государства или от его представителей. Если вы считаете, что ваши права нарушаются, например, вашим работодателем или соседом, вы не можете напрямую ссылаться на международные законы о правах человека, за исключением тех случаев, когда правительство вашей страны было обязано принять меры, чтобы не допустить таких действий работодателей или соседей.  

А лежит ли на ком-нибудь обязанность защищать мои права? 

Да. Право не имеет смысла, если на кого-то не возложена соответствующая ответственность и обязанность. Моральная обязанность не посягать на ваше личное достоинство возложена на каждого человека, но правительство вашей страны, подписав международные соглашения, несет не только моральную, но и юридическую ответственность.

Права человека – это проблема только недемократических стран?

Даже сегодня в мире нет такой страны, где бы полностью были соблюдены все права человека. В одних странах нарушения могут происходить чаще, чем в других, затрагивать бóльшую или меньшую часть населения, но всякое, даже единичное нарушение представляет проблему, которая не должна возникать и которой надо заниматься. Человеку, чьи права были нарушены в стране с устоявшейся демократией, вряд ли будет легче от того, что в целом в его стране положение с соблюдением прав человека лучше, чем в других странах мира.  

Добились ли мы прогресса в борьбе с нарушениями прав человека? 

Большого прогресса – даже если порой он и кажется каплей в море. Вспомните об уничтожении рабства, о предоставлении женщинам права голоса, о странах, которые отменили смертную казнь, об освобождении узников совести в результате международного нажима, о крахе режима апартеида в Южной Африке, о делах, рассмотренных в Европейском суде и законах, измененных в результате этого. Задумайтесь над тем, что постепенное развитие культуры международного общения означает, что даже наиболее авторитарным режимам приходится сегодня считаться с правами человека, если они хотят быть принятыми на международной арене. Положительных результатов было достигнуто много, особенно за последние 50 лет, но гораздо больше еще предстоит сделать.

Соотношение права и морали

Общие черты норм права и норм морали выражаются в следующем. Как формы общественного сознания и общественных отношений мораль и право имеют между собой много сходного, поскольку выполняют общую социальную функцию, являются важнейшими средствами регулирования поведения людей в обществе, носят нормативный характер.   Граждане соблюдают эти нормы и принципы, как правило, добровольно и сознательно, нравственность и право развиваются на едином для них фундаменте общечеловеческих ценностей. Несмотря на то что нормы права носят, за редким исключением (так называемое обычное право), писаный характер, то есть официально провозглашаются государством, а нормы морали в основном живут в общественном сознании, и мораль и право представляют развернутые системы правил поведения, охватывающие практически всю совокупность общественных отношений, выражающих волю тех или иных социальных групп, слоев и общества в целом, а также в определенной мере некоторые общечеловеческие представления о справедливом и должном. Эти нормы имеют всеобщий характер, распространяются на всех членов общества.

Кроме того, моральные и правовые требования объединены их оценочно-повелительным характером. Право и мораль представляют собой совокупность строго определенных, относительно устойчивых, зафиксированных в общественном сознании норм поведения, отражающих социально-исторические потребности общества.

Сферы моральных и правовых отношений в определенной мере совпадают.

Речь идет здесь не только о том, что субъектами тех или иных отношений являются люди, социальные группы и слои, обладающие одновременно и моральным и правовым сознанием, представляющим определенную целостность.

Отношение к отечеству, государству, своей культуре, к другим народам получает лишь различное оформление в нравственных требованиях, нормах, оценках, с одной стороны, и в праве, законе, кодексах – с другой. Такие ценности, как патриотизм, гуманизм, свобода, права, справедливость, совесть, выступают как принципы морально-правовые. Мораль и за пределами своей сферы отношений (отношения дружбы, взаимопомощи, любви, сострадания и т.д.) имеет самое широкое поле действия.

При характеристике права и морали нельзя упускать из виду и процессы встречного влияния права на мораль и в этой связи то обстоятельство, что реальность господствующей морали, ее фактическое воплощение в жизненных отношениях в немалой степени зависят от того, насколько действенными и реальными являются в данном обществе правовые установления.

Важное свойство моральных норм – способность проникать в самые различные сферы общественных отношений, в том числе в экономические, политические, производственные и т.д. И это понятно, так как моральные нормы ориентированы на категории добра, чести, совести, долга, достоинства, ответственности и т.д.

Мораль и право являются единым целым. Юридические решения, основанные только на формальном применении «буквы закона» и принятые в отрыве от морально-психологического климата в обществе, не могут быть верными и справедливыми. В подавляющем большинстве случаев правовые нормы соблюдаются добровольно, поскольку они соответствуют нравственным представлениям граждан о справедливом и несправедливом. Деятельность правоохранительных органов по предотвращению правонарушений основана прежде всего на нравственном воспитании и убеждении, пропаганде нравственных принципов, требований, идеалов. Нарушение всякой правовой нормы рассматривается как безнравственный поступок и влечет за собой помимо юридической ответственности и моральное осуждение. Причем нравственность правосудия – это не только моральная обоснованность уголовно-процессуальных норм, но и этическая безупречность самой деятельности лица, производящего дознание, следователя, прокурора, судей по рассмотрению и доказыванию преступлений, поскольку им дано в руки такое орудие борьбы с преступностью, как закон.

Если в праве провозглашаются прогрессивные принципы, декларируются идеи о необходимости соблюдения прав человека, а правоприменительная практика игнорирует данные принципы, это ведет к формированию в обществе атмосферы неуважения к праву, закону.

В то же время право имеет дело не с единичным человеком, не с его целостностью и не с теми его духовными качествами, которые трансформируют определенные общие социальные свойства в индивидуальность, в личность. В отдельном случае или типе социальных отношений право обращено лишь к односторонности человека, выступающей в виде конкретной социальной роли, функции. Устанавливая социальное равенство между людьми с точки зрения их взаимных обязанностей, притязаний и прав, иными словами, учитывая равенство всех граждан перед законом, задавая возможность действий в пределах заранее установленных границ, право исходит из упрощающих понятий о человеке и отношениях между людьми.

Мораль, напротив, имеет дело в каждом отдельном случае именно с конкретным человеком, с его интегрирующими личностными свойствами. С позиций морали люди сравниваются в своих конкретных свойствах. С юридической позиции люди сравниваются формальным путем, через аналоги с характером ранее свершавшихся действий и их последующих результатов.

Мораль задает идеальные масштабы жизни и деятельности, ориентирует на совершенные воплощения норм, ценностей, целей. В противоположность ей право формирует социально целесообразные координаты жизни, исходит из соображений реальной достижимости средствами нормативной регуляции необходимого общественного порядка. Эта оптимальность определена, с одной стороны, пониманием социальной необходимости конкретной системы правоотношений, а с другой стороны, реальными возможностями обеспечить полнокровную жизнь этим правоотношениям. Образно говоря, мораль спускается с небес, а право отталкивается от земли.

Мораль, апеллируя к человеку в целом, немыслима без целостного, интегрирующего осмысления каждого конкретного социального факта, поступка. Для морали смысл конкретной ситуации, выбора решения – в их неповторимости, уникальности. В противоположность этому право исходит из соображений о типичном, стандартном в действительной социальной жизни. Этот тип ситуаций порожден не внутренней жизнью людей, а их внешними отношениями между собой, что требует точного определения границ деятельности каждого субъекта. Иной возможности приравнять людей в их взаимоотношениях нет.

Юридическая ответственность в отличие от моральной всегда конкретно определена, и нарушение правовой обязанности влечет за собой применение санкций, четко зафиксированных в законодательстве. Оценка характера противоправных действий осуществляется в соответствии с правовыми санкциями.

Моральные санкции, как правило, не зафиксированы формально, они выражены в моральном языке, моральных принципах и поэтому менее определенны, чем правовые.

Мораль носит в принципе ненасильственный характер и в отличие от права исключает прямое принуждение, исходит из добровольности, внутреннего побуждения поведения людей, предоставляет им широкую возможность выбора. Поэтому моральные нормы неинституциированы. Когда же общественное мнение лишено свойства быть действенным регулятором социальной жизни, оно быстро теряет свою конструктивную силу и перестает быть гарантом нравственности. Поведенческий цинизм, бескультурье и хамство, равнодушие и враждебность в отношениях между людьми, формирование контркультуры, бунт молодежи против социальных рамок и программ активной индивидуальной, жизни, нигилизм по отношению к мерам, организующим общество, – верные показатели того, что мораль не получает естественных для нее социальных условий существования. Моральные санкции гарантируются в основном мерами духовного, общественного воздействия, например, через формирование чувства долга, обращение к совести человека, чувству стыда за свои действия и т.д.

Самое важное различие между моралью и правом касается способа, каким они обеспечивают выполнение своих норм, как они регулируют поведение людей.

Правовые нормы строго определены законом. Моральная регламентация опирается не на закон, указ, постановление и т.д. а на силу общественного мнения, власть общественных обычаев или на личную убежденность индивида. Моральные санкции осуществляются мерами духовного воздействия, причем не отдельными людьми, наделенными какими-либо особыми полномочиями, а всем коллективом, социальной группой, обществом в целом.

Таким образом, и право, и мораль обладают способностью вникать в самые различные области общественной жизни. Ни право, ни мораль не ограничиваются предметно обособленной сферой социальных отношений. Они связаны с поведением людей в широких областях их социального взаимодействия. Учитывая это, а также, принимая во внимание «универсальность» морали, ее «вездесущий», «всепроникающий» характер, можно сделать вывод о том, что нельзя разграничивать право и мораль по предметным сферам их действия. Отсюда общность, тесное взаимодействие права и морали. Тесная связь права и морали, определяющаяся едиными связями общественных отношений, не означает, что во всех исторических условиях они «работают» одновременно, взаимно дополняя и подкрепляя друг друга. Реальная картина действия права и морали может быть выявлена лишь в результате конкретно-исторического анализа. Нормы морали устанавливают, как правило, общие принципы поведения, они обладают, кроме того, меньшей конкретностью, а вот правовые предписания носят более конкретный, формализованный, однозначный характер. Так, с точки зрения нравственности хищение осуждается в целом, право же различает виды хищения и устанавливает ответственность в зависимости от способа совершения (разбой, грабеж, кража) и его размера.

единство, различие, взаимодействие и противоречия

Определение 1

Моралью называют сочетание норм и принципов, которые осуществляют регулирование людского поведения с позиций добра и зла, справедливого и несправедливого и проч.

Определение 2

Правом называют систему общеобязательных, формально определенных норм юридического характера, которые выражают общественную, классовую волю (то есть определенные интересы социума, классов и проч.), которые устанавливаются и обеспечиваются государством, и направлены на регулировку общественных отношений.

Моральные нормы

Мораль и нравственность допустимо рассматривать в виде синонимов. Этика представляет собой науку о морали (то есть нравственности).

Замечание 1

Моральные нормы, по сути, – это специфический тип социальных норм, которые распространяют собственное влияние на всех и каждого, и при этом воплощают в себе высшие нравственные ценности, такие как честь, добро, достоинство, долг, порядочность и т.п. Можно сказать, то общечеловеческое содержание морали в обобщенном виде выражается в так называемых «золотых правилах нравственности»: «По отношению к другим людям поступай так, как ты бы хотел, чтобы относились к тебе», «Не причиняй вреда другому человеку» и проч.

Определение 3

Моральными нормами называют выработанные социумом требования к индивиду как к участнику этого сообщества, действенность каковых напрямую зависит от степени их усвоения людьми, от формирования их внутренних представлений, убеждений касательно своего и чужого поведения во время общения с прочими индивидами. Оценка своего поведения, внутренний самоконтроль (можно сказать, совесть) – это основная составляющая норм морали.

Единство права и морали

Единство и взаимосвязь права и морали обуславливается тем, что они:

  1. В системе социальных норм выступают универсальными и оказывающими действие на все общество в целом.
  2. Имеют один объект регулирования, то есть общественные отношения.
  3. Обладают общей целью, то есть регулированием людским поведением, формированием гражданского общества, правового государства.
  4. Определяют строгие границы свободы личности.
  5. Считаются достижением культур и цивилизации.
  6. Основываются на одних и тех же духовных и социально-экономических отношениях.
  7. В конечном итоге исходят от общества.

Различия права и морали

Различиями между правом и моралью можно назвать:

  1. Происхождение (мораль появляется вместе с обществом, а право – вместе с государством).
  2. Форма выражения (мораль содержится в сознании общества, а право – в особых нормативных актах, которые имеют письменную форму).
  3. Сфера действия (мораль способна регулировать почти все общественные отношения, а право – только самые важные и те, которые может упорядочить; то есть без возможности упорядочить такие отношения, как мода, вкус, любовь, товарищество, дружба и проч.)
  4. Время введения в действие (моральные нормы вводятся в действие по мере их осознания, нормы права – в точно установленный срок).
  5. Способ обеспечения (моральные нормы обеспечиваются мерами социального воздействия, а правовые – мерами воздействия государства).
  6. Критерии оценки (моральные нормы регулируют общественные отношения с позиций добра и зла, несправедливого и справедливого, а правовые – с точки зрения законного и не являющегося законным, правомерного и не являющегося таковым).
  7. Характер однородности (в рамках одной страны допустимо существование исключительно одной нормы права, но целого ряда норм морали – мораль общества в целом, а также социальных групп, классов, профессиональных слоев и проч. ).
Замечание 2

Мораль и право взаимодействуют друг с другом во время упорядочивания социальных отношений. Их требования совпадают во многих моментах: обычно то, что осуждается и поощряется правом, также осуждается и поощряется моралью, и наоборот). Большая часть правовых норм происходят из нравственных – то есть «не укради», «не убий» и проч.

Во время упорядочивания общественных отношений мораль и право друг друга поддерживают. Совсем не случайно Гераклит однажды заявил, что «законы обязаны своей силой нравам», так как требования морали, осуществляя воздействие на людское сознание, формируют положительный фон для реализации предписаний юридического характера.

Пример 1

Также право закрепляет и при этом защищает ценности морали. Оно способно, к примеру, обеспечивать компенсацию морального вреда. К примеру, в соответствии со статьей сто пятьдесят один ГК России, «если гражданину причинен моральный вред (физические либо же нравственные страдания) действиями, которые нарушают его собственные личные неимущественные права или же посягающими на принадлежащие гражданину прочие нематериальные блага, а также в иных ситуациях, которые предусмотрены законодательно, то суд имеет право возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации такового вреда».

Во время определения размеров компенсации морального вреда суд берет в расчет степень вины нарушителя, а также прочие заслуживающие внимания обстоятельства. Суд обязан также брать в расчет степень физических, а также нравственных страданий, которые связаны с индивидуальными особенностями индивида, которому и был причинен вред.

Замечание 3

При этом допустимы и противоречия между правом и моралью, когда одинаковая ситуация может регулироваться различно со стороны одного и другого.

Когда право расходится с нравственностью в оценке каких-либо явлений, то это обычно не упрочивает его позиций в социуме, не увеличивает влияние на сознание граждан, а в точности наоборот.

Пример 2

К примеру, во время решения такой абсолютно нравственной проблемы, как свидетельский иммунитет в судопроизводстве, как оказалось на практике, допускаются отнюдь не любые правовые средства. Тут право не должно было идти, так сказать, «дальше морали» и выдвигать какие-то специфические требования. При свидетельстве близких родственников, к примеру, приходили в конфликт одна с другой такие обязанности (ограничения), как правовая, которая требует говорить только правду (в УК устанавливалась уголовная ответственность за дачу ложных показаний, а также за уклонение от дачи показаний), и нравственная, которая требует не наносить вреда близкому человеку. Такая коллизия приводит или к нравственным потрясениям (раскол в семье, разрыв отношений между родственниками и проч.), или же к преступлениям (лжесвидетельство, уклонение от дачи показаний и проч.). Получается, что индивид, социум и государство в итоге совсем не заинтересованы в подобных альтернативах.

Из-за этого в статье пятьдесят один Конституции страны оговорено, что «никто не обязан свидетельствовать против самого себя, собственного супруга и близких родственников, круг которых определен ФЗ». Это положение выводит правовые предписания из состояния противоречия с моральными, а также укрепляет нравственные базисы права.

Замечание 4

Могут быть объективные (имеющиеся различия между моралью и правом) и субъективные (право меняется быстрее, нежели мораль, и нередко с ней не согласуется из-за некоторых идеологических и конъюнктурных моментов) причины противоречий.

Решение задач от 1 дня / от 150 р. Курсовая работа от 5 дней / от 1800 р. Реферат от 1 дня / от 700 р.

Автор: Екатерина Свеклова-Богданова

Преподаватель гражданского права

Навигация по статьям

Предыдущая статья

Связь гражданского процессуального права с иными отраслями права

Следующая статья

Правила лицензирования видов предпринимательской деятельности

  • Взаимосвязь и соотношение права и государства
  • Виды власти. Особенности государственной власти
  • Виды законов
  • Виды правотворческой деятельности в РФ
  • Виды юридических норм
  • Все темы по праву
  • Курсовые работы
  • Рефераты
  • Контрольные работы
  • Отчет по практике
  • Эссе

Узнать подробнее

  • Тема Финансовая грамотность в моей жизни

    Заказать такую же работу

  • основы психоанализа введение в теорию психоза Лакана

    Заказать такую же работу

  • Сложноподчиненные предложения с семантикой уступки на примере любимого автора

    • Вид работы:

      Курсовая работа

    • Выполнена:

      17 сентября 2021 г.

    • Стоимость:

      2 200 руб

    Заказать такую же работу

  • Вопросы для защиты курсовой

    Заказать такую же работу

  • Средства физ воспитанияхарактеристикаГиревой спортТерминологиятехника выполнения упражненийсамоконтрольУличный фитнес

    • Вид работы:

      Контрольная работа

    • Выполнена:

      18 декабря 2020 г.

    • Стоимость:

      1 000 руб

    Заказать такую же работу

  • Контрольная заданий

    • Вид работы:

      Контрольная работа

    • Выполнена:

      15 декабря 2020 г.

    • Стоимость:

      1 000 руб

    Заказать такую же работу

  • Смотреть все работы по естествознанию

    Папа римский назвал «морально допустимой» отправку оружия Украине — РБК

    www.adv.rbc.ru

    www.adv.rbc.ru

    www.adv.rbc.ru

    Скрыть баннеры

    Ваше местоположение ?

    ДаВыбрать другое

    Рубрики

    Курс евро на 22 сентября
    EUR ЦБ: 60,21 (+0,16) Инвестиции, 16:10

    Курс доллара на 22 сентября
    USD ЦБ: 60,87 (+0,85) Инвестиции, 16:10

    Глава Запорожской ВГА попросил Путина поддержать результаты референдума Политика, 20:04

    Коротко и дорого: как заработать на «красивых» автомобильных номерах Партнерский проект, 19:55

    В Херсоне раздалось несколько взрывов Политика, 19:48

    www. adv.rbc.ru

    www.adv.rbc.ru

    Реакция рынка акций на частичную мобилизацию: что делать инвестору Pro, 19:46

    Рогов сообщил о повреждении системы охлаждения ЗАЭС из-за обстрелов Политика, 19:43

    Чем известна назначенная на пост посла в России Линн Трейси Политика, 19:43

    Работать с 13 лет: все «за» и «против» Партнерский проект, 19:32

    Wells Fargo предсказал «бойню» в акциях из-за резкого подъема ставок ФРС Инвестиции, 19:23

    РБК Comfort

    Получайте рассылку с новостями, которые влияют на качество вашей жизни.

    Подписаться за 99 ₽ в месяц

    РУСАДА не подтвердило информацию про «доказательства» вины Валиевой Спорт, 19:19

    Байден заверил, что санкции не мешают экспорту продовольствия из России Политика, 19:16

    Какие приграничные пункты попали под обстрел со стороны Украины. Карта Политика, 19:09

    Проигрывал больше, чем выигрывал: как помочь больным лудоманией Партнерский проект, 19:09

    Путин назвал смертельной опасностью ослабление суверенитета России Политика, 19:03

    Sitronics Group показала спутники и навигационные решения для рыболовства Пресс-релиз, 19:00

    www. adv.rbc.ru

    www.adv.rbc.ru

    www.adv.rbc.ru

    «Выгодное начало» от

    Ваш доход

    0 ₽

    Ставка

    0%

    Подробнее

    БАНК ВТБ (ПАО). Реклама. 0+

    Понтифик заявил, что поставки оружия на Украину могут быть «морально допустимы», когда речь идет о защите страны, однако аморальны — когда «есть намерение спровоцировать еще большую войну»

    Фото: Alessandro Di Meo / EPA / ТАСС

    Отправка вооружений на Украину может быть «морально допустима», когда речь идет о защите собственной страны. Об этом заявил папа римский Франциск на пресс-конференции после визита в Казахстан, передает Reuters.

    «Это политическое решение, которое может быть принято с моральной точки зрения, на условии моральности, этих условий много и о них можно говорить. Но [оно] аморальное, если есть намерение спровоцировать еще большую войну, продавать оружие или избавляться от оружия, которое больше не нужно. Причины в таких случаях определяют моральность такого акта. Защищаться законно. Есть выражение «любовь к родине»: если не защищаешь что-то, значит ты это не любишь, а если защищаешь, значит любишь», — сказал понтифик.

    По его мнению, государствам нужно больше размышлять над причинами конфликтов, которые случаются все чаще. «Все говорят о мире, на протяжении 70 лет в ООН говорят о мире, но в этот момент сколько идет войн?» — отметил Франциск, приведя в пример события на Украине, конфликт между Азербайджаном и Арменией, между Эритреей и Эфиопией, а также в Сирии и Мьянме.

    www. adv.rbc.ru

    Он добавил, что «производство оружия — это согласие на убийство», а «если не производить в течение года оружие, то можно решить проблему голода».

    www.adv.rbc.ru

    США и европейские государства активизировали поставки вооружений Украине после начала российской военной операции. Это, в числе прочего, РСЗО HIMARS, противотанковые комплексы Javelin и NLAW, противовоздушные комплексы Stinger.

    К концу июня РБК на основе данных проекта Ukraine Support Tracker Кильского института мировой экономики подсчитал, что США и ЕС стали крупнейшими донорами военной и гуманитарной помощи Украине. Так, с конца февраля сумма военной помощи от американских властей достигла $25,5 млрд, гуманитарной — $9,4 млрд, финансовой — $9,5 млрд. Институты ЕС передали Киеву $2,1 млрд военной помощи, $1,3 млрд гуманитарной и $11,6 млрд — финансовой.

    Россия неоднократно критиковала поставки западного оружия на Украину. Президент России Владимир Путин говорил, что поставками вооружений Запад лишь способствует затягиванию конфликта на Украине, но Москва все равно добьется целей спецоперации. В МИДе заявляли, что передача Киеву дальнобойного оружия приведет к географическому расширению спецоперации и ответным действиям России.

    «Выгодное начало» от

    Ваш доход

    0 ₽

    Ставка

    0%

    Подробнее

    БАНК ВТБ (ПАО). Реклама. 0+

    В чем разница между законом и моралью

    Основное различие между законом и моралью заключается в том, что закон относится к набору правил и положений, применяемых государством для регулирования поведения человека в обществе, тогда как мораль относится к этическому кодексу поведения человека . Таким образом, основы нравственности являются основой права, а нравственность обеспечивается жизнью по закону.

    Закон и мораль неразрывно связаны, и с древних времен они использовались как взаимозаменяемые. Однако мы можем найти различия между правом и моралью в связи с несколькими основными факторами.

    Ключевые области, охватываемые

    1. Что является законом
    – Определение, характеристики
    2. Что такое мораль
    – Определение, характеристики
    3. Какова взаимосвязь между законом и моральностью
    .      – Обзор общих черт
    4. В чем разница между правом и моралью
         – Сравнение основных различий

    Ключевые термины

    Этика, мораль, мораль, право, социология

    Что такое право регулирования человеческого поведения для общего блага. Соответственно, его можно разработать как честные и справедливые правила поведения для сообщества.

    Более того, соблюдение свода правил осуществляется через контролирующий орган.

    Следовательно, закон относится к правилам и положениям в обществе для поддержания порядка и приличия в конкретном социальном сообществе. Следовательно, законы должны соблюдаться и уважаться всеми, кто живет в этом обществе или стране. Соответственно, к тем, кто нарушает эти законы, применяются наказания.

    Существует несколько правил и законов, касающихся различных аспектов в стране или обществе. Это могут быть законы о браке, законы об инфраструктуре и транспорте, законы об образе жизни, законы о финансах и экономике и т. д. Они создаются государством и его институтами. Однако эти законы применяются в соответствии с их принятием большинством людей. Следовательно, они могут варьироваться от общества к обществу и от страны к стране.

    Законы могут принимать форму конституций штатов, договоров, актов, местных законов, статутов, указов и т. д. В целом они регулируют то, что человек должен и не должен делать. Следовательно, право, проводимое правящей властью по желанию большинства людей данного общества, регулирует надлежащее поддержание порядка в этом обществе. Кроме того, некоторые потребности в законотворчестве;

    • Власть государства
    • Уполномоченные органы, имеющие право формулировать законы
    • Эти учреждения получили соответствующие полномочия от государства
    • Существуют санкции/наказания за нарушение закона
    • Санкции налагаются теми, кто уполномочен на это государством.

    Таким образом, законы предписывают своим гражданам, что следует соблюдать, а что не следует соблюдать (что правильно и справедливо), а также санкции или штрафы за нарушение этих законов. Что еще более важно, право играет центральную роль в политической, социальной и экономической жизни страны.

    Что такое нравственность

    Мораль относится к социальным принципам, которые определяют, что является нравственно правильным, а что нравственно неправильным. Короче говоря, это этический кодекс поведения человека. Основным аспектом, который определяет это правильное или неправильное качество действия с моральной точки зрения, является намерение человека, совершающего это конкретное действие. Следовательно, мораль связана как с внешними действиями, так и с внутренними мотивами этого действия или события.

    Таким образом, социальные понятия, такие как этика, религиозные учения и т.д., напрямую влияют на формирование нормы морали в определенном сообществе или стране. Следовательно, именно эти социальные понятия формулируют мораль, в отличие от права, которое формулирует государство.

    Однако мораль также сильно влияет на появление законов. Например, преступления и другие действия, определенные законом как незаконные, определяются как аморальные с точки зрения морали. Поэтому мораль выступает как основа возникновения законов.

    Кроме того, закон применяет наказание к тем, кто нарушает законы и создает несоответствие жизни других людей, в то время как нет таких принудительных наказаний для тех, кто ведет аморальный образ жизни или совершает аморальные поступки. Однако мораль подчеркивает тот факт, что за каждым аморальным поступком следуют негативные последствия, от которых когда-нибудь придется пострадать совершившему его.

    Таким образом, в отличие от закона, нормы и правила морали не являются предписаниями или действиями. Наоборот, это убеждения и практики.

    Связь между законом и моралью

    • Мораль влияет на закон, предоставляя этические причины того, почему аморальные действия считаются незаконными по закону. Следовательно, мораль выступает в качестве фундаментальной основы для идеального свода законов в стране.
    • Кроме того, мораль направлена ​​на повышение моральных стандартов людей, в то время как основной целью закона является то же самое.

    Разница между законом и моралью

    Определение

    Закон – это система правил, которые определенная страна или сообщество признают регулирующими действия своих членов и которые оно может применять путем наложения наказаний. С другой стороны, мораль — это набор этических принципов, определяющих, что является морально правильным, а что морально неправильным. Таким образом, в этом состоит главное отличие права от морали.

    Правоприменение

    Правоприменение осуществляется правящими органами страны; государство или сообщество, пока нет такого значимого органа для обеспечения соблюдения моральных кодексов; однако за ними следуют те, которым учат религиозные учения и социальная этика. Отсюда и различие между правом и моралью.

    Конституция

    Более того, еще одно различие между правом и моралью заключается в том, что законы создают конституцию страны, тогда как в морали нет прямой связи с конституцией.

    Возникновение

    Кроме того, мораль возникла раньше идеального свода законов. Поэтому мораль повлияла на появление законов в обществе или стране.

    Санкции и наказания

    Санкции и наказания также являются основным различием между законом и моралью. Существуют прямые наказания для тех, кто нарушает закон, но нет таких принудительных прямых наказаний для тех, кто совершает аморальные поступки.

    Эффект

    Закон прямой и суровый с наказаниями, тогда как морали можно следовать или нет по выбору человека. Однако именно это качество права обеспечивает нравственность людей. Итак, это еще одно различие между законом и моралью.

    Заключение

    Закон и мораль связаны, поскольку они оба преследуют одну и ту же цель – поднять моральные стандарты и, в конечном итоге, жизнь людей. Основное различие между правом и моралью заключается в том, что право относится к набору правил и положений, применяемых государством для регулирования поведения человека в обществе, тогда как мораль относится к этическому кодексу поведения человека. Более того, наказания применяются законом за их нарушение, тогда как в морали нет такого исполнения наказаний за совершение аморальных поступков.

    Ссылка:

    1. Атомизм Демокрита, 10 сентября 2001 г., доступно здесь.
    2. Britannica, The Editors of Encyclopaedia. “Закон.” Encyclopædia Britannica, Encyclopædia Britannica, Inc. , 8 февраля 2018 г., доступно здесь.
    3. «Мораль». AllAboutPhilosophy.org, доступно здесь.

    Изображение предоставлено:

    1. «802301» (CC0) через Pixabay
    2. «Моряк раздет до пояса, привязан к лестнице и находится в Wellcome V0041675» Приветственные изображения (CC BY 4.0) через Commons Wikimedia
    3. «Изображение со страницы 42 книги «Учение о морали: или Взгляд на человеческую жизнь в соответствии со стоической философией». Книжные изображения из Интернет-архива (без известных ограничений авторского права) через Flickr
    4. «Моральный компас» Пола. Дауни (CC BY 2.0) через Flickr

    «Ну, это не незаконно!» | Новости Университета Центральной Флориды

    Как часто вы слышали, как кто-то говорит: «Ну, это не незаконно!»

    Утверждение часто используется для оправдания действия, которое сомнительно с моральной точки зрения, но формально не запрещено каким-либо законом или правилом. Мы часто слышим это в наше время, особенно в связи с политиками, их деловыми отношениями, финансированием избирательных кампаний, избирательными процессами и так далее.

    Но это не только лучшая защита в Вашингтоне, округ Колумбия. Мы также слышим это на нашем рабочем месте, по соседству и в социальных группах, когда кто-то хочет избавиться от дискомфорта, связанного с плохим выбором.

    Правила и законы существуют для защиты и продвижения функций сообществ. Тем не менее, здесь кроется одна из многих вечных проблем типа «курица или яйцо»: что было раньше, соблюдение норм или этика? Мы можем склоняться к мысли, что законы происходят из моральных убеждений о том, что правильно и что неправильно. Но есть много интересных примеров, которые бросают вызов представлению о том, что законы исходят из морали.

    Например, некоторые вещи аморальны, но совершенно законны. Вы, вероятно, можете привести множество собственных убедительных примеров, но мы предложим лишь некоторые из них. Во-первых, если вы не даете чаевые в ресторане, это не является нарушением закона; но это похоже на преступление, особенно когда сервис хороший. Другой пример: богатые люди и корпорации часто подвергаются резкой критике за использование лазеек, оффшорных счетов и других схем ухода от налогов. Тем не менее, предприятия в большей степени полагаются на ресурсы, финансируемые государством, чем на отдельных лиц, для создания богатства, включая дороги для доставки товаров и услуг, энергетическую и коммуникационную инфраструктуру, правоохранительные органы, национальную оборону и бюрократию, которая поддерживает государственную, национальную и международную торговлю.

    Итак, попытка уклониться от уплаты налогов не может быть моральной, но есть много законных способов уйти от наказания – так что это законно, но аморально. Наша собственная история предлагает лучший и самый печальный пример. До Гражданской войны рабство в США было законным, но уж точно не моральным.

    В 1970-х годах ограничение скорости на федеральных автомагистралях было снижено до 55 миль в час не для спасения жизней, а для уменьшения потребления нефти в стране. Итак, превышение скорости тогда было незаконным, но можем ли мы считать его аморальным сейчас?

    И есть много обратных примеров, когда действие может быть незаконным , но не обязательно аморальным . Например, в 1970-х годах ограничение скорости на федеральных автомагистралях было снижено до 55 миль в час не для спасения жизней, а для уменьшения потребления нефти в стране. Итак, превышение скорости тогда было незаконным, но можем ли мы считать его аморальным сейчас?

    Некоторые примеры зависят от культурного оформления. Возьмем, к примеру, Сингапур, где продажа жевательной резинки запрещена не потому, что это аморально, а для поддержания общественной чистоты. И до недавнего времени в Саудовской Аравии женщинам было запрещено водить машину, отчасти потому, что это считалось аморальным с религиозной точки зрения. Это резко контрастирует с западными нравами, где вождение является обычным делом, а в США это обряд посвящения для всех 16-летних, включая женщин.

    Так какая связь между законностью и моралью, между соблюдением норм и этикой? И каковы последствия того, что кто-то пропускает, когда он делает что-то законное, но заставляет нас вздрогнуть с моральной точки зрения?

    Мы, безусловно, ожидаем, что люди будут действовать нравственно и этично, даже если нет закона или правоприменения, которые могут привести к последствиям. Мы особенно надеемся, что политики превысят правовые стандарты и сделают этический выбор, потому что они являются избранными лидерами, которые призваны продвигать наилучшие интересы всех граждан.

    По сути, мы все должны поступать правильно, а не просто следовать правилам, и мы даже учимся этому в детстве. Подумай об этом. Маленькие дети часто заявляют: «Но ты же не говорил, что я не могу!» Мы говорим нашим детям, что это не делает их действия правильными. Так почему же мы должны ожидать чего-то меньшего от взрослых, особенно от избранных лидеров?

    Но более тревожным, чем уклонение политиков от правил, является легкость, с которой их сторонники часто заявляют: «Ну, это не незаконно». Давайте вернемся на школьный двор за некоторыми полезными напоминаниями о наших социальных стандартах. Мы встревожены издевательствами, и мы не только говорим детям не издеваться, но и упрекаем детей, которые закрывают глаза на издевательства. Мы говорим нашим детям высказываться, защищать слабых и т. д. Точно так же многие национальные организации, университеты и даже федеральное правительство пропагандируют разоблачение.

    Мы хотим поймать плохих парней и восстановить справедливость. Но как это может произойти, если мы не высказываемся и не осуждаем аморальное поведение, даже если оно законно? Возможно, наша готовность отпускать людей, когда они совершают плохие поступки, даже если они законны, подрывает вероятность того, что люди будут следовать правилам, не говоря уже о духе правил.

    Стивен М. Кюблер — адъюнкт-профессор химии и оптики химического факультета Университета Центральной Флориды и Колледжа оптики и фотоники. До него можно добраться в [электронная почта защищена] .

    Джонатан Бивер — доцент кафедры этики и цифровой культуры Университета Центральной Флориды на факультете философии и докторской программе «Тексты и технологии». С ним можно связаться по телефону [email protected] .

    Введение в этические концепции, часть 2

    Введение в этические концепции, часть 2 Вернуться на главную страницу 2.95J
    Вернуться к Показаниям

    Содержание/Введение
    Часть 1. Ценности и оценочные суждения
    Часть 2. Этические требования к действиям
    Часть 3. Моральные качества и ответственность
    Часть 4. Неприкосновенность частной жизни, конфиденциальность, интеллектуальная собственность и закон
    Тонкости
    Примечания

    Часть 2 , Этические требования к действию

    1. Неимущественные права
    2. Моральные обязательства, моральные правила и мораль стоя
    1. Неимущественные права
    Наряду с понятиями пользы и вреда одним из наиболее употребительных понятий в обсуждения этики – это то, что моральное право . Право – это обоснованное требование, право или утверждение того, что правообладатель должен. Чтобы человек имел моральное право иметь, получать или делать что-либо, должна быть моральная основа или обоснование претензии. Эти основания или обоснования различны для различные категории прав. Мы увидим, что «права человека» — это название даны те права, которые есть у всех людей, потому что они люди. Имеющиеся права лишь некоторыми называются «особыми правами». Например, если у меня есть обещал, что я поеду на нашем автопарке в феврале, тогда вы имеете моральное право быть за рулем у меня в феврале. Быть за рулем в феврале – это специальный право у вас есть. Специальные права могут быть приобретены посредством соглашений или контрактов, или через (выбранные или невыбранные) отношения — например, «родительские прав.» В этом разделе мы рассмотрим четыре основных контраста в классификация прав: отчуждаемые и неотчуждаемые права; права человека против особых права; отрицательные права или свободы против положительных прав; и абсолютные права vs. права prima facie.

    Моральные права, наряду с моральными обязательствами и моральной ответственностью, ограничивают то, как далеко может зайти человек в стремлении улучшить результат. Например, предположим, что вы нашли себя в какой-то чрезвычайной ситуации, когда вы можете действовать, чтобы спасти жизнь одного человека или спасти жизни четырех (других) людей. (при прочих равных условиях) вы должны сохранить четыре человека, а не один. Однако большая ценность четырех жизней по сравнению с с одним не позволил бы нарушать чужое право на жизнь ради спасения четырех другие. Таким образом, морально недопустимо убивать одного человека, чтобы извлеките органы этого человека и пересадите их четырем людям, каждому из которых нужен один органов, чтобы выжить. Напротив, хотя и человеческая жизнь, и великое искусство ценность, искусство не имеет неимущественных прав. Поэтому было бы оправданным уничтожить одну великую картину, чтобы спасти четыре других — например, используя первую, чтобы обернуть остальные четыре.

    Люди говорят о законных правах , а также о моральных правах. Хотя усилие есть часто делается для того, чтобы придать силу закона некоторому неимущественному праву, сделав его юридическим Право, неимущественные права следует отличать от юридических прав. Здесь нет противоречие в утверждении, что человек имеет законное право делать что-либо, но не моральное право поступать так или утверждать, что некоторые законы несправедливы. Законы, которые лечили порабощенные люди как собственность нарушали моральные права тех, кто был рабами. аргумент, приводимый в оправдание рабства в Соединенных Штатах, заключался в том, что Конституция гарантированные права только гражданам. Закон не признавал рабов гражданами. и поэтому не давал им гражданские права , то есть законные права граждане. Кроме того, закон рассматривал рабов как собственность других. Четырнадцатая поправка к Конституции США предусматривала, что бывшие рабы граждане и все граждане обладают правом на жизнь, свободу и собственность (хотя только мужчины имели право голоса) и что натурализованные граждане имеют те же права, что и коренные американцы. В том же 1868 году был подписан Берлингеймский договор. Это отрицал возможность натурализованного гражданства для американцев китайского происхождения, хотя это разрешила свободную иммиграцию между Китаем и США. В 1882 году Конгресс принял Закон об исключении китайцев, первый федеральный закон, запрещающий иммиграцию в США конкретной этнической группы, и он не был отменен до 1943. Конституционный поправка, предоставляющая право голоса женщинам, была принята в 1920 году. Законы о гражданских правах 1964-1965 годов были приняты законы против всех форм дискриминации по признаку расы, пола, религия и национальное происхождение.

    Термин «права человека» ввела в обиход Элеонора Рузвельт. Широкое применение. Ранее эти права назывались «правами человека». (или иногда « естественных прав »). Она выбрала «человека» в качестве более инклюзивный модификатор. В настоящее время существует международное и межкультурное соглашение что все люди имеют какие-то права просто потому, что они люди. Заметьте, что не «потому что они люди». Быть человеком не нужно и не достаточно чтобы уловить смысл того, какие характеристики делают человека «человеческим человека». Культура человеческой ткани была бы и живой, и человеческой, но не человек, и никто не будет утверждать, что он имеет права человека. Это тема, которую мы вернемся далее в этом введении, когда мы будем рассматривать моральное положение различных типов существа.

    Представление о том, что права человека существуют, получило широкое признание в XVIII в. Просветление. Это сильно повлияло на Декларацию независимости США, разработка Конституции и Билля о правах. Термин «право» (и соответствующие термины в других языках) датируется только семнадцатым веком. Инженеры и ученые сталкиваются с проблемами прав человека непосредственно, когда сталкиваются с требование получения информированного согласия любого лица, которое должно быть экспериментальным предмет в своих исследованиях. Люди используются в некоторых биомедицинских исследованиях и в тестировании продукта. Например, при тестировании биомедицинского устройства каждый испытуемый информирован не только о рисках и своем праве отказаться от участия, но и о его право выйти из исследования в более поздний момент.

    Тщательность, с которой испытуемые в биомедицинских экспериментах информируются об их прав из-за строгих требований к экспериментальному использованию людей в учреждения, получающие государственную поддержку экспериментов с участием человека предметы. В главе 8 мы обсудим случай, ярко иллюстрирующий отсутствие таких ограничений при проведении испытаний продукции в промышленности. рассмотрение прав человека необходимо при любом обсуждении профессиональной этики, потому что международное признание прав человека служит важным примером стандарта этического поведения, который выходит за рамки культурных различий и имеет всемирное соглашение. Права человека имплицитно учитываются при формулировании ответов к широкому кругу проблем. К числу этих проблем относятся этические проблемы, которые возникают у инженеров в технологически развитых демократиях, которые находятся в центре внимания эта книга. Понятия моральное правило и добродетель , которые будут обсуждаться в следующих разделах, явно использовались в более широком диапазон культур, чем имеет понятие права. Практически все этические и основные религиозная традиция использует некоторый аналог понятий добродетели и морального правила. Традиции различаются по содержанию нравственных правил, конечно, и по характеристике отдельных добродетелей и относительной важности одной моральной добродетели по сравнению с с другими.

    Обсуждение прав имеет особое значение в сравнительно индивидуалистических обществ, таких как США.

    Соединенные Штаты в конце двадцатого века иногда описывают как “культура прав” в отличие от Японии, которую иногда описывают как «культура обязанностей». Однако когда люди и группы, представляющие Спектр политических и религиозных взглядов стремится сформулировать основные моральные требования, применимые в различных культурных контекстах, например, в Организации Объединенных Наций, они часто формулируют эти моральные требования в терминах прав человека. Поэтому понятия прав и прав человека широко используются сегодня, несмотря на понятие прав возникло только в семнадцатом веке в относительно индивидуалистической общества.

    В плюралистическом обществе со множеством различных субкультур люди могут больше соглашаться друг с другом. легко на том, что каждый человек должен, а не на том, что каждый человек должен другим. За Например, предположим, что в одной культуре определенные задачи по воспитанию детей являются обязанностями отца, а в других подобных задачах обязанности матери или материнского дядя. Представители разных культур могут расходиться во мнениях относительно моральных обязанностей отцов. матерей и дядей по материнской линии, но все же быть в состоянии согласиться с тем, что ребенок должен получать такой уход.

    Философ Аннет Байер отмечает, что люди предъявляют претензии и дают моральные основания. оправдания для них в каждой человеческой группе с любой социальной организацией. Следовательно в каждом обществе есть требования, имеющие моральное оправдание. Поскольку права обоснованные притязания, то эквивалент понятия права есть в каждом общества, даже в тех, у которых нет готового срока для обоснованных требований. Культуры которые видят основные моральные соображения с точки зрения обязанностей, добродетелей, обязательства и обязанности эквивалентны неимущественным правам, потому что моральное требования, которые они признают, обеспечивают моральное оправдание определенных утверждений о лица. Декларация независимости явно основывается на предположении, что права человека существуют: все люди созданы равными, ибо все наделены определенными “неотъемлемые права. ” В самом сильном смысле, чтобы сказать, что право неотъемлемая означает, что она не может быть отнята другими, продана лица или утрачены в результате действий лица. В более слабом смысле это означает, что право нельзя отнять или обменять, но оно может быть утрачено через действия человека. В США осужденный преступник лишается право голоса, например, хотя для других считается неправильным лишать лицо, имеющее право голоса, и любой отказ от права голоса рассматривается как морально недействительным. В самом слабом смысле сказать, что право неотчуждаемо, означает только что другие не имеют права отменять или отменять это право. Томас Джеферсон и создатели Декларации независимости считали такие уголовные наказания как тюремное заключение и казни, даже если они влекут за собой конфискацию свобода или жизнь.

    Сегодня многие толкуют права, упомянутые в Декларации независимости как неотъемлемые в том смысле, что их нельзя обменять. Сегодня неотъемлемая право на свободу, по общему мнению, означает, что человек не может совершать нравственные действующее соглашение о продаже себя в рабство. Ввиду широко распространенного практика семнадцатого века заключать соглашения, чтобы быть слуга», не так уж ясно, что думали создатели Декларации неотъемлемые права не могут быть проданы, по крайней мере временно. В этой книге термин «неотъемлемое» будет использоваться для описания права, которое другие не могут прочь, и что нельзя торговать, но это можно аннулировать.

    Права, которые могут быть изъяты, называются отчуждаемыми . Вы можете отказаться от своего владение автомобилем, например, путем его продажи. Эта возможность иллюстрирует, что право собственности, в отличие от права на свободу, отчуждаемо. Кроме того, общий право собственности, которое запрещает изъятие собственности без компенсации, может быть утрачено, если имущество получено в результате незаконной деятельности.

    Нет необходимости в осуществлении прав, даже если они неотчуждаемы. Можно не тренироваться право по многим причинам, в том числе просто не удосужились этим заняться. Например, если вы получаете специальное законное право на вождение, получив водительские права, вы можете решите, что вы не хотите водить машину, и в этом случае вы не будете тренироваться это так. если один действует по добровольному отказу от иска, говорят, отказаться от права. Вы можете иметь преимущественное право проезда, но уступите кому-то другому (откажитесь от права действовать первым). Вопрос об отказе от права обычно возникает, когда осуществление этого права вступает в противоречие с чем-то еще – в этом примере чье-то желание или необходимость действовать первым.

    С этической точки зрения профессионалам важно различать клиентов, пациентов и студентов, желающих отказаться от или отказаться от упражнений какое-то право — возможно, право на какую-то дополнительную информацию — от тех, кто не понимают, что они имеют право на вопрос, или кто не знает, как поступить осуществление права.

    Чтобы отказаться от права, человек должен знать о праве и отказаться от его реализации. В некоторых случаях другие, обычно практикующие профессионалы, несут этическое обязательство информировать людей об их правах. Ситуации, незнакомые большинству людей или они не входят добровольно, например, будучи больными, находящимися под арестом или находящимися в обвинение в каком-либо правонарушении, это те, в которых люди, вероятно, не знают о их права.

    Когда помимо того, что человек имеет право что-то делать, он морально потребовал от сделать это из-за принятой роли или соглашения, как мы говорим. у человека есть этическое обязательство или обязанность , а также право делать рассматриваемая вещь. Этическая обязанность или обязательство – это моральное требование к следовать определенному курсу действий, то есть делать или воздерживаться от выполнения определенных вещи. Например, согласно многим кодексам инженерной этики, инженеры моральное право поднимать вопросы о правонарушениях за пределами своих организаций, но они тоже есть обязательство делать это, когда здоровье и безопасность населения ставка.

    Вспомните, что заставляет некоторых претендовать на моральное право: когда есть моральное обоснование какого-либо требования, то этот человек имеет моральное право. Из этого определения мы видим, что для того, чтобы человек имел какое-то моральное право, достаточно чтобы требование человека было морально оправданным.

    Требование человека (обычно) продолжает быть морально оправданным, даже если это лицо решает отказаться от права в некоторых обстоятельствах. Решение об отказе от права одни обстоятельства не означают, что человек отказывается от него в других. Например, в Студенты в Соединенных Штатах имеют законное право просматривать записи, касающиеся их производительность. Студент может отказаться от права на ознакомление с конкретным рекомендательным письмом, но общее право остается в силе и может осуществляться в отношении других материал. Однако некоторые права, такие как законное право не допускать к себе других земли, конфискуются, если вы не воспользуетесь этим правом в течение определенного периода времени.

    Подумайте, всегда ли необходимо будет осуществлять неотъемлемое право. Что право неотчуждаемо означает, что требование лица всегда оправдано, но не что претензия всегда должна быть нажата. То есть право не должно быть осуществляется лицом, имеющим право, даже если оно неотчуждаемо.

    Иногда права вступают в противоречие друг с другом или с другими видами моральных соображения. Для того чтобы понять, как давать нравственную оценку такому ситуации, мы должны быть в состоянии провести другие различия между правами.

    Термин, который часто путают с «неотъемлемым», — это «абсолютный». Абсолютное право — это право, притязание на которое никогда не может быть перевешено другими моральные соображения. Право не подвергаться пыткам широко рассматривается как пример абсолютного права. Это означает, что никакие обстоятельства этически не оправдывают пытки. человек.

    В отличие от абсолютных прав, права, требования которых могут перевешиваться моральными соображения называются prima facie права — от латинского “сначала лицо». Большинство прав являются правами prima facie. Например, право путешествовать свободно, право владеть недвижимостью, право водить машину, право быть служил следующим (когда кто-то стоял в очереди) все права, которые могут быть справедливо отменены при определенных обстоятельствах. Конечно, обстоятельства, которые могут быть квалифицированы, могут быть обычны для одного вида права prima facie, но редки для других. Сказать, что право является prima facie, а не абсолютным, означает, что могут быть и другие соображения, которые перевешивают право в данном случае. Когда притязание на какое-то право не выполняется, принято говорить, что требование (и право) нарушил . Например, если А отказывается передать ключи от машины Б Б, потому что Б слишком пьян, чтобы управлять автомобилем или находится под воздействием лекарств, которые серьезно мешают его вождению способности, право Б управлять автомобилем было нарушено. Если моральный проступок совершен в нарушение права (т. е. если нет адекватных моральных причин для нарушения правильно), говорят, что нарушено . Если А отказывается передать ключи от машины Б просто потому, что А находится в неприятном настроении, А нарушил право Б на использование его имущество.

    Неотъемлемое право не обязательно должно быть абсолютным правом, потому что сказать, что лицо имеет право, которое является неотъемлемым, означает только то, что всегда есть моральное оправдание по иску этого лица. Это не означает, что не может быть еще большего моральное оправдание отказа от этого требования в той или иной конкретной ситуации. Рассмотреть возможность право на свободное передвижение; мы рассматриваем это как основную свободу и неотъемлемую правильно, но это только prima facie право. Если люди перевозят опасные и высококонтагиозное заболевание, мы считаем, что есть основания для временного отменяя их право на свободное передвижение и помещая их в карантин. Этот пример иллюстрирует тот факт, что в случае некоторых прав справедливость может быть лучшим обслуживается пренебрежением (хотя и не игнорированием) требований людей.

    То же самое иллюстрируется тем фактом, что мы считаем справедливым, чтобы люди в некоторых случаях оштрафованы или заключены в тюрьму, несмотря на их неотъемлемое право на свободу и к имуществу. Ни один суд не мог справедливо лишить их права собственности, однако, или лишить их всякой свободы, сделав их рабами, даже если они были заключены в тюрьму для жизни. Справедливость также требует, чтобы сумма штрафа и размер тюремное заключение или испытательный срок должны быть соразмерны их правонарушению.

    Большинство прав являются prima facie, а не абсолютными. Однако право А. (дееспособное) лицо отказаться от лечения является еще одним примером права, которое обычно считают абсолютным.

    Важно проводить различие между различными категориями прав, чтобы понять, имело ли место моральное правонарушение, когда притязание на какое-то право не выполнено.

    Существует еще одно важное различие между типами прав, которое пересекает другие различия, рассмотренные до сих пор. С одной стороны, одни права требуют от других только то, что они не мешают и не ограничивают правообладателя. Это называется отрицательные права или свободы . С другой стороны, есть положительных права , которые являются претензиями на получение чего-либо. Уважать чужой негатив право требует только, чтобы вы не вмешивались в осуществление лицом права в вопрос, а не то, что вы предоставляете ей особые возможности для практики этого Правильно. Примеры этих негативных прав включают право человека на свободу слова. и к религиозному выражению. В случае позитивных прав недостаточно оставить правообладателя в покое; что-то должно быть сделано для нее. Обычно некоторые товары или услуги должны быть предоставлены.

    Обязательства могут быть отрицательными или положительными в смысле, только что объясненном для права. Если вы оплачиваете будущую доставку автомобиля, у вас есть положительный право на автомобиль, и продавец несет позитивное обязательство передать его ты. Ваше право на жизнь, с другой стороны, является негативным правом, т. иначе должен воздержаться от убийства вас – негативное обязательство. Не накладывает на другие любые позитивные обязательства по спасению вашей жизни. Обязанности обсуждаются большая длина в частях 3 и 4.

    Принято считать, что все люди имеют право на определенные предметы первой необходимости, и таким образом, общество, которое может их обеспечить, обязано это сделать. Такие права называются экономическими правами , в отличие от политических прав , и являются позитивные права человека. Политические права включают физическую свободу или право свободно путешествовать; Свобода объединения; и свобода слова. Эти примеры, которые являются всеми свободами или свободами, предполагают, что политические права являются отрицательными права, т. е. они требуют только, чтобы другие не вмешивались в деятельность правообладателя. виды деятельности. Однако некоторые политические права, такие как право голоса, требуют, чтобы услуги, в данном случае те, которые обеспечивают конфиденциальность и точный подсчет голосовать, быть обеспеченным.

    Позитивные права на охрану здоровья и образование часто считаются основными правами человека. права. Природа и объем права на охрану здоровья в настоящее время широко обсуждаются в Соединенные Штаты. Многие люди также утверждают, что каждый имеет право на базовое образование, и действительно государственное образование в Соединенных Штатах по закону все. Недавнее законодательство подтверждает право людей с инвалидностью на образование в наименее ограничительной среде. Это изменение иллюстрирует, как взгляды на объем таких прав продолжают развиваться.

    Четыре права, которые считались основными правами человека в конце восемнадцатого века — права на жизнь, свободу, «стремление к счастье» и собственность — считались свободой, а не положительным права. Обычно считалось, что другим людям морально запрещено вмешательство в жизнь другого лица, осуществление свободы, преследование счастья или сохранения имущества. Они не были морально обязаны спасать других жизни людей, обеспечивать их свободу, способствовать их счастью или обеспечивать их имущество.

    Подводя итог, рассмотрим, о чем идет речь в противопоставлении:

    1. Отчуждаемые и неотчуждаемые права;
    2. Права человека и особые права;
    3. Отрицательные права или свободы и положительные права;
    4. Абсолютные права и права prima facie.

    Первое отличие касается того, были ли и какими средствами (например, только путем конфискации) право может быть изъято у лица; вторая с тем, принадлежит ли право все люди; третий с тем, является ли требование права получить что-то или просто остаться в одиночестве; и четвертый с тем, может ли он когда-либо быть справедливым (морально приемлемым) для отмены притязаний на это право.

    2. Моральные обязательства, моральные правила и моральное положение
    Понятия морального долга и морального правила имеют некоторые важные характеристики, общие с понятием неимущественного права. Неимущественные права и обязательства и большинство моральных правил определяют, что морально разрешено, что запрещено или обязан действовать без учета последствий действия, за исключением случаев, когда насколько эти последствия являются частью характеристики самих актов; убийство, например, является действием, которое приводит к смерти.

    Обязанности и правила, как и права, могут иметь скорее институциональную или правовую основу. чем этический. Например, во многих колледжах существует правило, согласно которому институциональное обязательство всех учащихся посещать своего консультанта не позднее День регистрации. Студенты одних университетов, но не других, имеют право на институциональная гарантия, на жилье в кампусе. Напротив, у людей обычно моральное/этическое обязательство выполнять свои обещания. Потому что права, обязанности и все моральные правила касаются действий, это взаимосвязанные понятия. Таким образом, мораль Ограничение действия может быть выражено на языке прав или обязанностей, т. а также правила морали. Например, если люди имеют моральное право отказаться лечение, то соответствующее моральное правило запрещает лечить людей против их воля. Таким образом, все поставщики медицинских услуг имеют профессиональные моральные обязанность не производить медицинских вмешательств над людьми без их разрешения. Личные права и обязанности подлежат дальнейшей классификации, как мы видели. ранее. Например, права могут быть классифицированы как абсолютные или prima facie. в зависимости от того, всегда ли утверждения, которые они воплощают, перевешивают другие соображения в случае абсолютных прав или могут ли требования быть отвергнуты более весомым права и соображения в случае прав prima facie. В части 3 мы возьмем понять понятие моральной ответственности и увидеть, что это более сложное понятие, чем моральных прав, моральных обязательств и моральных правил.

    Моральное обязательство или долг – это образ действий, который требуется с моральной точки зрения. Обязательства возникают из многих источников — из обещаний, соглашений и контрактов, и от своих отношений, долгов благодарности и ролей. Многие роли не выбран, поэтому у человека обычно есть обязанности, такие как обязанность гражданина, или сына или дочери, которые являются , а не результатом выбора. Из Конечно, человек берет на себя профессиональные роли отчасти по собственному выбору и, следовательно, определенные обязанности по выбору — обязанности медсестры, инженера или мужа, например.

    Часто право одной стороны сочетается с обязательством другой стороны, которая находится в особом отношении к первому. Права и обязанности имеют противоположные моральные правила. Например, соответствующее право пациента на отказ лечение и обязательство поставщика услуг не лечить пациента без его информированного согласия является правилом «Не лечить пациента без информированного этого пациента». согласие.” Обязанность инженера хранить конфиденциальную информацию клиента конфиденциальность соответствует правилу, фигурирующему в кодексах этики многих инженерные общества: для сохранения конфиденциальности бизнеса клиента или работодателя имеет значение. Вспомните предыдущее определение негативных и позитивных прав. Будет ли обязательство не разглашать конфиденциальную информацию клиента является отрицательный или положительное обязательство ?

    Как уже говорилось, это будет считаться негативным обязательством, потому что обычно это требует только воздержание от актов раскрытия информации. Однако во многих обстоятельствах можно было бы на самом деле должны принимать особые меры предосторожности, чтобы не допустить раскрытия конфиденциальной информации клиента. информации — например, когда нужно скрыть часть новой модели от всеобщего обозрения. В этом случае обязательство потребует позитивных действий, и поэтому признаки позитивного обязательства. Этот пример иллюстрирует некоторые суждения, которые должны быть сделаны при применении этических концепций.

    Правила этического поведения определяют действия или образ действий, которые требуется или запрещается. В этой книге я буду следовать общепринятой практике использования «моральное правило» или «правило этического поведения» в узком смысле и применять его только там, где есть довольно точная спецификация действий или образа действий которые запрещены, разрешены или необходимы. Например, рукопись, отправленная на публикация должна быть такой, которая ранее не публиковалась, за исключением версий написано для очень разной аудитории. Общие увещевания, такие как «Будь честным» или «Относитесь к каждому человеку как к цели, а не как к средству», может быть называют моральными правилами в широком смысле «моральными правилами», но они настолько вообще то, что их обычно называют основными соображениями или «этическими соображениями». принципы », и именно так я буду называть их здесь. Подводя итог: моральное правило имеет специфическую форму, этический принцип есть общее моральное рассмотрение. Поэтому термины «моральное правило» и «этическое принцип” может относиться к тому же этическому соображению. Например, люди часто говорят о «принципе информированного согласия», под которым они подразумевают Моральное правило, согласно которому перед тем, как подвергнуть кого-либо экспериментам или опасному обращению, следует дать им полную информацию о том, что предполагается делать вместе с любым сопутствующие риски и получить согласие лица. Это правило стало таким основным элемент во многих дискуссиях о морали (по крайней мере, в технологически развитых демократии), что называется «принципом». Хотя любой заданный обязательство имеет соответствующее моральное правило, не все обязательства или моральные правила имеют соответствующие права. Существуют моральные правила, применимые к поведению моральных агенты по отношению к существам, которые, хотя их благополучие и должно учитываться, не относятся к существ, имеющих права. (Этот момент будет обсуждаться в этом разделе в связь с «моральным положением». )

    Часто считается, что моральные обязательства и моральные правила применимы к обращению с человеческим трупам и нечеловеческим животным. Рассмотрение этих утверждений проясняет, как признают моральные обязательства и моральные правила при отсутствии соответствующих прав. Рассмотрим обращение с человеческими трупами. Некоторые религии считают, что лечение трупы воздействуют на человека, чье это было тело, но большинство людей признают моральную правило, что они должны обращаться с человеческими трупами с уважением, даже если они согласны с такая вера. (То, какое поведение считается уважительным, зависит от культуры. Например, в некоторых культурах вскрытие считается проявлением неуважения.) приводятся основания полагать, что люди должны относиться к трупу с уважением. Один одна из самых распространенных состоит в том, что если мы не будем относиться с уважением к человеческим трупам, мы, вероятно, стать черствым по отношению к живым людям. Другой, более распространенный в прежние времена, что человека могут принять за мертвого.

    Вопрос о моральном принуждении к обращению с человеческими трупами обсуждался с практическое применение к разработке продукта несколько лет назад, когда было решено возобновить использование человеческих трупов в авариях при тестах на безопасность автомобилей. Обращение с трупами также имеет практическое значение при установлении практики учебных больниц, которые иногда позволяют студентам-врачам практиковать медицинские процедуры на трупах перед наступает трупное окоченение. Эта практика дает будущим врачам возможность повышать свою квалификацию, прежде чем применять медицинские процедуры к живым пациентам. Законы, требующие согласия семьи на любые процедуры, производимые с трупом, распространены и отражают отвращение, с которым большинство людей в США относятся к инструментальное использование трупов. Однако это правовое ограничение обычно обходится уловкой задержки в объявлении пациента мертвым. Широкое присвоение прав к существам, которые не делают рефлексивного выбора, получило широкое распространение в Соединенных Штатах. Государства в последние несколько десятилетий наряду с повышенной заботой о благосостоянии нечеловеческие животные. Однако приписывает ли кто-то права нечеловеческим животным не полностью определяет мнение человека о том, как такие животные должны этически говоря, лечиться. На практике наблюдается лишь очень общая тенденция те, кто считает, что животные имеют права, думают, что с животными нужно обращаться как мы относимся к людям. Многие из тех, кто не хочет приписывать права нечеловеческим животным, признавать обязательства людей по отношению к ним. Как уже говорилось, мораль запрет на жестокое обращение с животными общепризнан и поддерживается некоторыми законами.

    Поскольку строгость, с которой употребляют термин «права», не решает вопросы, касающиеся обязательств моральных агентов по отношению к существам, которые не являются моральными Агенты, нужно сказать больше.

    Особый интерес представляет вопрос о моральных ограничениях экспериментов над животными. значение для науки. Некоторые ученые сжигают и калечат животных, чтобы изобрести лечение обожженных и искалеченных людей. Кроме того, поскольку анестезия и анальгетики мешали бы некоторым из этих экспериментов, животным не давали что угодно за их боль. Тот факт, что эти акты называются экспериментами, не означают, что их не следует рассматривать как акты жестокости. Поэтому мы должны спросить, можем ли мы должны рассматривать эти действия как жестокие; является ли такая жестокость нарушением моральные правила или обязательства по отношению к животным; и может ли это нарушение быть оправдано.

    Какие соображения важны для определения того, является ли морально оправданным проводить опыты над животными? Первым соображением является то, что происходит с животное — неважно, выведено ли оно из строя, убито или причинило боль. Кроме того, это зависит от является ли обязательство не причинять животным сильную боль, когда их собственное благополучие не продвижение является абсолютным или только prima facie обязательством. Если это prima facie, обоснование будет зависеть от относительной силы противодействия соображения, которые засчитываются для принятия действий, которые могут причинить боль Например, польза, приносимая людям посредством какого-либо действия, причиняющего боль животное.

    Многие из тех, кто хочет приписать права нечеловеческим животным, утверждают, что их благополучие важно само по себе, а не только потому, что их благополучие способствует благополучия человека. Когда благополучие какого-либо существа должно учитываться для его говорят, что он имеет моральное положение . Сказать, что какая-то группа существ моральный статус не решает вопрос о том, есть ли у них тот же моральный статус людей и, таким образом, имеют «человеческие» права, но только то, что благополучие таких существ должно учитываться ради самого себя . благосостояние таких существ можно было бы считать просто потому, что это приносило пользу некоторым людям, но это не требует, чтобы им был предоставлен моральный статус.

    История этической мысли показывает, что те, кто находится у власти, часто признавали моральные притязания только других себе подобных. Права человека многих людей были проигнорированы из-за их расы, класса или пола. Такое поведение сейчас описывается как расизм, классизм или сексизм, понимаемый как необоснованное предпочтение отношение к расе, классу или полу у власти. Если кто-то утверждает, что люди единственная группа с моральным положением, это подозрительно похоже на новое необоснованное предубеждение, предубеждение в пользу человеческого вида — то, что Питер Сингер назвал “видовщина”. Чтобы показать, что притязание на моральное положение (или отсутствие морального положения) представителей других видов является более чем произвольным проявления предрассудков со стороны человечества, нужно показать, что различия в моральное положение основано на морально значимых чертах рассматриваемых существ. Другой способ выразить мнение о том, что существо имеет моральное положение, состоит в том, чтобы сказать, что его благополучие (или некоторые его аспекты) имеет ценность само по себе, а не просто средство для других желаемых целей.

    Использование животных в медицинских экспериментах

    Предположим, что некоторые эксперименты необходимы для разработки более совершенных средств справиться с сильной болью у людей. Эти эксперименты будут включать выполнение различные процедуры, которые были бы очень болезненными для испытуемых. субъекты должны быть позвоночными. Есть некоторое ожидание, что такие виды, как как приматы, которые ближе к людям согласно эволюционной биологии, могли бы дать более значимые результаты, но точно неизвестно, насколько люди похожи в этом отношении являются кандидатами на лабораторных животных. Поскольку информация о нейронах реакция будет иметь решающее значение, обезболивающее не будет дано. Темы были бы временно парализованы, чтобы они не болтались.

    Какие виды, если таковые имеются, было бы этически приемлемым использовать в таких экспериментах? Имеет ли значение с моральной точки зрения, являются ли объекты млекопитающими? Будет ли интеллект морально значимо для решения, и если да, то как? Будет ли наличие или отсутствие сложная социальная система, в которой члены заботятся о других представителях вида. морально значимый фактор для рассмотрения? Будет ли морально уместно, если один кандидат вид имел более человеческое лицо, чем другой? Будет ли актуально, если некоторые отдельные люди когда-то были человеческими домашними животными? Если да, то лучше или хуже использовать этих людей?

    Те, кто утверждает, что у не-людей есть моральное положение, и те, кто говорит, что животные имеют права, часто соглашаются с тем, что, по их мнению, морально необходимо при обращении с животные. Обе группы склонны не соглашаться с людьми, обеспокоенными лечение нечеловеческих животных только если (и в той мере, в какой) пострадавших от этого лечения. Однако даже те, кто обеспокоен обращение с животными, кроме человека, только в той мере, в какой такое обращение имеет эффект благополучие человека может возражать против жестокости по отношению к нечеловеческим животным на основании что жестокость есть нравственный порок и что нравственная испорченность людей должна быть против. Таким образом, отрицание морального статуса животных, не являющихся людьми, тем самым не заставляют человека считать, что «все возможно» в отношении их лечение.

    Как указывает Роберт Проктор, нацисты были стойкими защитниками того взгляда, что неправильно преследовать здоровые экземпляры других видов, используя их для научных целей. опытов и что было морально предпочтительнее использовать в качестве испытуемых «дефектные» люди ( 1 ). Этот Пример иллюстрирует тот факт, что жестокость по отношению к одной группе может легко сосуществовать и даже искать оправдания в сострадании к другому.


    Содержание/Введение
    Часть 1. Ценности и оценочные суждения
    Часть 2. Этические требования к действиям
    Часть 3. Моральные качества и ответственность
    Часть 4. Неприкосновенность частной жизни, конфиденциальность, интеллектуальная собственность и закон
    Тонкости
    Примечания

    © Whitbeck 1995
    [email protected]

    Влияние юридической экспертизы на моральные предубеждения при принятии решений

    Введение

    В юридических условиях принятие решений в идеале требует беспристрастных, рациональных и общих веских причин, чтобы гарантировать справедливые процессы. Хотя традиционный юридический этос понимает право прежде всего как рациональное поле, в котором аффект или интуиция должны занимать второстепенное место (Gewirtz, 1996), на принятие решений человеком влияют когнитивные и эмоциональные факторы (Ames and Fiske, 2013; Greene and Haidt, 2002; Treadway et al., 2014). Например, решения о наказании за вредные действия третьих лиц часто обусловлены эмоциональными предубеждениями (Bright and Goodman-Delahunty, 2006; Buckholtz et al., 2008; Goldberg et al., 1999; Treadway et al., 2014). Точно так же люди переоценивают ущерб, причиняемый умышленным причинением вреда, по сравнению с идентичным случайным причинением вреда, приписывая первым большее наказание и моральное осуждение (Ames and Fiske, 2013, 2015; Baez et al., 2014, 2016). Бесспорно, закон иногда прямо признает влияние таких элементов (Guthrie et al., 2001). Однако, в отличие от правил и принципов, иррациональные соображения, как правило, скрываются или игнорируются. Из-за их актуальности для правового контекста наша цель состоит в том, чтобы еще больше осветить взаимодействие этих факторов при принятии юридических решений. Мы исследовали моральные решения судей по уголовным делам, адвокатов по уголовным делам и органов контроля, сосредоточив внимание на моральной оценке, назначении наказания и оценке вреда агрессии третьих лиц (Treadway et al., 2014). Мы оценили влияние (а) информации на психическое состояние правонарушителя, (б) использования отвратительного языка (НЯ) в описаниях вреда и (в) продолжающихся физиологических состояний.

    Три вышеуказанных фактора имеют решающее значение для принятия решений. Во-первых, выводы о других психических состояниях являются важнейшей движущей силой моральных (Baez et al., 2017; Guglielmo, 2015; Yoder and Decety, 2014) и юридических (Buckholtz and Faigman, 2014; Greely, 2011) дискуссий. В частности, преднамеренный вред по сравнению с идентичным случайным вредом наказывается более сурово, считается хуже с моральной точки зрения и считается причиняющим больший ущерб (Alter et al., 2007; Cushman, 2008; Darley and Pittman, 2003; Koster-Hale et al. , 2013; Янг и др. , 2010, 2007). Это искажающее влияние преднамеренности на количественную оценку вреда сохраняется даже перед лицом экономических стимулов быть объективными (Ames and Fiske, 2013). В правовом контексте о виновности судят, среди прочего, по психическому состоянию, сопровождающему противоправное действие (Buckholtz and Faigman, 2014). Кроме того, определение наказания требует выводов об убеждениях, намерениях и мотивах потенциального преступника (Buckholtz and Marois, 2012). Во-вторых, эмоционально возбуждающие элементы, такие как использование отвратительного языка (НЯ) для описания вреда, могут повлиять на принятие решений. GL приводит к значительно более сильным эмоциональным реакциям (например, к стрессу, тоске, шоку) (Nuñez et al., 2016), что способствует более суровым наказаниям и повышает активность миндалевидного тела (Treadway et al., 2014), ключевой области мозга, отвечающей за эмоциональные реакции. обработка и кодирование вреда (Bright and Goodman-Delahunty, 2006; Hesse et al., 2016; Salerno and Peter-Hagene, 2013; Shenhav and Greene, 2014). Сообщалось о воздействии эмоционально возбуждающих элементов даже в правовом контексте (Bright and Goodman-Delahunty, 2006). Ужасающие доказательства (например, изображения тяжелых травм, полученные при вскрытии) обычно вызывают гнев или отвращение (Bright and Goodman-Delahunty, 2006; Salerno and Peter-Hagene, 2013; Treadway et al., 2014) и могут повлиять на ложные вердикты присяжных в отношении подсудимых. вина или наказания (Брайт и Гудман-Делаханти, 2006, 2011; Уэйлен и Бланшар, 19 лет).82). Однако влияние таких элементов на принятие решений экспертами-юристами не оценивалось. В-третьих, эмоциональные реакции в целом обусловлены текущими физиологическими состояниями, которые также формируют процессы принятия решений (Greifeneder et al., 2011; Lerner and Keltner, 2000; Winkielman et al., 2007).

    Возможно, неудивительно, что лица, принимающие решения, не полностью защищены от неявных предубеждений — бессознательных автоматических реакций, формирующих поведение (Greenwald and Banaji, 1995). Хотя было предложено, чтобы обсуждения судей зависели от фактов, доказательств и строго ограниченных правовых критериев (Guthrie et al., 2008), на юридические решения могут влиять различные предубеждения. Числовые якоря влияют на то, как лица, принимающие судебные решения, определяют соответствующие суммы компенсации ущерба и уголовные наказания (Englich et al., 2006; Rachlinski et al., 2015). Например, было замечено, что эксперты по правовым вопросам (судьи и прокуроры) привязывают свои приговоры к определенным случайным влияниям (например, случайным числам или предыдущим уголовным приговорам в несвязанных делах) (Englich et al., 2006). На решения судей также влияют распространенные когнитивные иллюзии, такие как фрейминг (различное отношение к экономически эквивалентным прибылям и убыткам) и эгоцентрические предубеждения (переоценка собственных способностей) (Guthrie et al., 2001). Более того, они могут действовать на основе неявных расовых предубеждений, которые могут повлиять на их решения (Rachlinski et al. , 2008). Белые судьи автоматически отдают предпочтение белому перед черным. Черные судьи обладают более разнообразным набором неявных предубеждений: некоторые демонстрируют предпочтение белых, другие не проявляют никаких предпочтений, а третьи демонстрируют предпочтение черных. Более того, эти неявные ассоциации влияют на решения судей, когда подсознательно манипулируют расой подсудимого. После воздействия черного подсознательного прайма судьи с сильными предпочтениями белых выносят более суровые суждения о подсудимых, в то время как судьи с сильными предпочтениями черных более снисходительны. Однако судьи могут контролировать и подавлять свои собственные расовые предубеждения, если у них есть к этому сознательная мотивация (Rachlinski et al., 2008). Кроме того, несмотря на отсутствие экспериментальных исследований, предварительные данные свидетельствуют о том, что эмоции и реакции на участников процесса могут влиять на решения судей (Wistrich et al., 2015). В частности, аффект влияет на толкование закона судьями, склоняя решения в пользу сторон, которые вызывают положительные аффективные реакции (Wistrich et al. , 2015).

    В качестве фундаментального компонента человеческой культуры мораль включает предписывающие нормы относительно того, как люди должны относиться друг к другу, включая такие понятия, как справедливость, честность и права (Yoder and Decety, 2014). В дополнение к обычным моральным нормам закон играет важную регулирующую роль в общественной жизни (Schleim et al., 2011). Действительно, принятие моральных и юридических решений было связано с в целом схожими нейронными коррелятами, что предполагает значительное совпадение лежащих в их основе когнитивных процессов (Schleim et al., 2011). Как моральные, так и правовые суждения задействуют сеть мозга, включающую дорсомедиальную префронтальную кору, заднюю поясную извилину, предклинье и левое височно-теменное соединение (Schleim et al., 2011). Эти области обычно активны, когда мы думаем об убеждениях и намерениях других (Saxe and Kanwisher, 2003). Более того, юридические суждения были связаны с более сильной активацией левой дорсолатеральной префронтальной коры, что позволяет предположить, что такого рода решения принимались с учетом четких правил и менее интуитивно, чем моральные решения (Schleim et al. , 2011). Несмотря на свою актуальность, моральное принятие решений остается неисследованным у судей по уголовным делам или адвокатов. Точно так же ни в одном исследовании не изучалось, являются ли решения, принимаемые этими экспертами, предвзятыми на основании информации о психическом состоянии правонарушителя, использовании GL при описании вредных событий или их собственного физиологического состояния.

    Для решения этих вопросов мы оценили 169 участников, в том числе 45 судей и 60 адвокатов, специализирующихся в области уголовного права. В среднем судьи работали в сфере уголовного права 19 лет (SD = 9,8), тогда как адвокаты имели 13-летний (SD = 11,17) опыт работы в качестве судебных тяжб в этой области. Результаты обеих групп сравнивались с результатами контрольной группы ( n  = 64), состоящей из членов сообщества с разным уровнем образования, без опыта работы или юридического образования. Следует отметить, что в то время как предыдущие исследования с использованием языковых манипуляций (т. е. ужасный или простой язык) были сосредоточены только на оценках наказания (Treadway et al., 2014), здесь мы исследовали влияние GL на три аспекта принятия моральных решений: мораль (Moll et al., 2005), наказания (Cushman, 2008) и степени тяжести вреда (Decety and Cowell, 2018; Sousa et al., 2009).). Эти аспекты имеют большое значение для настоящего исследования, поскольку моральное суждение имеет решающее значение для обеспечения соблюдения социальных норм (Yoder and Decety, 2014), а его нейронные корреляты пересекаются с теми, которые опосредуют принятие юридических решений профессиональными адвокатами (Schleim et al., 2011).

    Участники выполнили модифицированное задание (Treadway et al., 2014), состоящее из текстовых сценариев, в которых персонаж причиняет вред жертве. После прочтения каждой истории участники отвечали на три вопроса, выбирая число из шкалы Лайкерта с помощью клавиатуры (подробности см. в разделе «Методы»). Участников просили (а) оценить, насколько морально адекватным было действие правонарушителя (рейтинг нравственности), (б) количественно оценить размер наказания, которого заслужил правонарушитель (рейтинг наказания), и (в) оценить тяжесть причиненного вреда (ущерб рейтинг серьезности). Психическим состоянием нарушителя и эмоциональным содержанием ситуации манипулировали, чтобы создать четыре типа сценариев, а именно: преднамеренный НН, случайный НН, намеренный простой язык (НЯ) и случайный НР. В половине сценариев главное действующее лицо умышленно умышленно причинило вред, реально причиненный потерпевшему (преднамеренное причинение вреда). В оставшейся половине виновник нанес идентичный ущерб, но без умысла (случайный вред). Кроме того, в сценариях межсубъектного дизайна манипулировали эмоциональным содержанием. Половине участников было назначено состояние GL, а другой половине – состояние PL. Участники в состоянии GL читали очень ужасные описания вреда, которые были предназначены для усиления эмоциональных реакций (Treadway et al., 2014). Вместо этого участники в состоянии PL читали одни и те же истории, но были представлены простым языком, основанным только на фактах. Таким образом, фактический вред, причиненный потерпевшему, был эквивалентен в обоих случаях (см. пример на рис. 1).

    Рис. 1: Примеры стимулов для языковых манипуляций.

    На верхней панели показан основной сценарий, изображающий умышленное причинение вреда. Нижняя панель представляет основной сценарий, изображающий случайное повреждение. В левой части каждой панели вред описывается ужасными терминами, а в правой части вред описывается простым языком, основанным только на фактах. Обратите внимание, что последствия в каждом сценарии одинаковы, а именно смерть.

    Изображение в натуральную величину

    Кроме того, учитывая, что управляющие функции (EFs) могут модулировать моральное познание (Baez et al., 2018; Buon et al., 2016), мы исследовали эту область в подвыборке участников ( n  = 86). Например, зрелость морального мышления связана с целостностью EF (когнитивная гибкость, использование обратной связи, способность к абстракции и беглость речи) (Vera-Estay et al., 2014). В частности, ресурсы тормозящего контроля, позволяющие регулировать и контролировать другие когнитивные процессы, которые могут иметь решающее значение для оценки случайного вреда (Buon et al. , 2016). Кроме того, индивидуальные различия в рабочей памяти, отражающие вариации когнитивного контроля, предсказывают моральные суждения. В частности, люди с более развитыми способностями к рабочей памяти более рационально оценивают последствия личных моральных дилемм (Moore et al., 2008). Здесь исполнительное функционирование оценивалось с помощью батареи лобного скрининга INECO (IFS) (Torralva et al., 2009).), краткий и хорошо проверенный тест для клинических (Baez, Ibanez et al., 2014; Bruno et al., 2015; Torralva et al., 2009) и здоровых (Gonzalez-Gadea et al., 2014; Santamaria-Garcia et al., 2019; Sierra Sanjurjo et al., 2019). IFS оценивает различные EF, а именно: двигательное программирование, противоречивые инструкции, тормозной контроль, рабочую память и способность к абстракции (подробности см. В дополнительных материалах и методах, SI). Кроме того, учитывая, что аффективное взаимодействие, вызванное GL, может быть проиндексировано вегетативным возбуждением, мы получили записи электрокардиограмм (ЭКГ) от той же подгруппы участников, чтобы изучить их вариабельность сердечного ритма (Castaldo, 2015; Kop et al. , 2011). ; Маккрати и др., 1995; Shaffer and Ginsberg, 2017) во время выполнения задачи.

    Принимая во внимание опыт судей и адвокатов в вынесении решений по правонарушениям, мы ожидали, что их моральные решения будут в большей степени соответствовать намерениям правонарушителя и меньше полагаться на эмоциональные реакции и периферические физиологические сигналы. В соответствии с этими прогнозами наши результаты показали, что психическое состояние правонарушителя было ключевым фактором, определяющим моральное принятие решений (Guglielmo, 2015; Yoder and Decety, 2014). В частности, мы обнаружили, что, как и в контрольной группе, судьи и адвокаты переоценивают ущерб, причиненный умышленным причинением вреда, по сравнению со случайным причинением вреда. Однако судьи и адвокаты были менее предвзяты в отношении оценок тяжести наказания и вреда перед лицом случайного вреда. Кроме того, в отличие от контроля, языковые манипуляции и физиологическое возбуждение не оказали существенного влияния на решения судей или адвокатов. Соответственно, рейтинги морали в ответ на манипуляции с GL предсказывались физиологическими сигналами только в контроле. Это говорит о том, что лица, принимающие юридические решения, могут меньше полагаться на физиологические сигналы при оценке правонарушений, чем органы контроля, хотя они по-прежнему склонны учитывать «эффект увеличения вреда» (Ames and Fiske, 2013, 2015; Baez, Herrera et al., 2017), который показывает, что люди переоценивают ущерб, причиненный преднамеренным причинением вреда, по сравнению со случайным причинением вреда, даже если оба они идентичны. В совокупности эти результаты показывают, что специальные знания, полученные в юридических условиях, могут частично устранить сильные предубеждения, связанные с оценкой психических состояний других, аффективных состояний, вызванных НГ, и физиологического состояния собственного тела.

    Результаты

    Рейтинги нравственности

    В каждом сценарии участников просили оценить, насколько аморальным был проступок главного героя, используя шкалу от 1 (полностью хорошо) до 9 (совершенно неправильно). По группам и условиям PL-GL участники считали преднамеренный вред морально хуже, чем случайный ( F 1,163  = 606,82, p  < 0,0001, η  7=,6  9047). Кроме того, в разных группах и случайных и преднамеренных сценариях участники, подвергшиеся воздействию GL, по сравнению с теми, кто столкнулся с PL, оценили вредные действия как морально худшие (9).0270 F 1,163  = 4,77, p  = 0,03, η 2  = 0,02). Важно отметить, что также было обнаружено взаимодействие между языком и группой ( F 2,163  = 7,16, p  = 0,002, η 2  = 0,07). Апостериорные сравнения показали, что судьи и адвокаты невосприимчивы к влиянию GL, представляя одинаковые рейтинги морали в обоих языковых условиях (судьи: p  = 0,77; адвокаты: p  = 0,50). Напротив, контрольная группа, подвергшаяся ГЛ, по сравнению с теми, кто столкнулся с ЛП, оценила вредные действия как морально худшие (9). 0270 p  = 0,0002) (рис. 2а).

    Рис. 2: Влияние отвратительной лексики (GL) и преднамеренности на оценки морали, наказания и ущерба.

    a Мы наблюдали языковое взаимодействие, так что только участники контрольной группы имели значительно более высокие оценки морали при чтении ужасных описаний вреда по сравнению с состоянием PL. b Мы также обнаружили взаимодействие групп по намерениям, показав, что оценки наказания были значительно ниже для групп судей и адвокатов по сравнению с контрольной группой во время случайных сценариев. Не было различий между группами, когда участники читали преднамеренные сценарии. c Мы обнаружили взаимодействие групп по преднамеренности, показавшее, что оценки серьезности вреда были значительно ниже для судей и адвокатов, чем контрольная группа в случайных сценариях. Участники всех групп оценили вред как значительно больший по величине, когда он совершен умышленно, по сравнению с ситуациями, когда вред был причинен случайно. Это свидетельствует об искажающем влиянии преднамеренности на оценку ущерба, поскольку случайные и преднамеренные условия содержали эквивалентный диапазон вреда. Код значения: * р  < 0,01; ** р  < 0,001; *** р  < 0,0001.

    Полный размер

    Рейтинги наказаний

    Участникам также предстояло определиться с мерой наказания, которую заслуживает нарушитель, по шкале от 1 (отсутствие наказания) до 9 (суровое наказание). Во всех группах и языковых условиях испытуемые назначали больше наказаний за преднамеренные действия, чем за случайные ( F 1,163  = 1107,60, p  < 0,0001, η 2  = 0,87). Однако группы вели себя по-разному в своих решениях о назначении наказания ( F 2,163  = 37,85, p  < 0,0001, η 2  = 0,31). Судьи и адвокаты наказывали вредные действия в одинаковой степени ( p  = 0,98). Однако контроль наказывал за проступки больше, чем судьи ( p  = 0,00002) и адвокаты ( p  = 0,00002). Мы также обнаружили взаимодействие между интенциональностью и группой ( F 2,163  = 17,94, p  < 0,0001, η 2  = 0,18). Судьи ( p  = 0,0002) и адвокаты ( p  = 0,00002) назначали значительно меньшее наказание за случайные вредные действия, чем контрольная группа (рис. 2б). При этом судьи и адвокаты не различались по рейтингу наказания за случайное состояние ( p  = 0,91). С другой стороны, ни судьи ( р  = 0,96), ни адвокаты ( р  = 0,48) отличались от контрольной группы рейтингами наказаний за преднамеренные вредные действия.

    Рейтинг серьезности вреда

    Наконец, участники должны были оценить, насколько вредно действие главного героя, используя шкалу от 1 (не вредно) до 9 (очень вредно). Чтобы сделать случайные и преднамеренные условия сопоставимыми, диапазон вреда был эквивалентен между ними (см. раздел «Методы»). Однако в разных группах и языковых условиях участники присваивали более высокие оценки серьезности вреда преднамеренному, чем случайному (9). 0270 F 1,163  = 170,37, p  < 0,0001, η 2  = 0,51). Кроме того, группы различались по степени тяжести вреда ( F 2,161  = 10,59, p  = 0,0004, η 2  = 0,11). По сравнению с контрольной группой ( p  = 0,00003) и адвокатами ( p  = 0,040) судьи оценили действия правонарушителя как менее вредные. Рейтинги ущерба адвокатов не отличались от показателей контрольной группы ( p  = 0,10) (рис. 2в). Мы также обнаружили взаимодействие между интенциональностью и группой ( F 2,163  = 23,42, p  < 0,0001, η 2  = 0,2). Судьи ( p  = 0,0002) и адвокаты ( p  = 0,00002) присвоили случайным вредным действиям значительно более низкие оценки серьезности вреда, чем контрольная группа (рис. 2c). При этом судьи и адвокаты не различались в оценках тяжести вреда от случайного состояния (9).0270 p  = 0,18). Ни судьи ( p   =   0,98), ни адвокаты ( p   =   0,29) не отличались от контрольной группы по степени тяжести умышленных вредных действий. Кроме того, внутригрупповые сравнения показали, что три группы присвоили более высокие оценки тяжести вреда преднамеренному по сравнению со случайным (судьи: p  = 0,00002; адвокаты: p  = 0,00002; контрольная группа: p  = 0,005).

    Роль исполнительного функционирования и физиологического возбуждения в моральных решениях

    Мы также исследовали роль двух потенциальных модуляторов решений участников с помощью регрессионных моделей, включая измерения ФВ и вариабельности сердечного ритма (ВСР) в подвыборке участников ( n  = 86), включающей 30 юристов, 27 контрольных и 29 судьи. Группы в этой подвыборке не различались по годам образования или полу, но значительно различались по возрасту (см. раздел «Методы» и Таблицу S1). Поэтому, чтобы проверить потенциальную связь между этой переменной и мерами, в которых мы обнаружили групповые различия, возраст был включен в качестве дополнительного предиктора во все модели регрессии. Мы оценили мощность низкочастотного (НЧ) диапазона по ЭКГ участников, учитывая значимость этого показателя в качестве показателя эмоционального возбуждения (Castaldo, 2015; Kop et al. , 2011; Mccraty et al., 19).95). Мы рассчитали процентное изменение мощности в этом диапазоне от исходного уровня до задания (Sloan et al., 1995) (см. «Методы» и SI: «Материалы и методы»).

    Рейтинги нравственности

    Первая линейная модель включала в качестве предикторов группу, язык, КВ, мощность НЧ и возраст, а рейтинги нравственности (среднее значение оценок нравственности для преднамеренного и случайного вреда) в качестве зависимой переменной. Мы использовали оценки нравственности, усредненные по уровням интенциональности, потому что ранее мы обнаружили, что этот фактор не взаимодействовал с группой или языком. Общая модель была статистически значимой ( F 7,78  = 2,79, p  = 0,0013, R 2  = 0,22). Возраст ( t  = -0,034, p  = 0,20, β  = -0,02) не был значимым предиктором. Как и ожидалось, модель имела значительное взаимодействие между группами по языку. Это взаимодействие показало, что контрольная группа оценивала действия как морально худшие по сравнению с судьями и адвокатами, но только тогда, когда участники подвергались воздействию GL (GL × адвокаты: t  = −2,85, p  = 0,0056, β  = −0,616; GL × судьи: t  = −2,16, p  = 0,034, β  = −0,455; PL × поверенные: t  = −0,44, p  = 0,66, β  = −0,133; PL × судьи: t  = −1,34, p  = 0,18, β  = −0,291). Такие различия между группами в состоянии ГЛ подтвердили катамнестические t -тесты средних оценок нравственности (адвокаты-контроль: t 25,4  = −4,18, p  = 0,0045; контроль-судьи: т 19,9  = 2,92, р  = 0,0084; адвокаты-судьи: т 29,4  = −0,98, р  = 0,34; p -метод корректировки значения: Холм–Бонферрони).

    Важно отметить, что мощность НЧ предсказывала средние рейтинги нравственности в модели ( t  = −2,70, p  = 0,0086, β  = −0,06), предполагая, что участники могут полагаться на физиологические сигналы при вынесении моральных суждений. Чтобы определить, присутствует ли эта ассоциация во всех группах и языковых условиях, для каждой группы мы провели отдельные линейные простые регрессии со средней моралью в качестве зависимой переменной и мощностью LF в качестве предиктора (рис. 3). В условиях GL мощность НЧ не была существенно связана с оценками морали, выставленными судьями (9). 0270 T = 0,47, P = 0,64, β = 0,13) или адвокаты ( T = -2,06, P = 0,06, β = –0,45). Напротив, ВСР значительно предсказывала рейтинги морали в состоянии GL для контрольной группы ( t  = -2,48, p  = 0,03, β  = -0,61). ВСР не была связана с рейтингами нравственности ни для одной из групп, отнесенных к состоянию PL (судьи: t  = 0,17, p  = 0,86, β  = −0,04; адвокаты t  = −1,96, p  = 0,09, β  = −0,53; контроль: t  = −0,85, p  = 0,41, β  = −0,23).

    Рис. 3. Связь между средними оценками нравственности и эмоциональной активацией, выраженная процентным изменением мощности в низкочастотном (НЧ) диапазоне.

    Существовала значимая корреляция между мощностью LF и средним рейтингом морали только для участников контрольной группы, которые читали ужасные описания вреда, но не для тех, кто читал простые описания. a Эта ассоциация не была значимой для адвокатов b или судей c , которые читали либо простые, либо ужасные описания. На точечных графиках изображены линии регрессии и 95% доверительные интервалы.

    Полноразмерное изображение

    Рейтинги наказаний

    Мы подогнали дополнительную линейную модель, включающую группу, КВ, мощность НЧ и возраст в качестве предикторов, а рейтинги наказаний – случайным травмам в качестве зависимой переменной (значимая переменная в предыдущих результатах рейтинга). Результаты показали, что возраст ( T = 0,76, P = 0,45, β = 0,113), EFS ( T = −0,47, P = 0,64, β = 0,01), и LF Power 371371 ( ( = 0,01), и LF Power 371 (. 1.89, p  = 0.062, β  = 0.04) were not significant predictors of punishment ratings, although the overall model was statistically significant ( F 6,79  = 3.41, p  = 0.0048, R 2  = 0,15). Что касается групповых различий, то значим только наклон группы судей (адвокаты: t  = −1,51, p  = 0,14, β  = −0,37; судьи: t  = −4,04, p  = 0,00012, β  = −1,03; контрольная группа была контрольной). Следовательно, результаты назначения наказаний, по-видимому, не объясняются возрастом, ВСР или ФВ.

    Оценки тяжести вреда

    Наконец, мы подогнали линейную модель для оценки вклада ФВ, ВСР и возраста в оценки тяжести вреда. Эта модель включала в себя группу, возраст, баллы EF и мощность LF в качестве предикторов с оценками тяжести вреда по отношению к случайным повреждениям (соответствующий результат предыдущих результатов оценки) в качестве зависимой переменной. Несмотря на то, что общая модель была значимой ( F 6,79  = 2.89, p  = 0.026, R 2  = 0.12), only EFs scores significantly predicted mean harm severity ratings ( t  = 2.37, p  = 0.01, β  = 0,25). Других значимых ассоциаций не наблюдалось.

    Обсуждение

    Насколько нам известно, настоящее исследование представляет собой первое экспериментальное сравнение принятия моральных решений судьями по уголовным делам, адвокатами и контрольными органами с акцентом на три источника предвзятости: (а) информация о психическом состоянии правонарушителя, (б ) языковые манипуляции, направленные на провоцирование эмоциональных реакций, и (в) текущие физиологические состояния. Мы обнаружили, что информация о психическом состоянии правонарушителя влияла на оценки морали, наказания и тяжести вреда во всех группах. Тем не менее, судьи и адвокаты приписывали случайным травмам значительно меньшую степень наказания и серьезности вреда, чем контрольная группа. Более того, решения судей или адвокатов не были предвзятыми из-за GL или текущих физиологических сигналов перед лицом вредных действий. В совокупности эти результаты показывают, что академическое образование и профессиональный опыт могут формировать умы лиц, принимающих решения в области права, освещая потенциальную роль, которую может играть юридический опыт в преодолении когнитивных, эмоциональных и физиологических предубеждений, скрывающихся за их повседневной работой.

    Информация о психическом состоянии преступника повлияла на принятие моральных решений во всех группах. Наши результаты подтвердили, что по сравнению со случайным причинением вреда преднамеренное оценивалось как морально худшее (Cushman, 2008; Young and Saxe, 2008), влекло за собой более суровые наказания (Buckholtz et al., 2015; Cushman, 2008) и считалось более опасным. (Эймс и Фиске, 2013, 2015). Тем не менее, судьи и адвокаты назначали значительно меньшее наказание случайному причинению вреда, чем контрольная группа, при этом между группами не было различий в отношении умышленного причинения вреда. Предыдущие данные от здоровых (Decety et al., 2012) и клинических (Baez et al., 2014, 2016) популяций показывают, что понимание преднамеренности выше для преднамеренного, чем для случайного причинения вреда, предполагая, что последний менее четкий или явный и включает в себя более когнитивные способности. требований (Baez et al., 2016). Кроме того, было высказано предположение, что для оправдания случайного вреда требуется надежное представление психического состояния другого человека (Young et al. , 2007; Young and Saxe, 2009).б). Это надежное представление позволяет переопределить преобладающую реакцию на существенную информацию о реальном вреде. Таким образом, настоящие результаты показывают, что эксперты-правоведы могут быть более опытными в обнаружении преднамеренности действующего лица, представлении его/ее психического состояния и подавлении преобладающей реакции на результат. В праве о виновности судят, среди прочего, по психическому состоянию, сопровождавшему неправомерное действие (Buckholtz and Faigman, 2014). Наказание за вредоносное действие зависит от определения моральной виновности (в уголовном контексте) или ответственности (в деликтном праве) (Buckholtz and Faigman, 2014). Такие определения требуют выводов об убеждениях, намерениях и мотивах лица, в отношении которого рассматриваются санкции (Buckholtz and Marois, 2012). Таким образом, наши результаты показывают, что опыт судей и адвокатов может оттачивать способность обнаруживать умышленность, что приводит к более объективным оценкам наказания. Однако, поскольку мы не включили конкретные меры способности обнаружения преднамеренности, будущие исследования лиц, принимающих решения, должны проверить эту интерпретацию.

    Хотя по сравнению с контрольной группой судьи и адвокаты присваивали более низкие оценки тяжести вреда случайным травмам, в зависимости от групп и языковых условий участники присваивали более высокие оценки преднамеренным травмам по сравнению со случайными травмами. Поскольку тяжесть вреда была одинаковой в обоих случаях преднамеренности, наши результаты показывают, что судьи и адвокаты также склонны к предвзятости из-за широко описанного «эффекта увеличения вреда» (Ames and Fiske, 2013, 2015): люди переоценивают одинаковый ущерб при умышленном причинении. Исследования защитных атрибуций (Шейвер и Дроун, 1986), карающее правосудие (Darley and Pittman, 2003) и моральная психология (Knobe et al., 2012) сходятся воедино, чтобы показать, что когда люди обнаруживают вред, их побуждают обвинять кого-то. Однако люди, как известно, более чувствительны к вредоносным намерениям. Действительно, стремление найти виновного выше перед лицом умышленного причинения вреда, чем случайного (Ames and Fiske, 2015; Young and Saxe, 2009a). Такая мотивация обвинять заставляет людей переоценивать реальный ущерб (Ames and Fiske, 2013). Эта точка зрения согласуется с традиционными философскими взглядами (Nagel, 19).79; Williams, 1982), предполагая, что «моральная удача» отражает прямое влияние результата на моральные суждения. Воспринимаемая тяжесть вредных последствий может влиять на моральные суждения независимо от выводов, которые люди делают в отношении убеждений или желаний наносящего ущерб субъекта (Martin and Cushman, 2016). Таким образом, плохие результаты привели бы непосредственно к большему обвинению, независимо от других фактов об агенте и действии (Zipursky, 2008). Учитывая эту мотивацию обвинять причинителей вреда, люди делают акцент на доказательствах, которые делают их доводы более убедительными (Alicke and Davis, 19).90), и одна из тактик для этого будет заключаться в том, чтобы подразумевать, что злоумышленники причинили больше вреда, чем на самом деле (Ames and Fiske, 2013). Таким образом, вредные действия, которые приводят к особенно сильной мотивации вины, также приводят к преувеличенному восприятию вреда.

    Дополнительным объяснением этого эффекта является тот факт, что умышленное причинение вреда (в отличие от случайного причинения вреда) влечет за собой дополнительный «символический» ущерб жертве (Darley and Huff, 1990), помимо телесных повреждений или повреждения имущества. В частности, чувствительность судей и адвокатов к этому вопросу может отражать их подготовку к осознанию того, что эти дополнительные последствия, а не сам по себе вредный результат, могут быть вызваны умышленным причинением вреда. По сравнению со случайным причинением вреда умышленное причинение вреда может привести к более значительным субъективным потерям, таким как боль, страдание или эмоциональный стресс для жертвы. Специфические знания о праве могут объяснить завышенную оценку умышленного вреда судьями и адвокатами. Тем не менее, этот вывод имеет важные последствия, поскольку эффект увеличения вреда может завышать юридические приговоры. Таким образом, наши результаты показывают, что юридическая экспертиза может улучшить способность обнаружения преднамеренности, не устраняя эффект увеличения вреда. Это говорит о частичном несоответствии между тем, как люди на самом деле принимают решения, и лежащими в их основе предположениями правовой системы.

    Мы также манипулировали эмоциональными реакциями на причинение вреда, описывая сценарии с помощью GL и PL (Treadway et al., 2014). Результаты показали, что GL не влияла на решения судей и адвокатов, предполагая, что опыт и академический опыт в области уголовного права делают этих людей более невосприимчивыми к влиянию языковых предубеждений на принятие моральных решений. Напротив, GL искажала оценки нравственности в контрольной группе, подтверждая аналогичные отчеты в отношении морального принятия решений (т. , 2011; Уэлен и Бланшар, 19 лет.82). Таким образом, наши результаты показывают, что эксперты по правовой системе не подвержены влиянию эмоциональных реакций, вызванных языком, даже когда эти эффекты влияют на обычных граждан (которые в некоторых странах могут фактически выступать в качестве присяжных в юридических условиях).

    Влияние языковых манипуляций на оценку тяжести наказания или вреда не обнаружено. Обратите внимание, что, в отличие от них, рейтинги морали кажутся более автоматическими (Haidt, 2001) и предшествуют решениям о наказании и тяжести вреда (Buckholtz et al., 2008). Решения о наказании кажутся менее автоматическими и требуют интеграции информации о психическом состоянии и оценки тяжести вреда (Buckholtz et al., 2015; Carlsmith et al., 2002). В отличие от последнего, моральные решения включают мгновенное чувство одобрения или неодобрения при наблюдении за морально нагруженной ситуацией (Haidt, 2001), а также оценочные суждения, основанные на социально сформированных представлениях о добре и зле (Moll et al., 2005). Обратите внимание, что, в то время как предыдущие исследования с использованием языковых манипуляций (т. е. ужасный или простой язык) были сосредоточены только на оценках наказания (Treadway et al., 2014), наше первое исследование влияния GL на мораль, наказание и вред. рейтинги серьезности. Таким образом, наши результаты показывают, что при оценке различных аспектов принятия моральных решений автоматические эмоциональные предубеждения (например, те, которые связаны с GL) могут влиять на рейтинги морали больше, чем рейтинги тяжести наказания и вреда.

    Мы провели дополнительный анализ, чтобы изучить влияние типа преступления на наблюдаемые групповые различия. Мы обнаружили, что по параметрам морали, наказания и тяжести вреда участники присваивали более высокие оценки смерти по сравнению со сценариями повреждения имущества. Что касается морали и серьезности вреда, участники также дали более высокие оценки смерти по сравнению со сценариями физического вреда. Эти результаты согласуются с результатами предыдущих исследований, показывающих, что величина вреда (т. е. действия, приведшие к смерти, по сравнению с потерей имущества) предсказывает более высокие рейтинги нравственности (Gold et al., 2013) и наказания (Treadway et al., 2014). Важно отметить, что эти различия присутствуют во всех трех группах и не объясняют наблюдаемое влияние языка на рейтинги морали контрольной группы или групповое влияние на оценки тяжести наказания и вреда при случайном причинении вреда.

    Мы также изучили влияние многолетнего опыта работы в области уголовного права на принятие моральных решений судьями и адвокатами. Первая переменная не была существенно связана с оценками нравственности, наказания или тяжести вреда ни у судей, ни у адвокатов. Стоит отметить, что единственным мерилом опыта, включенного в эту работу, были годы профессиональной практики. Будущие исследования должны дополнительно изучить, способствуют ли определенные компоненты опыта, такие как уровни воздействия или десенсибилизации, моделям морального решения, наблюдаемым в этих группах населения. Наши результаты показывают, что, по-видимому, более важную роль в преодолении когнитивных и эмоциональных предубеждений играют не многолетний опыт, а экспертиза в области уголовного права (конкретные знания, опыт и технические навыки) и профессиональная роль как таковая (судьи и адвокаты). которые могут повлиять на принятие моральных решений. В соответствии с нашими результатами предыдущие данные показали, что знания и опыт могут играть разные роли в принятии судебных решений. Например, предшествующий опыт усиливает влияние идеологии на принятие судебных решений, а накопленный опыт — нет (Miller and Curry, 2009).). Юристы, обладающие специальными знаниями в области уголовного права, проявляют меньшую чувствительность к подтверждающей предвзятости, чем юристы, не имеющие такого опыта (со специализацией в других областях, помимо уголовного права) (Schmittat and Englich, 2016). Таким образом, наши выводы и предыдущие данные свидетельствуют о том, что конкретные знания, опыт и технические навыки в области уголовного права играют важную роль в преодолении когнитивных и эмоциональных предубеждений, которые могут влиять на принятие решений.

    Стоит отметить, что судьи были единственной группой, чьи физиологические сигналы не ассоциировались с паттернами решений. Эта взаимосвязь была минимально значимой у адвокатов и полностью значимой у контрольной группы (при этом ВСР предсказывала рейтинг нравственности в состоянии GL). В соответствии с результатами языковых манипуляций, принятие моральных решений судьями и, в меньшей степени, адвокатами, по-видимому, в меньшей степени зависит от периферических физиологических сигналов, обычно связанных с эмоциональными реакциями (Kop et al. , 2011; Mccraty et al., 1995; Шаффер и Гинзберг, 2017). Эта закономерность предполагает, что особый опыт и подготовка судей и адвокатов имеют значение для снижения влияния физиологического возбуждения на принятие моральных решений. И судьи, и адвокаты постоянно сталкиваются с графическими или ужасающими материалами, и это может снизить связанное с этим физиологическое возбуждение. Кроме того, обе группы имеют определенный академический опыт в отношении идеала беспристрастного принятия решений, и их повседневная деятельность может дать им возможность научиться выявлять и избегать предубеждений, связанных с физиологическими сигналами. Поскольку в это исследование не были включены меры воздействия ужасных материалов в профессиональной практике или явные знания о предубеждениях, связанных с принятием решений, будущие исследования должны проверить эти интерпретации. Отметим, что связь между физиологическими сигналами и оценками нравственности полностью отсутствует только у судей. Это различие между судьями и адвокатами можно объяснить особой ролью, которую каждый из них играет в своей повседневной практике. В отличие от адвокатов, судьи председательствуют или принимают решения на судебных процессах, решают, какие доказательства будут разрешены, и инструктируют присяжных о законе, который они должны применять. Таким образом, ожидается, что судьи должны быть беспристрастными и принимать решения в соответствии с законом, свободными от влияния предвзятости. И наоборот, адвокаты представляют и защищают позицию своих клиентов. Поэтому, хотя и судьи, и адвокаты неоднократно сталкиваются с ужасающими материалами, ожидается, что только первые будут беспристрастно оценивать и принимать решения по этим доказательствам. Эти различия могут объяснить, почему адвокаты больше полагались на периферические физиологические сигналы при принятии моральных решений, чем судьи. Эта гипотеза должна быть непосредственно оценена в будущих исследованиях.

    Кроме того, наши результаты, показывающие, что в контроле физиологические сигналы, запускаемые GL, связаны с рейтингами морали, подтверждают предыдущие исследования, показывающие, что ужасающие свидетельства провоцируют эмоциональные реакции (Bright and Goodman-Delahunty, 2006; Salerno and Peter-Hagene, 2013; Treadway et al. ., 2014) и повышает активность миндалевидного тела, ключевой области мозга, участвующей в обработке эмоций и кодировании вреда (Bright and Goodman-Delahunty, 2006; Hesse et al., 2016; Salerno and Peter-Hagene, 2013; Shenhav and Greene). , 2014; Тредуэй и др., 2014). Таким образом, наше исследование поддерживает эмпирические (Дамасио, 1994; Грин и Хайдт, 2002 г.; Хайдт, 2008 г.; Moll et al., 2005) и теоретические (Damasio, 1994; Forgas, 1995; Haidt, 2001) утверждают, что телесные и эмоциональные реакции влияют на принятие моральных решений. Кроме того, наши результаты показывают, что эти реакции можно ослабить с помощью юридической экспертизы.

    Наконец, мы обнаружили, что исполнительные функции (EFs) в значительной степени предсказывают средние оценки тяжести вреда, подтверждая роль этих общих навыков в моральных решениях (Baez et al., 2018; Buon et al., 2016). Предварительно это указывает на то, что ЭФ могут поддерживать регулирование и контроль различных когнитивных процессов, имеющих решающее значение для морального суждения (Buon et al. , 2016). Дальнейшие исследования с использованием более обширных оценок должны выявить конкретные отношения между EF и различными аспектами принятия моральных решений в экспертных и неэкспертных популяциях.

    Наши выводы могут иметь важное значение для контекстуальной модуляции когнитивных процессов (Baez et al., 2017; Barutta et al., 2011; Cosmelli and Ibáñez, 2008; Ibáñez et al., 2017; Ibañez and Manes, 2012; Melloni et al., 2014), лежащие в основе правового поведения. Мораль является фундаментальным компонентом человеческих культур, предоставляя механизм для обеспечения соблюдения социальных норм (Yoder and Decety, 2014). Действительно, мораль зависит от предписывающих норм о том, как люди должны относиться друг к другу, включая такие понятия, как справедливость, справедливость и права (Yoder and Decety, 2014). Однако помимо обычных моральных норм право играет дополнительную регулирующую роль в общественной жизни (Schleim et al., 2011). Действительно, исследования нейровизуализации показали сходство между нейронной основой принятия моральных и юридических решений у профессиональных адвокатов, предполагая значительное совпадение когнитивной обработки между обоими нормативными процессами (Schleim et al. , 2011). Эти частичные совпадения между моральными и юридическими решениями подчеркивают потенциальные трансляционные последствия наших результатов. Правовая система должна регулировать источники предвзятости подсудимых, присяжных, адвокатов и судей (Greely, 2011). Наши результаты предоставляют уникальные доказательства того, что на судей и адвокатов меньше влияет типичная предвзятость в решениях третьих лиц, имеющих моральное бремя. Таким образом, результаты подтверждают подход к праву с «уменьшением предвзятости» (Gewirtz, 19).96), по крайней мере, в отношении эффектов языковых манипуляций и связанных с ними физиологических сигналов. Наши результаты могут иметь значение в странах, которые используют присяжных как часть своей правовой системы. Хотя был поставлен вопрос о том, должны ли судьи утаивать соответствующие доказательства от присяжных, опасаясь, что они будут использовать их недопустимым образом (например, Pettys, 2008), наши результаты обеспечивают эмпирическую поддержку формальных постулатов, таких как следующий, из Соединенных Штатов. Федеральные правила доказывания: « Суд может исключить соответствующие доказательства, если их доказательная ценность существенно перевешивается опасностью одного или нескольких из следующих факторов: несправедливое предубеждение, путаница вопросов, введение присяжных в заблуждение, неоправданная задержка, трата времени или ненужное представление совокупных доказательств» . Подтверждая это правило, наши результаты показывают, что обычные граждане (которые могут быть потенциальными присяжными) более предвзяты, чем судьи, перед лицом языковых манипуляций и связанных с ними физиологических состояний.

    Кроме того, мы обнаружили, что судьи и адвокаты не застрахованы от «эффекта увеличения вреда»: как и в контрольной группе, эти эксперты переоценивали ущерб, причиняемый умышленным причинением вреда (Ames and Fiske, 2013, 2015; Darley and Huff, 19).90). Этот результат может иметь важные последствия, поскольку эффект увеличения вреда может привести к завышению судебных приговоров (Ames and Fiske, 2013; Darley and Huff, 1990). Действительно, умышленное повреждение имущества считается более дорогостоящим, чем случайное повреждение (Ames and Fiske, 2013; Darley and Huff, 1990). Этот вывод согласуется с предыдущими отчетами, показывающими, что на решения экспертов по правовым вопросам могут влиять несколько предубеждений (Englich et al., 2006; Guthrie et al., 2001; Rachlinski et al., 2008, 2015; Wistrich et al., 2015). ). Кроме того, наш результат согласуется с предположением (Burns, 2016; Tsaoussi and Zervogianni, 2010) о том, что судебные решения не защищены от влияния «ограниченной рациональности». Этот термин относится к концепции о том, что «человеческие познавательные способности не безграничны» (Саймон, 1955) и, следовательно, при принятии решений люди идут короткими путями, которые нельзя считать рациональными. Таким образом, склонность к переоценке ущерба, причиняемого умышленным причинением вреда, является важной проблемой, которая должна быть прямо признана в юридических условиях или даже в программах обучения юриспруденции. Действительно, было показано, что, хотя судьи могут иметь расовые предубеждения, они способны подавлять их, если мотивированы и явно проинструктированы отслеживать свои собственные неявные предубеждения (Rachlinski et al., 2008).

    В заключение, это первое исследование, посвященное изучению того, не искажаются ли различные аспекты (мораль, наказание и тяжесть вреда) решений судей и адвокатов информацией о психическом состоянии правонарушителя, использованием НЯ при описании вредных событий или их последствий. собственные физиологические состояния. Мы обнаружили, что на решения судей и адвокатов не влияет использование GL или физиологических сигналов, и они точно чувствительны к информации о психическом состоянии правонарушителя. Судьи и адвокаты кажутся более опытными, чем контрольные органы, в выявлении случайных повреждений, что способствует более справедливому назначению наказания. Однако судьи и адвокаты не застрахованы от эффекта увеличения вреда. Наши результаты предлагают новые подробности о том, как экспертиза может формировать сознание лиц, принимающих решения, прокладывая путь к многообещающим новым исследованиям когнитивных и физиологических факторов, связанных с принятием юридических решений. Нынешние результаты могут вдохновить на разработку новых экологических проектов, отслеживающих потенциальные последствия психического состояния правонарушителя, языковых манипуляций и физиологических сигналов у лиц, принимающих решения.

    Методы

    Участники

    В исследовании приняли участие 169 человек. В состав судейской группы вошли 45 субъектов, занимавших должность судьи в области уголовного права (средний возраст = 44,17 года, SD = 8,98 года). В состав адвокатской группы вошли 60 адвокатов, имеющих опыт ведения судебных дел в области уголовного права (средний возраст = 37,06, SD = 9,98). Три адвоката получили высшее образование в области уголовного права. В среднем у участников судейской группы было 190,09 (SD = 9,81) лет опыта работы в области уголовного права, тогда как у адвокатов — 13 лет (SD = 11,17). Для контрольной группы были набраны 64 члена сообщества со смешанным образованием (средний возраст = 41,39, SD = 11,84). У всех отсутствовало юридическое образование, профессиональная квалификация в этой области и опыт работы, связанный с уголовным правом. Три группы статистически не различались по полу (хи-квадрат = 0,44, p  = 0,79). Однако были групповые различия по годам обучения ( F 2,166  = 11,65, p  = 0,00002) и возраст ( F 2,166  = 6,20, ). Контрольная группа имела значительно меньше лет образования, чем судьи ( p  = 0,00003) и адвокаты ( p  = 0,001), но между двумя последними группами не было обнаружено различий ( p  = 0,39). По возрасту адвокаты были значительно моложе судей ( р  = 0,001), но контрольная группа не отличалась от судей ( р  = 0,35) или адвокаты ( p  = 0,07). Все участники были носителями испанского языка. Участники с нарушениями зрения, историей злоупотребления психоактивными веществами и неврологическими или психическими расстройствами были исключены.

    В исследование были включены участники из Колумбии и Аргентины. Мы получили измерения общего когнитивного состояния, исполнительного функционирования (см. Таблицу S1 и Материалы и методы SI) и записи ЭКГ от подвыборки колумбийских участников ( n  = 86). Эта подвыборка включала 30 адвокатов, 27 контрольных и 29судьями и оценивался индивидуально в изолированном кабинете. Остальные участники ( n  = 83) завершили эксперимент онлайн (см. Материалы и методы SI ) .

    Три группы этой подвыборки статистически не различались по количеству лет обучения, полу, общим когнитивным функциям и исполнительным функциям (см. Таблицу S1). Тем не менее адвокаты были значительно моложе судей и контролеров. Поэтому мы рассчитали смешанные модели ANCOVA для всех оценок, включая годы образования и возраст как ковариацию.

    Процедура

    Исследование было одобрено этическим комитетом учреждения и проведено в соответствии с Хельсинкской декларацией. Все участники предоставили информированное согласие до проведения экспериментальных процедур, а также соответствующую информацию, такую ​​как социально-демографические данные, прошлый опыт работы и медицинское прошлое. После этого участники проводили эксперимент индивидуально.

    Задание на принятие моральных решений

    Участники выполнили модифицированную компьютеризированную версию задания, касающегося моральной оценки, назначения наказания и оценки вреда (Treadway et al., 2014). Инструмент состоял из 24 основных сценариев с участием двух персонажей: главного героя, причинившего вред, и жертвы, понесшей этот вред. Здесь под вредом понимается физический ущерб людям или имуществу. В частности, текстовые сценарии различались по степени вреда и были разделены на три категории: материальный ущерб, физический вред (нападение или нанесение увечий) и смерть. Из каждого основного сценария мы использовали четыре сценария вариации, которые отличались преднамеренностью нарушителя (случайный или преднамеренный) и языком, используемым для описания вреда (ужасный или обычный).

    Четыре варианта сценария были следующими: умышленное причинение вреда/простой язык (преднамеренный-PL), случайное причинение вреда/простой язык (случайный-PL), умышленное причинение вреда/ужасный язык (умышленный-GL) и случайное причинение вреда/ужасный язык ( случайный-GL). Каждый испытуемый читал заданный основной сценарий только один раз. Участники, которым назначено условие PL, — сценарии только для чтения с описаниями вреда в PL. Напротив, участники, отнесенные к состоянию GL, только читали сценарии, описывающие вред ужасными терминами. Важно отметить, что условия GL и PL были идентичны, за исключением языка, используемого для описания вреда (см. рис. 1 для примера языковой манипуляции).

    Все участники прочитали 12 преднамеренных и 12 случайных сценариев, которые были представлены в псевдорандомизированном порядке. С целью смягчения возможных эффектов порядка мы уравновешивали представление преднамеренных и случайных сценариев среди участников. Таким образом, всего было четыре версии задачи, по две для каждого языкового условия и, в рамках каждого языкового условия, две версии, которые меняли порядок случайных и преднамеренных сценариев. Такое уравновешивание преднамеренных и случайных сценариев гарантировало, что степень вреда была эквивалентна между случайными и преднамеренными условиями для всех участников. Таким образом, этот эксперимент состоял из плана 2 × 2 × 3, с языком и группой в качестве факторов между субъектами и интенциональностью в качестве фактора внутри субъектов.

    После прочтения каждой истории участники отвечали на три вопроса, выбирая число из шкалы Лайкерта с помощью клавиатуры. В первом вопросе участников просили оценить, насколько морально адекватным было действие нарушителя (оценка моральности, 1 =  «совершенно неправильно», 9 =  «совершенно хорошо»). Для анализа данных мы инвертировали эту шкалу, чтобы сделать сравнение оценок более интуитивным. Таким образом, для сообщаемых результатов рейтинги морали варьировались от 1 («полностью хорошо», 9 =   «совершенно неправильно»). Второй требовал от участников количественной оценки меры наказания, которое заслужил нарушитель (рейтинг наказания, 1 = «нет наказания», 9).= «суровое наказание»). В последнем вопросе участников просили оценить тяжесть причиненного вреда (насколько вредным было действие? рейтинг серьезности вреда, 1 = «нет вреда», 9 = «очень вредно»).

    Влияние преднамеренности, языка и типа преступления было проверено в первоначальном пилотном исследовании, проведенном для проверки наших материалов (см. Дополнительные методы, SII). Результаты этого пилотного исследования показали, что рейтинги морали, наказания и тяжести вреда были выше для преднамеренного вреда, чем для случайного. GL показал значительное влияние только на рейтинги морали. Что касается типов преступлений, с точки зрения морали, наказания и тяжести вреда, участники присвоили более высокие оценки смерти по сравнению со сценариями повреждения имущества. Что касается морали и серьезности вреда, участники также дали более высокие оценки смерти по сравнению со сценариями физического вреда. Что касается серьезности вреда, оценки также были выше для физического вреда, чем для материального ущерба.

    Анализ поведенческих данных

    Поведенческие данные (мораль, наказание и оценка ущерба) были проанализированы с использованием R версии 3.5.2. Все используемые статистические тесты были двусторонними, если не указано иное. Уровень значимости был установлен на уровне 0,05 для всех тестов. Чтобы оценить потенциальное взаимодействие между группой, языком и интенциональностью, мы использовали смешанные ANOVA. В качестве меры величины эффекта использовался обобщенный эта-квадрат. Нормальность студенческих остатков этих моделей оценивалась с использованием квантиль-квантильных графиков и критерия Шапиро-Уилка. Поскольку допущения о нормальности и однородности дисперсий не соблюдались, мы трансформировали рейтинги морали и вредоносности, применив степенные преобразования Бокса-Кокса (Box and Cox, 19).64; Сакиа, 1992). Процедура максимального правдоподобия позволила нам оценить лямбда-коэффициенты этих преобразований. Такие преобразования увеличили соответствие студенческих остатков нормальному распределению, а также стабилизировали дисперсию.

    Кроме того, учитывая, что группы различались по возрасту и годам образования, и что эти две переменные могут влиять на принятие моральных решений (Al-Nasari, 2002; Krettenauer et al. , 2014; Maxfield et al., 2007; Rosen et al., 2016) мы рассчитали смешанные модели ANCOVA для всех рейтингов, взяв в качестве факторов группу, язык и интенциональность, а в качестве ковариат — возраст и годы образования. Мы сообщили p – значения и статистика из апостериорного теста смешанных моделей ANCOVA. Критерии нормальности и гомоскедастичности не были полностью соблюдены даже после преобразования данных. Поэтому мы проверили все результаты ANOVA, используя статистику Уэлча-Джеймса для надежного тестирования в условиях гетерокедастичности и ненормальности, с обрезкой среднего значения 0,2, вариациями Winsorized и бутстрэппингом для расчета эмпирического критического значения (Keselman et al., 2003; Villacorta, 2017). ; Уилкокс, 2011). Результаты были почти идентичны результатам смешанных моделей ANOVA (см. Результаты SI). Для дальнейшего разложения значимых взаимодействий и оценки значимых основных эффектов мы использовали парные сравнения средних наименьших квадратов с поправкой по Тьюки в качестве апостериорного теста для смешанных дисперсионных анализов. Кроме того, последующие тесты на значимые взаимодействия были проверены с помощью запланированных сравнений с использованием непараметрического критерия (Wilcoxon) с поправкой Холма-Бонферрони для множественных сравнений. Результаты этих непараметрических последующих тестов были практически такими же, как и апостериорные контрасты смешанных моделей ANOVA.

    Анализ мощности показал, что при размере эффекта 0,25, α  = 0,05 и мощности 80% требуется выборка из 158 участников. Это предположение было выполнено, поскольку анализ поведенческих данных был проведен на 169 участниках, что дало мощность 0,83.

    Кроме того, чтобы изучить связь между многолетним опытом работы в области уголовного права судей и адвокатов и моральным принятием решений, мы рассчитали три модели линейной регрессии, которые включали эту переменную в качестве предиктора. Группа (судьи и адвокаты), язык и возраст также были включены в качестве предикторов. Модели включали среднюю нравственность (рейтинги нравственности, усредненные по условиям преднамеренности), случайное наказание (рейтинги наказания в ответ на случайный вред) и рейтинг серьезности случайного вреда в качестве зависимых переменных.

    Анализ физиологических данных

    Из записей ЭКГ участников мы извлекли низкочастотный (0,04–0,15 Гц) компонент мощности ВСР (подробности см. в SI: Материалы и методы). Мы рассчитали мощность НЧ в течение базового периода (5 мин). Кроме того, мы оценили мощность НЧ в нескольких смежных 5-минутных окнах записи во время выполнения задачи, а затем вычислили среднюю мощность в этом диапазоне по окнам (García-Martínez et al., 2017). Важно отметить, что группы не различались по продолжительности записи заданий (контроль, средняя продолжительность = 1325,4 с, SD = 306,8; адвокаты, средняя продолжительность = 1401,4 с, SD = 309)..2; судьи, средняя продолжительность = 1411,3 с, SD = 313,7; F 2, 83  = 0,53, p  = 0,53). Учитывая, что распределение мощности НЧ было сильно асимметричным, мы преобразовали эту переменную в логарифмическую форму, чтобы уменьшить влияние отдаленных наблюдений (Электрофизиология, 1996).

    Мощность в НЧ-диапазоне в основном генерируется вагусным контролем сердечной функции (Billman, 2013; Goldstein et al. , 2011; Reyes Del Paso et al., 2013) и предоставляет информацию о механизмах регуляции артериального давления (Goldstein et al., 2013). и др., 2011; Рейес Дель Пасо и др., 2013). Более того, мощность НЧ оказывается чувствительной к эмоциональной активации (Castaldo, 2015; Kop et al., 2011; Mccraty et al., 19).95). В частности, психологический стресс связан со снижением мощности НЧ, когда задача включает движение рук для управления клавиатурой (Hjortskov et al., 2004; Taelman et al., 2011; Yu, Zhang, 2012). Как следствие, мы ожидали, что мощность НЧ будет уменьшаться с увеличением возбуждения, что дало возможность проверить нашу основную гипотезу относительно GL (Bright and Goodman-Delahunty, 2006; Treadway et al., 2014).

    Чтобы понять связь между мощностью LF, EF и возрастом и групповыми различиями во время выполнения задачи, мы рассчитали модели линейной регрессии, которые включали эти переменные в качестве предикторов. Мы рассчитали процентное изменение мощности НЧ от исходного уровня до задания, чтобы стандартизировать этот показатель для каждого участника. Возраст был включен в эти модели, чтобы контролировать значительные возрастные различия между группами (см. Дополнительную таблицу S1). Модели включали в качестве зависимых переменных среднюю мораль (рейтинги моральности, усредненные по условиям интенциональности), случайное наказание (рейтинги наказания в ответ на случайный вред) и средний ущерб (рейтинги моральности, усредненные по условиям интенциональности). В трех многомерных линейных регрессионных анализах контрольная группа использовалась в качестве контрольной группы. Кроме того, GL был эталонным условием в модели средней морали. Мы преобразовали зависимые переменные, применив степенные преобразования Бокса-Кокса, чтобы улучшить соответствие остатков моделей нормальному распределению. Процедура максимального правдоподобия позволила нам оценить лямбда-коэффициенты каждого преобразования.

    Второй анализ мощности показал, что при величине эффекта 0,25, α  = 0,05 и мощности 80% для этих множественных регрессионных анализов требовался размер выборки из 79 участников. Это предположение было выполнено, были выполнены на подвыборке из 86 участников, что дает мощность 0,95.

    Теория связи права и нравственности



    С момента возрождения научного изучения юриспруденции вопрос о связи права и нравственности много обсуждался, но вопрос еще не решен и, возможно, никогда не будет решен. Высказывались всевозможные мнения, от крайнего учения Остина, согласно которому для целей юриста закон абсолютно независим от морали, до почти противоположных мнений, которых придерживаются все восточные кади, согласно которым мораль и право едины.

    С момента возрождения научного изучения юриспруденции вопрос о связи права и морали много обсуждался, но вопрос еще не решен и, возможно, никогда не будет решен. Высказывались всевозможные мнения, от крайнего учения Остина, согласно которому для целей юриста закон абсолютно независим от морали, до почти противоположных мнений, которых придерживаются все восточные кади, согласно которым мораль и право едины. Вопрос важный, и от ответа на него зависит ответ, который является следствием. Проблема сугубо практическая.

    Популярная концепция связи между законом и моралью состоит в том, что закон некоторым образом способствует развитию морали, сохраняет те условия, которые делают возможной моральную жизнь, а затем дает людям возможность вести трезвую и трудолюбивую жизнь. Средний человек рассматривает закон как систематизированную справедливость, а саму справедливость как несколько хаотичную массу моральных принципов. С этой точки зрения позитивный закон понимается как свод правил, соответствующий своду моральных законов, получающий свой авторитет из обязательного характера этих моральных законов и являющийся справедливым или несправедливым в зависимости от того, согласуется ли он с ним или отличается от него. их. Это, как и все другие популярные концепции, неадекватно для научных целей, и юрист, по крайней мере, поскольку он еще и ученый, вынужден отказаться от него. Ибо это противоречит фактам. позитивные законы не основываются на моральных законах, и общепринятые представления о справедливости не могут служить основанием для обжалования постановлений государства. Средний человек смешивает закон и мораль и отождествляет нормы права с принципами абстрактной справедливости.

    В древние времена не было различий

    На ранних стадиях развития общества не существовало различия между законом и моралью. В индуистском праве, основным источником которого являются Веды и Смрити, мы вначале не находим такого различия. Однако позже Миманса сформулировал определенные принципы, чтобы отличать обязательные предписания от рекомендательных. Аналогичная позиция была и на Западе. Греки во имя учения о «естественном праве» сформулировали теоретическую нравственную основу права. Римский юрист во имя «естественного права» признавал определенные моральные принципы основой права. В средние века церковь стала доминирующей в Европе. «Естественный закон» получил теологическую основу, а христианская мораль рассматривалась как основа права.

    Мораль как часть права

    Некоторые утверждают, что даже если право и мораль различимы, остается верным, что мораль в некотором роде составляет неотъемлемую часть права или правового развития, что мораль «скрыта в промежутках “правовой системы и в этом смысле неотделим от нее.

    Таким образом, было сказано, что право в действии — это не просто система правил, а предполагает использование определенных принципов, таких как принцип справедливости и добра (aequum et bonum). Путем искусного применения этих принципов к юридическим правилам судебный процесс выделяет моральное содержание из правопорядка, хотя признается, что это не позволяет отвергать сами правила на общем основании их аморальности.

    Другой подход пошел бы намного дальше и наделил бы юридический процесс неотъемлемым правом отвергать аморальные правила как незаконные по существу; это кажется похожим на классический способ мышления естественного права, но настаивает на том, что разница в том, что, согласно существующей доктрине, это вопрос внутренней структуры правовой системы, которая рассматривает аморальные правила как недопустимые, а не как аннулируемые. по внешнему закону природы.

    Если оценочные суждения, такие как моральные факторы, образуют неизбежную черту климата правового развития, как это обычно признано, трудно найти оправдание такому исключительному отношению.

    Оценочные суждения, вступающие в законную силу, потребуют рассмотрения того, что было бы справедливым правилом или решением, хотя и не объективным в том смысле, что оно основано на абсолютной истине, тем не менее может быть относительно истинным в смысле соответствия существующие моральные нормы общества.

    Удобно или нет определять право без ссылки на субъективные факторы, но когда мы приступим к наблюдению за явлениями, с которыми имеет дело право, и к анализу значения и использования правовых норм по отношению к таким явлениям, это окажется невозможным. игнорировать роль оценочных суждений в юридической деятельности, и мы не можем реализовать эту функциональную роль, заклеймив такие суждения как просто субъективные или ненаучные.

    Проблема о природе права Дж. Раз (1982)

    Теория познания пытается прояснить природу познания, философия логики исследует определение логики, моральная философия размышляет о природе и границах морали и скоро.

    Можно найти философов, которые рассматривали вопрос о природе права как попытку определить значение слова «право». Традиционно те, кто придерживался лингвистического подхода, концентрировались на слове «закон». Однако он столкнулся с серьезной проблемой, заключающейся в том, что это слово используется во множестве неюридических контекстов. У нас есть законы природы и научные законы, законы Бога и мысли, логики и языка и т. д. Ясно, что объяснение «закона» должно учитывать его использование во всех этих контекстах, и столь же ясно любое объяснение, столь широкое и вообще могут быть очень мало полезны для философов права.

    Только одно предположение может дать объяснение «закона» в надежде дать ответ на вопрос философа-правоведа о природе права. Это допущение состоит в том, что использование слова «право» во всех его контекстах, кроме одного, является аналогическим, метафорическим или каким-либо иным образом паразитирующим на его основном значении, проявляющемся в его использовании в одном типе контекста, и что это основное значение является тем, что является юридическим. Философ находится в центре своего исследования. К сожалению, предположение ошибочно. Его неправдоподобность лучше всего видна при рассмотрении самой тщательной и систематической попытки провести анализ «права», основанного на этом предположении, предложенном Джоном Остином в «Определенной области юриспруденции».

    Взгляд юристов
    Многие философы права исходят из невысказанной базовой интуиции:

    “Закон имеет дело с теми соображениями, на которые судам уместно полагаться при обосновании своих решений”.

    Большинство теоретиков, как правило, по образованию и профессии юристы, и их аудитория часто состоит в основном из студентов юридических факультетов. Совершенно естественно и незаметно они восприняли точку зрения юристов на закон. В деятельности юристов преобладают судебные процессы, фактические или потенциальные. Они не только ведут судебные разбирательства. Они составляют документы, заключают юридические сделки, консультируют клиентов и т. д. , всегда ориентируясь на вероятный исход возможного судебного разбирательства, в ходе которого действительность документа или сделки или законность действий клиента могут быть поставлены под сомнение. С точки зрения юриста закон действительно состоит только из соображений, на которые должны полагаться суды.

    Ганс Кельзен говорит, что следует сочетанию лингвистического и институционального подходов: «Любая попытка определить рассматриваемое понятие. При определении понятия права мы должны начать с изучения следующих вопросов:

    Имеют ли социальные явления вообще

    Ключ к методологическому подходу Кельзена заключается в его настойчивом утверждении, что правовая теория должна быть чистой теорией, Кельзен считал ее вдвойне чистой. Она чиста от всех моральных аргументов и чиста от всех социологических фактов.Кельзен указывает на свою веру в то, что анализ правовых понятий и определение содержания любой правовой системы никоим образом не зависят от воздействия закона на обществом или экономикой, а также не требует изучения мотивации людей соблюдать закон или нарушать его9. 0007

    Для Кельзена самоочевидно, что теория права свободна от всех моральных соображений. Очевидно, что задача теории права состоит в том, чтобы изучать право. Если право таково, что оно не может быть изучено научно, то, несомненно, следует вывод, что если право действительно связано с моральными соображениями и, следовательно, не может быть изучено научно, тогда теория права будет изучать только те аспекты права, которые могут быть изучены научно.

    Поскольку у Кельзена нет веских причин настаивать на том, что теория права должна быть свободна от моральных соображений, у него нет веских причин и ограничивать право таким образом, как он это делает.

    Международный подход
    Вердикт выносит адвокат. Тем не менее, есть что-то неправдоподобное по своей сути в принятии точки зрения юриста в качестве одной из фундаментальных методологических позиций. Нет сомнений в важности адвокатуры и судебной системы в обществе. Однако нецелесообразно изучать такие институты исключительно с точки зрения юриста.

    Институциональный подход кажется намного лучше, чем у конкурентов. Институциональный подход стремится представить анализ центрального политического института как анализ права. С институциональной точки зрения базовая интуиция является отправной точкой для дальнейшего критического осмысления. Вполне правдоподобно рассматривать понятие права как связанное с понятием судебной системы, но каковы основные характеристики суда и почему они важны для политической организации общества? Суды характеризуют три особенности:

    1. Разбираются в спорах с целью их разрешения.
    2. Они издают официальные постановления, которые разрешают эти споры.
    3. В своей деятельности они обязаны хотя бы отчасти руководствоваться позитивистскими авторитетными соображениями.

    На самом высоком уровне философской абстракции учение о природе права может и должно заниматься объяснением права в более широком контексте социальных и политических институтов. Он показывает, как склонность отождествлять теорию права с теорией судебного разбирательства, а юридические соображения со всеми подходящими для судов основывается на недальновидной доктрине, упускающей из виду связь права с различием между исполнительным и совещательным заключением. Ясно, что теория судебного решения является моральной теорией. Это касается всех соображений, влияющих на рассуждения в судах, как юридических, так и неправовых.

    Когда учение о природе права отождествляется с теорией судебного разбирательства, оно само становится моральной теорией. Учение о природе права дает критерий для определения права, использование которого не требует обращения к моральному или любому другому оценочному аргументу. Но из этого не следует, что можно защищать учение о самой природе права без использования оценочных аргументов. Его обоснование связано с оценочным суждением об относительной важности различных характеристик социальных организаций, и они отражают наши моральные и интеллектуальные интересы и заботы.

    Право и мораль
    В современном мире мораль и право почти повсеместно считаются не связанными между собой областями, и там, где используется термин «юридическая этика», подразумевается профессиональная честность юристов или судей, но не имеет ничего общего с возможной «правильностью» или «неправильностью» самих конкретных законов.

    Это следствие утраты смысла всякой “истины” о человеке и изгнания идеи естественного закона. Он подрывает всякое представление об истинных правах человека, оставляет человека беззащитным перед несправедливыми законами и открывает путь к различным формам тоталитаризма. Это должно быть достаточно легко увидеть человеку, открытому правде; но умы многих людей склонны к поверхностному мышлению, и они не будут реагировать, пока их шаг за шагом не приведут к более глубокому размышлению и осознанию.

    Взаимосвязь права и морали или этики

    Закон – это постановление, принятое государством. Подкрепляется физическим принуждением. Его нарушение карается судом. Он представляет волю государства и реализует его цели.

    Законы отражают политические, социальные и экономические отношения в обществе. Он определяет права и обязанности граждан по отношению друг к другу и по отношению к государству.

    Именно через закон правительство выполняет свои обещания народу. Она отражает социологическую потребность общества.

    Закон и мораль тесно связаны друг с другом. Законы обычно основаны на моральных принципах общества. Оба регулируют поведение человека в обществе.

    Они сильно влияют друг на друга. Законы, чтобы быть эффективными, должны представлять моральные идеи людей. Но хорошие законы иногда служат для того, чтобы пробудить нравственное сознание людей и создать и поддерживать такие условия, которые могут способствовать росту нравственности.

    Законы о запрете и распространении начального образования являются примерами такого рода. Мораль, по сути, не может быть отделена от политики. Конечной целью государства является содействие всеобщему благоденствию и нравственному совершенствованию человека.

    Обязанностью государства является разработка таких законов, которые поднимут моральный уровень людей. Таким образом, законы государства соответствуют господствующим нормам морали. Ранние авторы политологии никогда не делали различия между правом и моралью.

    «Государство» Платона — столь же хороший трактат о политике, как и об этике. В древней Индии термин Дхарма означал как закон, так и мораль. Указано, что закон — это не просто приказ суверена, он представляет собой идею правильного или неправильного, основанную на господствующей морали народа.

    Более того, послушание закону зависит от активной поддержки нравственных чувств людей. Законы, которые не поддерживаются нравственной совестью людей, могут стать мертвой буквой.

    Например, законы о сухом законе в Индии не имели успеха из-за того, что полное моральное сознание людей не было пробуждено в пользу таких законов.

    Как выразился Грин, «Пытаясь провести в жизнь непопулярный закон, правительство может принести больше вреда, чем пользы, создавая и распространяя привычку неповиновения закону. Общая стоимость такой попытки вполне может быть больше, чем социальная прирост.”

    Хотя право и мораль взаимозависимы, тем не менее они отличаются друг от друга по своему содержанию, определенности и санкции.

    Некоторые моменты различия между правом и моралью можно выделить следующим образом:
    Право:
    Оксфордский словарь английского языка определяет право как: определенное государство или сообщество признает обязательными для своих членов или подданных».

    То, что это следует рассматривать как определение права для английского языка, свидетельствует о влиянии юридического позитивизма на философию права в нашей культуре. Центральными темами позитивизма являются утверждения: во-первых, о том, что существование права основывается на идентифицируемых социальных фактах, и, во-вторых, о необходимости сохранения концептуального различия между правом и моралью. В этом эссе я рассмотрю позитивистское утверждение о том, что право можно идентифицировать независимо от морали, уделив особое внимание теории Х. Л. А. Харта.

    1. Закон регулирует и контролирует внешнее поведение человека. Это не связано с внутренними мотивами. У человека могут быть злые намерения в его или ее уме, но закон не заботится об этом.

    Закон вступит в действие только тогда, когда это злое намерение претворится в жизнь и какой-то вред действительно будет нанесен другому человеку.

    2. Закон универсален в конкретном обществе. Все люди в равной степени подвержены этому. Оно не меняется от человека к человеку.

    3. Политические законы точны и определенны, поскольку в каждом штате есть регулярный орган для формулирования законов.

    4. Закон создается и проводится в жизнь определенной политической властью. Он пользуется санкцией государства. Неповиновение закону обычно влечет за собой физическое наказание.

    Страх наказания служит сдерживающим фактором для нарушения политического закона.

    5. Закон относится к предмету, известному как юриспруденция.

    Мораль:
    1. Нравственность регулирует и контролирует как внутренние мотивы, так и внешние действия. Это касается всей жизни человека.

    Таким образом, сфера права ограничена по сравнению с областью морали, потому что право имеет дело только с внешними действиями и не принимает во внимание внутренние мотивы.

    Мораль осуждает человека, если у него есть какие-то злые намерения, но законы не действуют, если эти намерения не проявляются внешне.

    2. Нравственность переменчива. Она меняется от человека к человеку и от века к веку. У каждого человека свои моральные принципы.

    3. Нравственным законам не хватает точности и определенности, поскольку нет полномочий для их принятия и обеспечения их соблюдения.

    4. Мораль не создается и не навязывается никакой политической властью. Он не пользуется поддержкой государства. Нарушение моральных принципов не сопровождается никаким физическим наказанием.

    Единственная преграда против нарушения нравственности — общественное осуждение или личная совесть. «Моральные поступки — дело выбора внутреннего сознания личности, законы — дело принуждения».

    5. Мораль изучается в рамках отдельной отрасли знаний, известной как Этика.

    Мы можем завершить дискуссию словами Гилкриста: «Моральная жизнь личности проявляется многообразно. Государство является высшим условием индивидуальной нравственной жизни, ибо без государства никакая нравственная жизнь невозможна.

    Государство , поэтому регулирует другие организации в общих интересах. Однако государство имеет прямую функцию в отношении морали».

    На заметку

    Законы можно определить как внешние правила человеческого поведения, поддерживаемые суверенной политической властью. Право и мораль тесно связаны друг с другом.

    Законы обычно основаны на моральных принципах определенного общества. Некоторые различия можно выделить следующим образом:

    (а) Законы регулируют внешнее человеческое поведение, тогда как мораль в основном регулирует внутреннее поведение.

    (b) Законы универсальны; мораль изменчива.

    (c) Законы определены и точны, а мораль изменчива.

    (d) Законы поддерживаются принудительной властью государства; мораль просто пользуется поддержкой общественного мнения или индивидуальной совести.

    (e) Законы изучаются в разделе «Юриспруденция», а мораль изучается в разделе «Этика».

    Закон и свобода

    И закон, и мораль подразумевают человеческую свободу. Ясно, что без свободы нельзя говорить о нравственности. Но то же самое относится и к закону, ибо, если бы он соблюдался автоматически, а не свободно, люди были бы простыми роботами. Закон — это не просто указание на то, что происходит, как, например, закон физики; это наставление свободным людям о том, что они должны делать, если хотят жить свободно и ответственно в обществе; и обычно оно влечет за собой санкцию или наказание, которое должно быть наложено на любого, кто, как показано, действовал против данных норм поведения. Справедливый закон, правильно понятый, апеллирует к свободе.

    Тем не менее, одна из самых общих либеральных идей состоит в том, что закон по своей природе является врагом свободы. Серве Пинкерс считает, что католические моралисты на протяжении многих столетий находились под влиянием этого менталитета, который в результате реакции привел к антиправовому подходу большей части современного морального богословия. С этой точки зрения закон и свобода рассматривались как «два противоположных полюса, закон, имеющий эффект ограничения и навязывающий себя свободе с силой обязательства. Свобода и закон противостояли друг другу как два собственника в споре о поле человеческих действий. Моралисты обычно говорили: «Закон управляет этим поступком, свобода управляет тем поступком…» Моралисты традиционно были представителями нравственного закона, и их задача состояла в том, чтобы показать совести, как применять его в той или иной ситуации, в « дело совести». Сегодня мы наблюдаем сильную тенденцию к перемене ролей; моралисты теперь считают себя защитниками свободы и личной совести» [в противовес закону].

    Закон и правосудие

    Закон не может пытаться регулировать чисто внутреннюю сферу личного поведения; мораль может. Человеческое или гражданское право связано с внешними действиями именно постольку и потому, что они ущемляют права или законные действия других. Отсюда необходимая связь права со справедливостью. Для регулирования межличностных отношений необходимо исходить из основного принципа справедливости: «каждому свое». Отсюда возникает основной вопрос о том, что принадлежит каждому, а отсюда и дальнейший вопрос о правах человека.

    Каждому свое. Что-то приходится каждому. Это чувство равенства перед законом. «Возможность воздать должное не только родственнику, другу, гражданину или единоверцу, но и каждому человеку просто потому, что он человек, просто потому, что этого требует справедливость, есть честь закона и юристов. Если есть выражение единства человеческого рода и равенства между всеми людьми, то это выражение справедливо дается законом, который никого не может исключать из своего кругозора под страхом изменения его специфической идентичности».

    Даже для тех, кто видит закон и свободу во взаимном противоречии, вся концепция закона по существу связана с концепцией справедливости. Древний принцип lex iniusta non est lex (несправедливый закон — не закон) лежит в основе многих современных протестов во имя свободы. «Этот закон является дискриминационным, поэтому он несправедлив». Но справедливость — это моральное понятие; таким образом, эти протесты подтверждают внутреннюю связь между законом и моралью,
    «Есть еще одна важная связь между добродетелями и законом, ибо знание того, как применять закон, само по себе возможно только для того, кто обладает добродетелью справедливости».

    ‘Закон должен реагировать на “жизненные ситуации”…’ Очень хорошо, но не в том смысле, что он должен принимать ситуацию за норму. Справедливость должна оставаться нормой, и иногда закон должен восстановить справедливость.

    Влияние морали на закон

    Закон и мораль воздействуют, реагируют и формируют друг друга. Во имя «справедливости», «справедливости», «добросовестности» и «совести» мораль проникла в ткани закона. В судебном правотворчестве, в толковании правовых предписаний, в осуществлении судейского усмотрения (как и при назначении наказания) очень важную роль играют моральные соображения. Мораль действует как ограничитель власти законодательной власти, потому что законодательная власть не может осмелиться издать закон, полностью противоречащий нравственности общества. Во-вторых, все человеческое поведение и социальные отношения не могут регулироваться и регулироваться только законом. Немалое их количество регулируется моралью. Ряд действий и отношений в жизни общины протекают очень гладко, без какого-либо вмешательства закона. Их соблюдение обеспечивается моралью. Что касается правовых норм, то не только юридическая санкция обеспечивает их соблюдение, но и мораль помогает в этом. Таким образом, мораль совершенствует закон. «В браке, пока сохраняется любовь, нет нужды в законе, регулирующем отношения мужа и жены, — но адвокат входит через дверь, а любовь вылетает из окна».0007

    Растущее значение морали

    Теперь социологический подход оказал влияние на современную эпоху. Этот подход больше связан с целями, которые должен преследовать закон. Таким образом, общепризнанные ценности, или, другими словами, мораль (разумеется, мораль современности) стали очень важным предметом изучения для хорошего правотворчества. На международное право большое влияние оказывает также мораль. Жестокости и бесчеловечные действия во время мировых войн заставили людей вернуться к морали, и предпринимаются усилия для установления стандартов и ценностей, которым должны следовать нации. Пожалуй, нет другого столь веского основания для оправдания Нюрнбергского процесса, как мораль. Если закон должен оставаться ближе к жизни народа и действенным, он не должен игнорировать мораль.

    Заключение
    Как правило, правовые нормы являются составными и происходят из разнородных источников. В Индии, если мы рассмотрим всю юридическую перспективу, мы обнаружим, что некоторые из них произошли из личных законов и местных обычаев, многие из них основаны на иностранных правилах и принципах (в основном английских), некоторые основаны на логике или политическая идеология и так далее. Во-вторых, «общественное мнение», которое сильно влияет на право, состоит из ряда вещей — политических идей, экономической теории, этической философии и т. д. Они прямо и косвенно влияют на право. Поэтому, когда на формирование правовых предписаний действует так много элементов, вопрос нельзя сформулировать так просто, как «отношение между правом и моралью», потому что ряд факторов объединяется в воздействии на право, а мораль — лишь один из них. их. Однако можно сделать некоторые замечания о соотношении права и морали.

    Примечания
    # http://www.JStore.com/law_and_morality.php, по состоянию на четверг, 15 октября 2015 г., 12:15
    # Trpathi, B.N. Мани, Юриспруденция (правовые теории), юридическое агентство Аллахбада, 18-е издание (2008 г.), стр. 140
    # http://theoryofjurisprudence.blogspot.in/2006/08/moral-as-part-of-law.html, по состоянию на пятницу 16 октября 2015 г., 13:30
    # http://Право и мораль _ www.cormacburke.or.ke.html, дата обращения 16 октября 2015 г., 12:30
    # http://Отношения между законом и Morality or Ethics.html, дата просмотра 15 октября 2015 г., 14:00
    # Servais Pinckaers: Pour une Lecture de Veritatis Splendor, Paris, 19
    # 95, стр. 41-42.
    # Папа Иоанн Павел II, Обращение к Международному союзу католических юристов, 24 ноября 2000 г.
    # Аласдер Макинтайр, After Virtue, 1984 (2-е издание), с. 152.
    # Примечание 3, стр. 146
    # Патон, Учебник юриспруденции
    # Примечание 10, стр. 147


    ISBN №: 978-81-928510-1-3

    Автор биографии:   Я ​​учусь на последнем курсе бакалавра права (с отличием) в Университете штата Химачал-Прадеш
    Электронная почта:   manmeet4290@gmail.
    com
    Веб-сайт:   http://www.legalserviceindia.com

    Просмотров:  35252

    Комментарии  :  

    Чтобы отправить свои статьи, следуйте приведенной ниже процедуре

    Отправьте свою статью, используя нашу онлайн-форму Нажмите здесь
    Примечание * мы принимаем только оригинальные статьи , мы не принимаем Статьи, уже опубликованные на других сайтах.
    Для получения дополнительной информации обращайтесь: [email protected]

    Сообщите о своем авторском праве прямо сейчас!

    онлайн Регистрация авторских прав в Индии
    Позвоните нам по телефону: 98

    487

    / или напишите по адресу: [email protected]

    Естественное право | Интернет-энциклопедия философии

    Термин «естественное право» неоднозначен. Он относится к типу моральной теории, а также к типу теории права, но основные утверждения двух видов теории логически независимы. Это не относится к законам природы, законам, которые наука стремится описать. Согласно моральной теории естественного права, моральные нормы, регулирующие человеческое поведение, в некотором смысле объективно вытекают из природы людей и природы мира. Будучи логически независимыми от правовой теории естественного права, эти две теории пересекаются. Однако большая часть статьи будет посвящена теории права естественного права.

    В соответствии с теорией права естественного права авторитетность правовых норм обязательно проистекает, по крайней мере частично, из соображений, имеющих отношение к моральным достоинствам этих норм. Существует ряд различных видов естественноправовых юридических теорий, отличающихся друг от друга той ролью, которую мораль играет в определении авторитета правовых норм. Концептуальная юриспруденция Джона Остина обеспечивает набор необходимых и достаточных условий существования права, отличающих право от неправа во всех возможных мирах. Классическая теория естественного права, такая как теория Фомы Аквинского, фокусируется на пересечении моральных и юридических теорий естественного права. Точно так же неонатурализм Джона Финниса является развитием классической теории естественного права. Напротив, процедурный натурализм Лона Л. Фуллера — это отказ от концептуальной натуралистической идеи о необходимости материальные моральные ограничения на содержание права. Наконец, теория Рональда Дворкина является ответом и критикой юридического позитивизма. Все эти теории придерживаются одного или нескольких основных принципов теории права естественного права и важны для ее развития и влияния.

    Содержание

    1. Два вида теории естественного права
    2. Концептуальный натурализм
      1. Проект концептуальной юриспруденции
      2. Классическая теория естественного права
    3. Существенный неонатурализм Джона Финниса
    4. Процедурный натурализм Лона Л. Фуллера
    5. «Третья теория» Рональда Дворкина
    6. Ссылки и дополнительная литература

    1. Два вида теории естественного права

    Прежде всего важно различать два вида теории, которые известны под названием естественного права. Первая — это теория морали, которая в общих чертах характеризуется следующими тезисами. Во-первых, моральные суждения имеют то, что иногда называют объективным положением в том смысле, что такие суждения являются носителями объективной истинностной ценности; то есть моральные суждения могут быть объективно истинными или ложными. Хотя моральный объективизм иногда отождествляют с моральным реализмом (см., например, Moore 1992, 190: «Истинность любого морального суждения заключается в его соответствии моральной реальности, независимой от разума и условностей»), отношения между двумя теориями противоречивы. Джеффри Сэйр-МакКорд (1988), например, рассматривает моральный объективизм как один из видов морального реализма, но не как единственную его форму; с точки зрения Сейра-Маккорда, моральный субъективизм и моральный интерсубъективизм также являются формами морального реализма. Строго говоря, моральная теория естественного права привержена только объективности моральных норм.

    Второй тезис, составляющий ядро ​​моральной теории естественного права, — это утверждение о том, что нормы морали в некотором смысле вытекают или вытекают из природы мира и природы людей. Св. Фома Аквинский, например, отождествляет разумную природу человека с тем, что определяет нравственный закон: «правило и мера человеческих поступков есть причина, которая есть первый принцип человеческих поступков» (Фома Аквинский, ST I-II , Q.90, A.I). Согласно этому общему мнению, поскольку люди по своей природе являются рациональными существами, морально уместно, чтобы они вели себя так, как это соответствует их рациональной природе. Таким образом, Фома Аквинский выводит нравственный закон из природы человека (таким образом, «естественный закон»).

    Но есть и другой вид теории естественного права, связанный с отношением морали к праву. Согласно естественно-правовой теории права, нет четкого разделения между понятием права и понятием морали. Хотя существуют различные версии теории естественного права, все они придерживаются тезиса о том, что существуют, по крайней мере, некоторые законы, «авторитет» которых зависит не от каких-то ранее существовавших человеческих условностей, а от логической связи, в которой они находятся с моральными стандартами. . Иными словами, некоторые нормы являются авторитетными в силу своего морального содержания, даже если нет конвенции, делающей моральные достоинства критерием юридической действительности. Идея о том, что понятия права и морали каким-то образом пересекаются, называется тезисом о перекрытии.

    С эмпирической точки зрения многие теоретики морали естественного права также являются теоретиками права естественного права, но эти две теории, строго говоря, логически независимы. Можно отрицать теорию естественного права, но придерживаться естественно-правовой теории морали. Например, Джон Остин, наиболее влиятельный из первых юридических позитивистов, отрицал тезис о перекрытии, но придерживался чего-то, напоминающего этическую теорию естественного права.

    Действительно, Остин явно поддержал мнение о том, что не обязательно верно, что юридическая действительность нормы зависит от того, соответствует ли ее содержание нравственности. Но хотя Остин таким образом отрицал тезис о перекрытии, он принимал объективистскую моральную теорию; действительно, Остин почти полностью унаследовал свой утилитаризм от Дж. С. Милль и Джереми Бентам. Здесь стоит отметить, что утилитаристы иногда, кажется, предполагают, что они выводят свой утилитаризм из определенных фактов о человеческой природе; как однажды написал Бентам, «природа поставила человечество под управление двух суверенных владык, боли и удовольствия. Только они должны указывать, что мы должны делать, а также определять, что мы должны делать. С одной стороны, к их трону прикреплены стандарты добра и зла, а с другой — цепь причин и следствий» (Бентам 19).48, 1). Таким образом, приверженность естественно-правовой теории морали согласуется с отрицанием естественно-правовой теории права.

    И наоборот, можно было бы, хотя это и было бы необычно, принять теорию права естественного права, не придерживаясь теории морали естественного права. Можно, например, утверждать, что концептуальный смысл права состоит в том, чтобы частично воспроизводить требования морали, но также и придерживаться формы этического субъективизма (или релятивизма). С этой специфической точки зрения концептуальной точкой закона было бы обеспечение соблюдения тех стандартов, которые являются морально обоснованными в силу культурного консенсуса. По этой причине естественно-правовая теория права логически независима от естественно-правовой теории морали. Оставшаяся часть этого очерка будет посвящена исключительно теориям естественного права.

    2. Концептуальный натурализм

    а. Проект концептуальной юриспруденции

    Основная цель концептуальной (или аналитической) юриспруденции традиционно состояла в том, чтобы объяснить, что отличает право как систему норм от других систем норм, таких как этические нормы. Как Джон Остин описывает этот проект, концептуальная юриспруденция ищет «сущность или природу, которая является общей для всех законов, которые в собственном смысле слова» (Остин 1995, 11). Соответственно задача концептуальной юриспруденции состоит в обеспечении комплекса необходимых и достаточных условий существования права, отличающего право от неправа во всех возможных мирах.

    Хотя эта задача обычно интерпретируется как попытка анализа концепций права и правовой системы, существует некоторая путаница в отношении ценности и характера концептуального анализа в философии права. Как отмечает Брайан Лейтер (1998), философия права — одна из немногих философских дисциплин, основной задачей которых является концептуальный анализ; большинство других областей философии приняло натуралистический оборот, включив в себя инструменты и методы наук. Чтобы прояснить роль концептуального анализа в праве, Брайан Бикс (1995) различает ряд различных целей, которым могут служить концептуальные притязания: (1) отслеживать языковое употребление; (2) обусловливать значения; (3) объяснить, что важно или существенно в классе объектов; и (4) установить оценочный тест для слова-понятия. Бикс считает, что концептуальный анализ в праве в первую очередь связан с (3) и (4).

    В любом случае концептуальный анализ права остается важным, хотя и спорным проектом в современной теории права. Концептуальные теории права традиционно характеризовались их отношением к тезису о перекрытии. Таким образом, концептуальные теории права традиционно делились на две основные категории: теории, подобные теории права естественного права, которые утверждают, что существует концептуальная связь между правом и моралью, и теории, подобные юридическому позитивизму, отрицающие такую ​​связь.

    б. Классическая теория естественного права

    Все формы теории естественного права поддерживают тезис о перекрытии, который утверждает, что между правом и моралью существует какая-то нетрадиционная связь. Таким образом, согласно этой точке зрения, понятие права не может быть полностью сформулировано без некоторой ссылки на моральные понятия. Хотя тезис о перекрытии может показаться недвусмысленным, существует множество различных способов его интерпретации.

    Сильнейшая конструкция Тезиса о перекрытии формирует основу классического натурализма Аквинского и Блэкстоуна. Фома Аквинский различает четыре вида закона: (1) вечный закон; (2) естественное право; (3) человеческий закон; и (4) божественный закон. Вечный закон состоит из тех законов, которые управляют природой вечной вселенной; как Сьюзен Даймок (1999, 22), можно «мыслить о вечном законе как о включающем в себя все те научные (физические, химические, биологические, психологические и т. д.) «законы», которыми устроена Вселенная». Божественный закон касается тех норм, которым должен соответствовать человек, чтобы достичь вечного спасения. Нельзя открыть божественный закон одним лишь естественным разумом; заповеди божественного закона раскрываются только через божественное откровение.

    Естественный закон состоит из тех предписаний вечного закона, которые управляют поведением существ, обладающих разумом и свободной волей. Первая заповедь естественного закона, согласно Фоме Аквинату, — это несколько бессмысленный императив делать добро и избегать зла. Здесь стоит отметить, что Фома Аквинский придерживается естественно-правовой теории морали: то, что есть добро и зло, согласно Фоме Аквинату, вытекает из рациональной природы человека. Таким образом, добро и зло одновременно объективны и универсальны.

    Но Аквинский также теоретик права в области естественного права. По его мнению, человеческий закон (т. е. тот, который провозглашается людьми) действителен только постольку, поскольку его содержание соответствует содержанию естественного закона; как отмечает Фома Аквинский: «Каждый человеческий закон имеет ровно столько от природы закона, сколько вытекает из закона природы. Но если оно в чем-нибудь отклоняется от закона природы, то это уже не закон, а извращение закона» (ST I-II, Q.95, A.II). Перефразируя известное замечание Августина, несправедливый закон на самом деле вовсе не закон.

    Идея о том, что норма, не соответствующая естественному закону, не может иметь юридической силы, является определяющим тезисом концептуального натурализма. Как описывает этот тезис Уильям Блэкстоун: «Этот закон природы, будучи совпадающим с человечеством и продиктованным самим Богом, конечно, превосходит по своим обязательствам любой другой закон. Он обязателен на всем земном шаре, во всех странах и во все времена: никакие человеческие законы не имеют никакой силы, если они противоречат этому; и те из них, которые действительны, получают всю свою силу и весь свой авторитет, опосредованно или непосредственно, от этого оригинала» (19).79, 41). В этом отрывке Блэкстоун формулирует два утверждения, составляющие теоретическое ядро ​​концептуального натурализма: 1) не может быть юридически действительных стандартов, противоречащих естественному закону; и 2) все действительные законы получают ту силу и авторитет, которые они имеют, из естественного права.

    Следует отметить, что классический натурализм согласуется с предоставлением человеку существенной роли в производстве права. Хотя классический натуралист кажется приверженным утверждению, что закон обязательно включает в себя все моральные принципы, это утверждение не означает, что закон исчерпывается набором моральных принципов. По-прежнему будут проблемы с координацией (например, по какой стороне дороги ехать), которые можно решить любым количеством способов, соответствующих набору моральных принципов. Таким образом, классический натуралист не отрицает, что люди обладают значительной свободой действий при создании законов природы. Скорее она утверждает только, что такое усмотрение обязательно ограничено моральными нормами: правовые нормы, провозглашаемые людьми, действительны только в том случае, если они согласуются с моралью.

    Критики концептуального натурализма выдвинули ряд возражений против этой точки зрения. Во-первых, часто указывалось, что, против Августина, несправедливые законы слишком часто применяются против людей. Как язвительно выразился Остин:

    Теперь сказать, что человеческие законы, противоречащие Божественному закону, не являются обязательными, то есть не являются законами, значит говорить полнейшую чепуху. Самые пагубные законы и, следовательно, те, которые больше всего противоречат воле Божией, постоянно приводились в исполнение как законы судебными трибуналами. Предположим, что безобидный или положительно полезный поступок запрещен сувереном под страхом смертной казни; если я совершу этот поступок, я буду судим и осужден, и если я возражаю против приговора, что он противоречит закону Бога, Который повелел, чтобы законодатели человеческие не запрещали деяния, не имеющие злых последствий, суд Правосудие продемонстрирует неубедительность моих рассуждений, повесив меня, во исполнение закона, справедливость которого я оспаривал (Остин 1995, 158).

    Конечно, как отмечает Брайан Бикс (Bix, 1999), этот аргумент мало работает для Остина, потому что суд всегда может применить закон против человека, который не удовлетворяет собственной теории Остина о юридической силе.

    Еще одно часто выражаемое опасение состоит в том, что концептуальный натурализм подрывает возможность моральной критики закона; поскольку соответствие естественному праву является необходимым условием юридической действительности, всякое действительное право по определению морально справедливо. Таким образом, при таком рассуждении юридическая действительность нормы обязательно влечет за собой ее моральную справедливость. В роли Джулса Коулмана и Джеффри Мерфи (1990, 18) поставить точку:

    Важные вещи [концептуальный натурализм], которые якобы позволяют нам делать (например, морально оценивать закон и определять наши моральные обязательства по отношению к закону), на самом деле становятся более трудными из-за его краха различие между моралью и правом. Если мы действительно хотим думать о праве с моральной точки зрения, это может затруднить задачу, если мы увидим, что право и мораль каким-то образом существенно связаны. Моральной критике и реформе права может помочь первоначальный моральный скептицизм в отношении закона.

    С этой линией возражений есть несколько проблем. Во-первых, концептуальный натурализм не исключает критики тех норм, которые навязываются обществом как закон. Поскольку можно правдоподобно утверждать, что содержание нормы, навязываемой обществом в качестве закона, не соответствует естественному закону, это является законным основанием для моральной критики: поскольку норма, навязываемая законом, несправедлива, отсюда следует: согласно концептуальному натурализму, это не имеет юридической силы. Таким образом, государство совершает ошибку, применяя эту норму против частных лиц.

    Во-вторых, и это более важно, эта линия возражений направлена ​​на критику концептуальной теории права, указывая на ее практическое значение — стратегия, которая, кажется, совершает категориальную ошибку. Концептуальная юриспруденция предполагает наличие ядра социальных практик (составляющих право), которое требует концептуального объяснения. Таким образом, проект, мотивирующий концептуальную юриспруденцию, состоит в том, чтобы сформулировать концепцию права таким образом, чтобы учесть эти ранее существовавшие социальные практики. Концептуальную теорию права можно обоснованно критиковать за ее неспособность адекватно объяснить, так сказать, ранее существовавшие данные; но его нельзя законно критиковать ни за его нормативное качество, ни за его практические последствия.

    Более интересную аргументацию недавно выдвинул Брайан Бикс (1996). Вслед за Джоном Финнисом (1980) Бикс отвергает интерпретацию Фомы Аквинского и Блэкстоуна как концептуальных натуралистов, утверждая вместо этого, что утверждение о том, что несправедливый закон не является законом, не следует понимать буквально:

    несправедливый закон вообще не является законом» заключается в том, что несправедливые законы не являются законами «в самом полном смысле». Как мы могли бы сказать о каком-то профессионале, который имел необходимые степени и полномочия, но, тем не менее, казалось, не имел необходимых способностей или суждений: «она не юрист» или «он не врач». Это указывает только на то, что мы не думаем, что название в данном случае несет в себе все последствия, которые оно обычно имеет. Точно так же, сказать, что несправедливый закон «на самом деле не является законом», может означать только указать, что он не обладает той же моральной силой или не предлагает тех же оснований для действия, что и законы, соответствующие «высшему закону» (Bix 19).96, 226).

    Таким образом, Бикс истолковывает Аквинского и Блэкстоуна как взгляды, более схожие с неонатурализмом Джона Финниса, обсуждаемого ниже в Разделе III. Тем не менее, хотя можно привести правдоподобные доводы в пользу точки зрения Бикса, долгая история толкования Фомы Аквинского и Блэкстоуна как концептуальных натуралистов, наряду с ее педагогической ценностью для развития других теорий права, гарантирует, что эта практика, к лучшему или худшему, вероятна. , продолжаться бесконечно.

    3. Субстанциональный неонатурализм Джона Финниса

    Джон Финнис полагает, что разъясняет и развивает взгляды Аквинского и Блэкстоуна. Как и Бикс, Финнис считает, что натурализм Фомы Аквинского и Блэкстоуна не следует рассматривать как концептуальный отчет об условиях существования права. Согласно Финнису, классические натуралисты не стремились дать концептуальное объяснение юридической силы; скорее они были озабочены объяснением моральной силы закона: «принципы естественного права объясняют обязательную силу (в самом полном смысле «обязательства») позитивных законов, даже если эти законы не могут быть выведены из этих принципов» (Фин. 19).80, 23-24). С точки зрения Финниса относительно тезиса о перекрытии, основная функция права состоит в том, чтобы обеспечить оправдание государственного принуждения (взгляд, который он разделяет с Рональдом Дворкиным). Соответственно, несправедливый закон может иметь юридическую силу, но не может служить достаточным основанием для применения государственной принудительной власти и, следовательно, не является обязательным в полном смысле этого слова; таким образом, несправедливый закон не может реализовать моральные идеалы, заложенные в концепции права. Несправедливый закон, с этой точки зрения, является юридически обязывающим, но не является законом в полной мере.

    Как и классический натурализм, натурализм Финниса является одновременно этической теорией и теорией права. Финнис выделяет ряд одинаково ценных базовых благ: жизнь, здоровье, знания, игры, дружбу, религию и эстетический опыт. Каждое из этих благ, согласно Финнису, имеет внутреннюю ценность в том смысле, что оно должно, учитывая человеческую природу, цениться само по себе, а не только ради какого-то другого блага, в создании которого оно может помочь. Более того, каждое из этих благ является универсальным в том смысле, что оно управляет всеми человеческими культурами во все времена. С этой точки зрения смысл моральных принципов состоит в том, чтобы придать этическую структуру стремлению к этим основным благам; моральные принципы позволяют нам выбирать среди конкурирующих благ и определять, что допустимо делать человеку в погоне за основным благом.

    По мнению Финниса, концептуальная точка закона заключается в содействии общему благу путем предоставления авторитетных правил, которые решают проблемы координации, возникающие в связи с общим стремлением к этим основным благам. Таким образом, Финнис резюмирует свою теорию права следующим образом:

    [Т]ермин «закон»… относится прежде всего к правилам, установленным в соответствии с регулятивными , стандартно созданный как институт правовыми нормами) для «полного» сообщества и подкрепленный санкциями в соответствии с управляемыми правилами положениями судебных институтов, этот набор правил и институтов направлен на разумное разрешение любого из конфликтов сообщества. – проблемы координации (а также ратификации, терпимости, регулирования или преодоления координационных решений любых других институтов или источников норм) для общего блага этого сообщества (фин. 1980, 276).

    Опять же, стоит подчеркнуть, что Финнис старается отрицать, что существует какой-либо необходимый моральный критерий юридической действительности: «было бы просто неправильно понято мое представление о природе и цели объяснительных определений теоретических понятий, если бы кто-то предположил, что мое определение «исключаются как незаконные законы, которые не соответствуют или полностью не соответствуют тому или иному элементу определения» (Finnis 1980, 278).

    Тем не менее, Финнис считает, что в той мере, в какой норма не удовлетворяет этим условиям, она также не в полной мере проявляет природу права и тем самым не в полной мере обязывает гражданина-субъекта права. Несправедливые законы могут обязывать в техническом юридическом смысле, по мнению Финниса, но они могут не давать моральных оснований для действий того рода, которые является целью юридических полномочий. Таким образом, Финнис утверждает, что «использование власти правителем является в корне ущербным, если он использует свои возможности, делая условия, предназначенные им не для общего блага, а для собственной выгоды или выгоды своих друзей или партии или фракции, или из злого умысла против кого-либо». человек или группа» (фин. 1980, 352). Ибо конечной основой морального авторитета правителя, с этой точки зрения, «является тот факт, что он имеет возможность и, следовательно, обязанность содействовать общему благу, предлагая решения проблем координации сообщества» (Finnis 1980, 351). ).

    Теория Финниса, безусловно, более правдоподобна как теория права, чем традиционная интерпретация классического натурализма, но такая правдоподобность достигается, к лучшему или к худшему, за счет идентичности натурализма как отдельной теории права. Действительно, кажется, что теория естественного права Финниса совместима с историческим противником натурализма, юридическим позитивизмом, поскольку точка зрения Финниса совместима с теорией юридической действительности, основанной на источниках; законы, которые технически действительны в силу источника, но несправедливы, согласно Финнису, не полностью обязывают гражданина. Действительно, Финнис (1996) считает, что классический натурализм Аквината полностью подтверждает представление о том, что человеческие законы «положены».

    4. Процессуальный натурализм Лона Л. Фуллера

    Как и Финнис, Лон Фуллер (1964) отвергает концептуальную натуралистическую идею о том, что существуют необходимые материальных моральных ограничений содержания права. Но Фуллер, в отличие от Финниса, считает, что право обязательно подчинено процессуальной морали. По мнению Фуллера, человеческая деятельность обязательно является целенаправленной или целенаправленной в том смысле, что люди занимаются определенной деятельностью, поскольку она помогает им достичь какой-то цели. Поскольку человеческая деятельность по существу целесообразна, согласно Фуллеру, отдельные виды человеческой деятельности могут быть поняты только в терминах, которые ссылаются на их цели и цели. Таким образом, поскольку законотворчество по своей сути является целенаправленной деятельностью, его можно понимать только в терминах, явно признающих его основные ценности и цели:

    Единственная формула, которую можно было бы назвать определением права, предлагаемая в этих трудах, к настоящему времени хорошо знакома: право — это предприятие подчинения человеческого поведения управлению правилами. В отличие от большинства современных теорий права, эта точка зрения рассматривает право как деятельность, а правовую систему — как продукт постоянных целенаправленных усилий (Fuller, 1964, 106).

    В той мере, в какой может быть дано определение закона, оно должно включать идею о том, что основной функцией права является «достижение[е] [общественного] порядка посредством подчинения поведения людей руководству общими правилами, согласно которым они могут сами ориентировать свое поведение» (Fuller 1965, 657).

    Фуллеровская функционалистская концепция права подразумевает, что ничто не может считаться законом, если оно не способно выполнять основную функцию закона — управлять поведением. И чтобы иметь возможность выполнять эту функцию, система правил должна удовлетворять следующим принципам:

    • (P1) правила должны быть выражены в общих чертах;
    • (P2) правила должны быть обнародованы;
    • (P3) правила должны быть перспективными;
    • (P4) правила должны быть изложены понятным языком;
    • (P5) правила должны соответствовать друг другу;
    • (P6) правила не должны требовать поведения, выходящего за рамки полномочий затронутых сторон;
    • (P7) правила нельзя менять так часто, чтобы субъект не мог на них полагаться; и
    • (P8) правила должны применяться в соответствии с их формулировками.

    По мнению Фуллера, никакая система правил, которая хотя бы в минимальной степени не соответствует этим принципам законности, не может достичь основной цели закона — достижения социального порядка посредством использования правил, направляющих поведение. Например, система правил, которая не удовлетворяет (P2) или (P4), не может управлять поведением, потому что люди не смогут определить, чего требуют правила. Соответственно, Фуллер заключает, что его восемь принципов являются «внутренними» по отношению к праву в том смысле, что они встроены в условия существования права.

    Эти внутренние принципы составляют мораль, согласно Фуллеру, потому что закон обязательно имеет положительную моральную ценность в двух отношениях: (1) закон ведет к состоянию общественного порядка и (2) делает это, уважая человеческую автономию, поскольку правила определяют поведение. Поскольку ни одна система правил не может достичь этих морально ценных целей без минимального соблюдения принципов законности, отсюда, по мнению Фуллера, следует, что они составляют мораль. Поскольку эти моральные принципы встроены в условия существования права, они являются внутренними и, следовательно, представляют собой концептуальную связь права и морали. Таким образом, подобно классическим натуралистам и в отличие от Финниса, Фуллер придерживается самой сильной формы тезиса перекрытия, что делает его концептуальным натуралистом.

    Тем не менее, концептуальный натурализм Фуллера принципиально отличается от натурализма классического. Во-первых, Фуллер отвергает классическую натуралистическую точку зрения о том, что существуют необходимые моральные ограничения на содержание права, утверждая вместо этого, что существуют необходимые моральные ограничения на процессуальные механизмы, с помощью которых право создается и осуществляется: «То, что я назвал внутренней моралью права является… процедурной версией естественного права… [в том смысле, что она] связана не с материальными целями правовых норм, а с теми способами, которыми система правил, регулирующих человеческое поведение, должна создаваться и применяться, если она быть действенным и в то же время оставаться тем, чем он претендует быть» (Fuller 19). 64, 96-97).

    Во-вторых, Фуллер определяет концептуальную связь между правом и моралью на более высоком уровне абстракции, чем классические натуралисты. Классические натуралисты рассматривают мораль как наложение существенных ограничений на содержание отдельных законов; несправедливая норма, с этой точки зрения, концептуально лишена юридической силы. Напротив, Фуллер рассматривает мораль как ограничение существования правовой системы: «Полный провал в любом из этих восьми направлений не просто приводит к плохой системе права; это приводит к тому, что вообще нельзя назвать правовой системой» (Fuller 19).64, 39).

    Процедурный натурализм Фуллера уязвим для ряда возражений. Х.Л.А. Харт, например, отрицает утверждение Фуллера о том, что принципы законности составляют внутреннюю мораль; согласно Харту, Фуллер смешивает понятия морали и эффективности:

    [Т] настойчивое стремление автора классифицировать эти принципы законности как «мораль» является источником путаницы как для него самого, так и для его читателей… [T] важнейшее возражение против обозначения этих принципов хорошего юридического мастерства как морали, несмотря на квалификацию «внутренняя», заключается в том, что это приводит к смешению двух понятий, которые жизненно важно разделять: понятия целеустремленной деятельности и мораль. Отравление, несомненно, является целенаправленной деятельностью, и размышления о его цели могут показать, что оно имеет свои внутренние принципы. («Избегайте ядов, какими бы смертельными они ни были, если они вызывают у жертвы рвоту»….) Но назвать эти принципы искусства отравителя «моралью отравления» просто стерло бы различие между понятием эффективности для цели и теми окончательными суждениями о деятельность и цели, с которыми связана мораль в ее различных формах (Hart 1965, 1285-86).

    По мнению Харта, все действия, включая добродетельные действия, такие как законотворчество, и недопустимые действия, такие как отравление, имеют свои собственные внутренние стандарты эффективности. Но поскольку такие стандарты эффективности противоречат нравственности, как это происходит в случае отравления, отсюда следует, что они отличны от нравственных стандартов. Таким образом, хотя Харт признает, что что-то вроде восьми принципов Фуллера встроено в условия существования права, он заключает, что они не составляют концептуальной связи между правом и моралью.

    К сожалению, Харт упускает из виду тот факт, что большинство из восьми принципов Фуллера удваиваются как моральные идеалы справедливости. Например, публичное обнародование в понятных терминах может быть необходимым условием эффективности, но это также и нравственный идеал; Морально нежелательно, чтобы государство применяло правила, которые не были публично обнародованы в терминах, разумно рассчитанных для того, чтобы уведомить о том, что требуется. Точно так же мы считаем само собой разумеющимся, что для государства неправильно принимать правила, имеющие обратную силу, непоследовательные правила и правила, требующие невозможного. Отравление может иметь свои внутренние стандарты эффективности, но такие стандарты отличаются от принципов законности тем, что они противоречат нравственным идеалам.

    Тем не менее, принципы Фуллера действуют внутренне, не как моральные идеалы, а просто как принципы эффективности. Как, вероятно, признал бы Фуллер, существование правовой системы согласуется со значительным отклонением от принципов законности. Правовые стандарты, например, обязательно обнародуются в общих чертах, что неизбежно порождает проблемы нечеткости. А чиновники слишком часто не могут справедливо и беспристрастно применять законы даже в самых лучших правовых системах. Этих расхождений всегда может быть prima facie вызывают возражения, но они несовместимы с правовой системой только тогда, когда они делают правовую систему неспособной выполнять свою основную функцию руководства поведением. Поскольку эти принципы встроены в условия существования права, это происходит потому, что они действуют как условия действенности, а не потому, что они функционируют как нравственные идеалы.

    5. «Третья теория» Рональда Дворкина

    Так называемую третью теорию права Рональда Дворкина лучше всего понимать как ответ на юридический позитивизм, который по существу состоит из трех теоретических положений: Тезис о социальных фактах, Тезис об условности и Тезис отделимости. Тезис о социальных фактах утверждает, что необходимая истина заключается в том, что юридическая действительность в конечном счете является функцией определенных видов социальных фактов; идея здесь состоит в том, что действительность закона в конечном счете объясняется наличием определенных социальных фактов, особенно формальным обнародованием законодательным органом.

    Тезис конвенциональности подчеркивает конвенциональный характер права, утверждая, что социальные факты, порождающие юридическую действительность, авторитетны в силу социальной конвенции. С этой точки зрения критерии, определяющие, считается ли та или иная норма правовой нормой, являются обязательными из-за неявного или явного соглашения между должностными лицами. Так, например, Конституция США имеет силу в силу общепринятого факта, что она была официально ратифицирована всеми пятьюдесятью штатами.

    Тезис о разделимости на самом общем уровне просто отрицает тезис о перекрытии натурализма; согласно тезису об отделимости, между понятиями права и морали нет концептуального совпадения. В более узком понимании Харта тезис отделимости — это «просто утверждение о том, что ни в каком смысле не является необходимой истиной то, что законы воспроизводят или удовлетворяют определенные требования морали, хотя на самом деле они часто это делали» (Hart 1994, 185–185). 186).

    Дворкин отвергает тезис позитивизма о социальных фактах на том основании, что существуют некоторые правовые стандарты, силу которых нельзя объяснить с точки зрения социальных фактов. Например, при разрешении сложных дел судьи часто ссылаются на моральные принципы, которые, по мнению Дворкина, не вытекают из их правовой авторитет из социальных критериев законности, содержащихся в правиле признания (Дворкин 1977, стр. 40).

    В деле Riggs v. Palmer , например, суд рассматривал вопрос о том, мог ли убийца взять под волю свою жертву. На момент вынесения решения по делу ни устав, ни прецедентное право, регулирующее завещания, прямо не запрещали убийце подчиняться завещанию своей жертвы. Несмотря на это, суд отказал подсудимому в подарке по завещанию на том основании, что было бы неправильным позволять ему извлекать выгоду из такого тяжкого проступка. По мнению Дворкина, суд решил дело, сославшись на «принцип, согласно которому никто не может извлечь выгоду из своего собственного проступка, в качестве базового стандарта, на основании которого следует читать статут завещаний, и таким образом обосновал новое толкование этого статута» (Дворкин 19). 77, 29).

    По мнению Дворкина, суд Riggs не просто выходил за рамки закона к внеюридическим стандартам, когда рассматривал этот принцип. За Riggs судей «по праву» подвергли бы критике, если бы они не приняли во внимание этот принцип; если бы это был просто внеправовой стандарт, не было бы законных оснований критиковать его непринятие во внимание (Dworkin 1977, 35). Соответственно, Дворкин заключает, что лучшее объяснение уместности такой критики состоит в том, что принципы являются частью закона.

    Кроме того, Дворкин утверждает, что юридическая сила стандартов, подобных принципу Riggs , не может проистекать из обнародования в соответствии с чисто формальными требованиями: простая или достаточно прямая связь с этими действиями, чтобы сформулировать эту связь в терминах критериев, определяемых неким основным правилом распознавания» (Dworkin 1977, 41).

    По мнению Дворкина, юридическая власть 9Принцип 0016 Riggs можно полностью объяснить с точки зрения его содержания. Принцип Riggs имел обязательную силу отчасти потому, что он является требованием фундаментальной справедливости, которое выступает в качестве наилучшего морального оправдания правовой практики общества в целом. Моральный принцип является юридически авторитетным, согласно Дворкину, в той мере, в какой он максимально способствует лучшему моральному оправданию правовой практики общества в целом.

    Дворкин считает, что юридический принцип максимально способствует такому обоснованию, если и только если он удовлетворяет двум условиям: (1) принцип согласуется с существующими правовыми материалами; и (2) принцип является наиболее морально привлекательным стандартом, который удовлетворяет (1). Правильным правовым принципом является тот, который делает закон максимально нравственным. Соответственно, по мнению Дворкина, судебное решение является и должно быть интерпретативным:

    [Судьям] следует решать трудные дела, интерпретируя политическую структуру своего сообщества следующим, возможно, особым образом: пытаясь найти наилучшее оправдание, которое они могут найти, в принципах политической морали, для структуры в целом. , от самых глубоких конституционных норм и договоренностей до деталей, например, частного права о деликте или договоре (Dworkin 1982, 165).

    Таким образом, есть два элемента успешной интерпретации. Во-первых, поскольку интерпретация успешна в той мере, в какой она оправдывает определенные практики конкретного общества, интерпретация должна0016 соответствует этой практике в том смысле, что он согласуется с существующими правовыми материалами, определяющими практику. Во-вторых, поскольку интерпретация обеспечивает моральное оправдание этих практик, она должна представлять их в наилучшем моральном свете.

    По этой причине Дворкин утверждает, что судья должен стремиться интерпретировать дело примерно следующим образом: сходятся для того, чтобы быть «приемлемыми» с точки зрения соответствия, а затем предположим, что если более чем одно толкование какой-либо части закона соответствует этому порогу, выбор должен быть сделан среди них, а не путем дальнейших и более точных сравнений между два в этом измерении, но выбирая интерпретацию, которая «существенно» лучше, то есть которая лучше продвигает политические идеалы, которые он считает правильными (Dworkin 1982, 171).

    По мнению Дворкина, судья должен подходить к процессу принятия решений как к чему-то, напоминающему упражнение в моральной философии. Так, например, судья должен разрешать дела на основе тех моральных принципов, которые «фигурируют [] в самой здравой теории права, которая может быть предоставлена ​​в качестве оправдания эксплицитных материальных и институциональных правил рассматриваемой юрисдикции» (Дворкин 1977, 66).

    И этот процесс, по словам Дворкина, «должен очень глубоко уводить юриста в политическую и моральную теорию». Действительно, в более поздних работах Дворкин заходит так далеко, что несколько неправдоподобно заявляет, что «любое мнение судьи само по себе является частью философии права, даже когда эта философия скрыта, а видимая аргументация состоит из цитат и перечней фактов» ( Дворкин 1986, 90).

    Дворкин считает, что его теория судебного обязательства является следствием того, что он называет тезисом о правах, согласно которому судебные решения всегда обеспечивают соблюдение ранее существовавших прав: побеждать. Обязанностью судьи остается, даже в тяжелых случаях, выяснить, каковы права сторон, а не изобретать новые права задним числом» (Дворкин 1977, 81).

    В «Тяжелых делах» Дворкин различает два вида юридических аргументов. Аргументы политики «оправдывают политическое решение, показывая, что это решение продвигает или защищает некую коллективную цель сообщества в целом» (Дворкин 19).77, 82). Напротив, аргументы принципа «оправдывают политическое решение, показывая, что это решение уважает или обеспечивает некоторые права человека или группы» (Dworkin 1977, 82).

    По мнению Дворкина, в то время как законодательная власть может на законных основаниях принимать законы, которые оправдываются аргументами политики, суды не могут использовать такие аргументы при рассмотрении дел. Ибо консеквенциалистский аргумент политики никогда не может дать адекватного обоснования для принятия решения в пользу правового притязания одной стороны и против правового притязания другой стороны. Апелляция к ранее существовавшему праву, по мнению Дворкина, в конечном итоге может быть оправдана только принципиальным аргументом. Таким образом, поскольку судебные решения обязательно выносят решения по притязаниям на право, они в конечном итоге должны основываться на моральных принципах, которые фигурируют в лучшем оправдании правовой практики, рассматриваемой в целом.

    Обратите внимание, что взгляды Дворкина на правовые принципы и судебные обязанности несовместимы со всеми тремя основными обязательствами юридического позитивизма. Каждый из них противоречит тезису об условности, поскольку судьи обязаны интерпретировать установленный закон в свете неустановленных моральных принципов. Каждый из них противоречит тезису о социальных фактах, потому что эти моральные принципы считаются частью закона сообщества независимо от того, были ли они официально провозглашены. Что наиболее важно, точка зрения Дворкина противоречит тезису отделимости в том смысле, что она, по-видимому, подразумевает, что некоторые нормы обязательно действительны в силу своего морального содержания. Именно его отрицание тезиса отделимости относит Дворкина к лагерю натуралистов.

    6. Ссылки и дополнительная литература

    • Фома Аквинский, О праве, морали и политике (Индианаполис: Hackett Publishing Co., 1988)
    • Джон Остин, Лекции по юриспруденции и философии позитивного права (Сент-Клер-Шорс, Мичиган: Scholarly Press, 1977)
    • Джон Остин, Определена область юриспруденции (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 1995)
    • Джереми Бентам, Фрагмент правительства (Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1988)
    • Джереми Бентам, Законов в целом (Лондон: Athlone Press, 1970) Джереми Бентам, Принципы морали и законодательства (Нью-Йорк: Hafner Press, 1948)
    • Брайан Бикс, «Об описании и юридическом обосновании», в Линде Мейер (редактор), Rules and Reasoning (Oxford: Hart Publishing, 1999)
    • Брайан Бикс, Юриспруденция: теория и контекст (Боулдер, Колорадо: Westview Press, 1996) Брайан Бикс, «Теория естественного права», Деннис М. Паттерсон (редактор), A Companion to Philosophy of Law and Legal Theory (Cambridge: Blackwell Publishing Co., 1996)
    • Уильям Блэкстоун, Комментарии к Закону Англии (Чикаго: The University of Chicago Press, 1979)
    • Жюль Л. Коулман, «Об отношениях между законом и моралью», Ratio Juris , vol. 2, нет. 1 (1989), 66-78
    • Жюль Л. Коулман, «Негативный и позитивный позитивизм», 11 Журнал юридических исследований 139 (1982)
    • Жюль Л. Коулман и Джеффри Мерфи, Философия права (Боулдер, Колорадо: Westview Press, 1990)
    • Рональд М. Дворкин, Law’s Empire (Кембридж: издательство Гарвардского университета, 1986)
    • Рональд М. Дворкин, Серьезное отношение к правам (Кембридж: издательство Гарвардского университета, 1977)
    • Джон Финнис, Естественное право и естественные права (Оксфорд: Clarendon Press, 1980)
    • Джон Финнис, «Истина в юридическом позитивизме», Роберт П. Джордж, The Autonomy of Law (Oxford: Clarendon Press, 1996), 195-214
    • Лон Л. Фуллер, Мораль закона , исправленное издание (Нью-Хейвен: издательство Йельского университета, 1964)
    • Лон Л. Фуллер, «Ответ профессорам Коэну и Дворкину», 10 Villanova Law Review 655 (1965), 657. Лон Л. Фуллер, «Позитивизм и верность закону — ответ профессору Харту», ​​71 Гарвардский юридический обзор 630 (1958)
    • Клаус Фёр, «Прощай, юридический позитивизм: распутывание тезиса о разделении», в George, The Autonomy of Law , 119-162
    • Роберт П. Джордж, «Естественное право и позитивное право», в журнале George, The Autonomy of Law , 321-334
    • Роберт П. Джордж, Теория естественного права: современные очерки (Оксфорд: Clarendon Press, 1992)
    • Х.Л.А. Харт, Концепция закона , второе издание (Оксфорд: Clarendon Press, 1994)
    • Х.Л.А. Hart, «Book Review of The Morality of Law » 78 Harvard Law Review 1281 (1965) H. L.A. Hart, Essays on Bentham (Oxford: Clarendon Press, 1982) HLA Харт, «Позитивизм и разделение права и морали», 71 Harvard Law Review 593 (1958)
    • Кеннет Эйнар Химма, «Позитивизм, натурализм и обязанность подчиняться закону», Southern Journal of Philosophy , vol. 36, нет. 2 (лето 1999 г.)
    • Кеннет Эйнар Химма, «Функционализм и теория права: новый взгляд на дебаты Харта и Фуллера», De Philosophia , vol. 14, нет. 2 (осень/зима 1998 г.)
    • Дж. Л. Маки, «Третья теория права», Философия и связи с общественностью , Vol. 7, № 1 (осень 1977 г.)
    • Майкл Мур, «Право как функциональный вид», Джордж, Теория естественного права , 188-242
    • Джозеф Раз, Власть закона: очерки закона и морали (Оксфорд: Clarendon Press, 1979)
    • Джозеф Раз, «Власть, закон и мораль», The Monist , vol. 68, 295-324 Джозеф Раз, «Правовые принципы и пределы права», 81 Yale Law Review 823 (1972)
    • Джеффри Сейр-МакКорд, «Многие моральные реализмы», в Сейр-МакКорд (редактор), Очерки морального реализма (Итика: издательство Корнельского университета, 1988)

    Информация об авторе

    Кеннет Эйнар Химма
    Электронная почта: himma@spu.

    Оставить комментарий