«Гимны к ночи» Новалиса в контексте христианского учения о рае и аде — Слово Богослова
«Гимны к ночи» — одно из самых известных и противоречивых произведений Новалиса — Фридриха фон Гарденберга, поэта и философа, представителя раннего немецкого романтизма. Написанные под влиянием безвременной смерти его возлюбленной — Софи Кюн, «Гимны», на первый взгляд, представляют собой поэтический текст, воспевающий торжество смерти в её противопоставлении Свету, Небу — то есть тем символам, которые обычно ассоциируются с позитивным началом, в том числе и в христианстве. Смерть, ночь, могила как бы становятся квинтэссенцией космического совершенства. Обращаясь к свету, Новалис говорит: «Истинное небо мы обретаем не в твоих меркнущих звёздах, а в тех беспредельных зеницах, что в нас ночь отверзает»[1].
Слово «гимн» (ὕμνος — др.-греч.) с древности восходит к молитве, представляя разновидность сакральной поэзии, что ещё более усугубляет ощущение того, что Новалис прямо-таки поклоняется оборотной стороне мироздания, обращаясь к её реалиям, как к истинному божеству.
К тем реалиям, которые в христианской традиции аллегорически представляют ту самую «тьму внешнюю»[2], которая ассоциируется с адом. И может сложиться впечатление, что Новалис, приписывая тьме позитивные качества с чертами райского блаженства, становится противником того понятия о христианском рае, что сложилось в многовековой церковной традиции. Что он сознательно извращает и переворачивает символы, меняя знаки в своей оценке сложившихся понятий.
Прежде всего, надо сказать о том, что Новалис сознательно ничего не извращает и не переворачивает. Р. Гайм пишет о том, что в так называемых «Отрывках» — философических заметках Новалиса, — можно прочесть о том, что нужно «вспоминать об умерших для того, чтобы жить общей с ними жизнью при помощи веры»[3]. Вера, в данном случае, означает веру христианскую. Н.Я. Берковский, в свою очередь, указывает на то, что «христианство и религия ночи у Новалиса отождествляются»[4], и что «в таком отождествлении Новалис, по всей вероятности, не усматривал для христианства чего-то оскорбительного, скорее он думал, что оно укрепляет и возвышает христианство»[5].
То есть, с точки зрения двух бесспорно уважаемых авторов, Новалис в «Гимнах к ночи» предстаёт перед нами христианином. Но почему же тогда тьма для него желаннее, чем свет? Почему у него «мрак могильный есть величайшее из благ»?[6]
Для того чтобы разобраться в этой проблеме, надо первым делом обратиться к христианским понятиям рая и ада, чтобы понять, как они обозначены и в пространстве, и в ментальной проекции — ведь может показаться, что «Гимны» Новалиса задают среду сумеречного обитания как некое место, которое позиционировано в его отношении к потусторонним для него реалиям — Свету, Небу, утру, и, следовательно, эта среда может быть трактована, как один из знаковых полюсов христианского учения. Но, например, православное предание говорит нам о том, что не существует тварного рая и тварного ада, то есть, нет мест в пространстве, которым мы могли бы приписать эти названия или соответствующие качества. В Православии рай и ад существуют только с точки зрения человека, и это скорее проблема богообщения, чем непреложность мироздания.
Западная христианская традиция более конкретна в этом вопросе, представляя трёхуровневую модель мира, где есть Небо, земля — как место испытания человека, и преисподняя, поделённая на собственно преисподнюю и чистилище. Но, как бы там ни было, антоним «Свет — мрак», выходящий из Св. Писания, распространяется на обе традиции, что, вроде бы, делает «Гимны» Новалиса воспеванием именно этого, альтернативного свету мрака. Вроде бы можно сказать то, что он, принадлежавший к западной христианской традиции, обозначает именно некое место: загробное, мрачное, адекватное образу преисподней. «Из царства света вниз, во мрак!»[7] — призывает Новалис, и действительно может показаться, что мы имеем дело с зеркальной трактовкой христианского учения, в которой тьма, как метафора ада, становится на место света, имея при этом некую определённую позицию «внизу», то есть более-менее конкретно обозначенную. Однако это только на первый взгляд, так как и сам свет у него при этом не выглядит чем-то негативным, оппозиционным позитивному мраку.
«Гимны к ночи» начинаются именно с воспевания Света, «всесладостного, […] в его многоцветных проявлениях, струях и потоках»[8]. То есть, намеченный было антоним становится чисто условным, исчезает конкретизированная дихотомия, и на первый план выступают другие мотивы. У Новалиса свет, «владея всем земным, […] вызывает нескончаемые превращения различных начал, беспрестанно связует и разрешает узы, наделяет своим горним обаянием последнюю земную тварь»[9]. И здесь свет выступает уже не как метафора рая, а как основа видимой земной жизни, в которой не может быть ничего негативного. А тьма, ночь становятся даже не оборотной стороной этого земного позитива, а самой его сутью, в которой прослеживаются недостижимые для романтиков идеалы, альтернативные идеалам того же Просвещения. Мрак превращается в таинственный мир, в котором «смерть — истинная сущность жизни, а ночь — истинная сущность дня»[10]. То есть ночь, как скрытая, непостижимая, но именно та настоящая жизнь, которая стоит за всем происходящим в видимом мире.
Этой, на первый взгляд, смелой трактовке есть довольно неожиданное подтверждение в святоотеческом предании, где иногда божественный свет, по причине своей «светлости», превосходящей всё известное светлое, называется мраком. То есть, тут мрак то, что скрыто от многих по причине их неспособности созерцать божественные материи. Святоотеческий мрак стоит за светом не непроглядной тьмой, а некой потусторонней иллюминацией, более тонкой, чем электромагнитное излучение, воспринимаемое человеческим глазом. И ночь Новалиса также может стоять за светом, будучи его непостижимой тайной.
Конечно, эта тайна, этот мрак не могут в полной мере претендовать на свяятоотеческий смысл. Но в этой тайне происходят процессы, сходные с мистическими процессами человеческой души, которые могут, конечно, в конце концов, привести человека, куда угодно. Но это то самое человеческое творчество, которое с христианских позиций может быть квалифицировано, как свободная воля. И ночь Новалиса может превратиться в ад, а может — в рай.
Всё зависит от свободной воли того, кто, находясь в плену смутных представлений, ищет для себя то, что чувствует и желает его душа.
С этой точки зрения «ночь» Новалиса можно представить полем человеческой жизни в её христианском аспекте, где человек сам выбирает и находит, падает и снова поднимается, что-то теряет, а что-то обретает — но, вне всяких сомнений, находится в поле духовного поиска. И ночь здесь становится материнской утробой, которая хранит и оберегает того, кто стоит на мистическом пути постижения тайн бытия, и может быть, будет готов родиться к некой новой, неведомой жизни. А может быть, и умереть, так и не родившись, не появившись на Свет.
Новалис, конечно, отражает в своей модели мироздания понятия о рае и аде, но они у него — человека, вышедшего из протестантской среды, и ратовавшего впоследствии за католичество, — становятся близки именно православной трактовке проблемы этих полярных понятий. Именно в самом человеке заложены и рай, и ад — ведь для Бога не существует ни того, ни другого.
И из смутных сумерек своей души человек либо поднимается к свету, либо падает в непроглядную темень, где нет сомнений и мистических поисков, а есть только «плач и скрежет зубов»[11]. И для умершего человека тоже не всё потеряно — живые, обратившись к мраку могилы, могут вместе с ним выйти к тому истинному Свету, который желанен для любого христианина.
Подытоживая вышесказанное, можно сказать, что «Гимны» Новалиса являют собой особую христианскую философию, воплощённую в поэзии немецкого романтизма — со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Журнал «Начало» №28, 2013 г.
[1] Новалис. Гимны к ночи. // Генрих фон Офтердинген. М., 2003. С. 146–147.
[2] Мф. 25:30
[3] Гайм Р. Романтическая школа. Вклад в историю немецкого ума // Пер. с нем. В. Неведомского. СПб., 2006. С. 352.
[4] Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. СПб., 2001. С. 177.
[5] Там же. С. 177.
[6] Там же.
С. 176.
[7] Новалис. Гимны к ночи // Генрих фон Офтердинген. М., 2003. С. 154.
[8] Там же. С. 146.
[9] Там же.
[10] Берковский Н.Я. Цит. соч. С. 174.
[11] Мф. 22:13
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
|
вы читаете книгу |
|||
|
НОВАЛИС Новалис (литературный псевдоним; настоящее имя — Фридрих фон Гарденберг, 1772–1801). — Самый значительный поэт Иенского романтического кружка, в который, кроме него, входили Л. Тик, Ф. Шлегель и А. Шлегель, В. Вакейродер и др. Стихотворное наследие Новалиса (если не считать его юношеских стихов) невелико: шесть «Гимнов к ночи», пятнадцать «Духовных песен», несколько десятков «Смешанных стихотворений» да еще стихи, которые вошли в роман «Генрих фон Офтердинген» и повесть «Ученики в Саисе». Остальная часть стихотворного наследия Новалиса далеко не столь однородна, в ней ощутимы различные влияния: Клопштока, Бюргера, Шиллера, Хёльти. В поэзии Новалиса обнаруживается не только абстрактное, философическое и морализирующее начало, но и начало конкретно-чувственное, стремящееся к выражению реального, зримого и вполне осязаемого мира. Поэт умер в возрасте двадцати девяти лет от туберкулеза, только еще входя в пору высшей творческой зрелости. «Когда горючими слезами…» Перевод В.
К ним тянешься давным-давно,
Под сенью этих нежных рук.
ГИМН К НОЧИ (Фрагмент) Перевод В. Куприянова
Отмеряно свету Время его; Но вне предела и часа Владычество ночи. Вечно бдение сна. Сон святой, Не обойди своим счастьем Посвященного в ночь В этих буднях земных! Лишь глупцы не видят тебя И сна не знают иного, Кроме этой тени, Которую ты, сострадая, В истинных сумерках ночи Нам оставляешь. Они тебя не находят Ни в златой лозе винограда, Ни в чудесном соке Миндального дерева, Ни в коричневом нектаре мака. Что это тобою Так нежно девичья Грудь объята И к небу причислено лоно, — Они не знают, Что из древних преданий Ты идешь, распахнувший небо, И владеешь ключом От обиталищ блаженных, Ты, бесконечных тайн Вестник безмолвный. Новалис (литературный псевдоним; настоящее имя — Фридрих фон Гарденберг, 1772–1801). — Самый значительный поэт Иенского романтического кружка, в который, кроме него, входили Л. Тик, Ф. Шлегель и А. Шлегель, В. Вакейродер и др. Стихотворное наследие Новалиса (если не считать его юношеских стихов) невелико: шесть «Гимнов к ночи», пятнадцать «Духовных песен», несколько десятков «Смешанных стихотворений» да еще стихи, которые вошли в роман «Генрих фон Офтердинген» и повесть «Ученики в Саисе». Остальная часть стихотворного наследия Новалиса далеко не столь однородна, в ней ощутимы различные влияния: Клопштока, Бюргера, Шиллера, Хёльти. В поэзии Новалиса обнаруживается не только абстрактное, философическое и морализирующее начало, но и начало конкретно-чувственное, стремящееся к выражению реального, зримого и вполне осязаемого мира. Поэт умер в возрасте двадцати девяти лет от туберкулеза, только еще входя в пору высшей творческой зрелости. «Когда горючими слезами…» Перевод В.
И у тебя перед глазами Окрашен мир твоей тоской,
И знаю, где найти покой.
ГИМН К НОЧИ (Фрагмент) Перевод В. Куприянова
В истинных сумерках ночи Нам оставляешь. Они тебя не находят Ни в златой лозе винограда, Ни в чудесном соке Миндального дерева, Ни в коричневом нектаре мака. Они не знают, Что это тобою Так нежно девичья Грудь объята И к небу причислено лоно, — Они не знают, Что из древних преданий Ты идешь, распахнувший небо, И владеешь ключом От обиталищ блаженных, Ты, бесконечных тайн Вестник безмолвный. | |||
|
Содержание: |
|||
| 0 | Европейская поэзия XIX века | 1 | ЕВРОПЕЙСКАЯ ПОЭЗИЯ XIX ВЕКА |
| 41 | БАЛЛАДА О БУЙАБЕСЕ Перевод В. Рогова | 82 | ХАДЖИ ДИМИТР[53] Перевод А. Суркова |
| 123 | ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ ГЕТЕ | 128 | ВОСПОМИНАНИЕ Перевод Г. Ратгауза |
| 129 | вы читаете: НОВАЛИС | 130 | ЛЮДВИГ ТИК Перевод А. Гугнина |
| 164 | ДЕТЛЕФ ФОН ЛИЛИЕНКРОН | 205 | ДЖЕЙМС КЛАРЕНС МЭНГАН |
| 246 | ПАЛИНОДИЯ[198] Маркизу Джино Каннони[199] | 287 | ФОРТЕПИАНО ШОПЕНА[252] (Антонию Ч.)[253] |
| 328 | НАШ КРАЙ Перевод А. Блока | 369 | ПОЛЬ ВЕРЛЕН |
| 410 | ЭСАЙАС ТЕГНЕР | 451 | МОРИЦ ГАРТМАН Перевод В. Вебера |
| 492 | ПРОЛЕТАРИЙ Перевод М. Курганцева | 533 | ДЖОН ДЕЙ (Патетическая баллада) Перевод Г. Русакова |
| 574 | МОРИС МЕТЕРЛИНК Перевод с французского | 615 | НЕРАЗЛУЧНЫЕ Перевод М. Павловой |
| 656 | ГОРЬКАЯ ЧАША Перевод Л. Мартынова | 697 | ВОЗВРАЩЕНИЕ СВОБОДЫ[92] Перевод В. Левика |
| 738 | ГРАФ ЭБЕРШТЕЙН Перевод И. Грицковой | 779 | К СВОБОДЕ |
| 820 | ТОСКА ПО РОДИНЕ Перевод А. Спаль | 861 | Делать нечего, Диего… Перевод А. Голембы |
| 902 | РОЖДЕСТВО[178] Перевод С. Ошерова | 943 | МЫ ЛЮБИМ ЭТОТ КРАЙ Перевод В. Левика |
| 984 | ПОГРЕБЕНИЕ КАПИТАНА МАЙЗНЕРА[242] Перевод М. Зенкевича | 1025 | АЛЕКСАНДРУ ВЛАХУЦЭ Перевод Р. Морана |
| 1066 | ОЗЕРО Перевод А. Фета | 1107 | ТРИСТАН КОРБЬЕР |
| 1148 | ПЬЯНЫЙ КОРАБЛЬ Перевод Д. Бродского |
1189 | ВИКТОР РЮДБЕРГ |
| 1230 | ИЗ ЦИКЛА УВЯДШИЕ РОЗЫ Перевод А. Ахматовой | 1240 | ПРИМЕЧАНИЯ К ИЛЛЮСТРАЦИЯМ |
| 1241 | Использовалась литература : Европейская поэзия XIX века | ||
Наиболее своеобразны по содержанию и по форме «Гимны к ночи», где ритмическая проза чередуется со стихами, написанными в свободном ритме, и с традиционным рифмованным стихом. В этих «гимнах», может быть, в наиболее поэтически сконцентрированном виде нашли свое выражение общефилософские и эстетические основы творчества Новалиса. «Духовные песни» также заключают в себе значительные эстетические достоинства; основу общечеловеческого содержания их составляет романтическая тоска по утраченному идеалу и провозглашение верности ему.
Микушевича«Тоска по смерти» Новалиса
Перевод Джастина Э. Х. Смита
Внизу, в шахтах земли,
Далеко от света,
Ярость и дикий толчок боли
Являются знаком счастливого полета.
Разложенный в нашей узкой плоскодонке,
Мы скоро достигнем небесного фронта.Хвала нам вечная ночь,
Хвала нашему вечному сну.
День действительно согрел нас
И наши заботы сделали нас слабыми.
Больше не движимы жаждой странствий,
Мы хотим вернуться в отчий дом.Что нам делать в этом мире
Любить больше, оставаясь верным?
Все старое отброшено в сторону,
Что же тогда из всего нового?
О! глубоко печальна и одинока ты останешься,
С твоей благочестивой горячей любовью к ушедшему дню.В минувший день, когда свет чувств
Еще горел в восходящем пламени,
Люди еще узнавали
Руку и лицо своего отца.
И с обостренным чувством, и без слов,
Многие еще соответствуют первозданной форме.В былые дни, когда древние стебли
Еще сияли цветами,
И дети жаждали боли и смерти
Гонимая небесной силой.
И когда жизнь и тоска тоже говорили,
Так много сердец любви было разбито.В минувший день, когда юность краснела,
Бог возвестил о своем приходе.
И к ранней смерти в мужественной любви
Он отрекся от сладкого выживания.
И прогнал не боль и не страх,
Чтоб остался он нам дорог.С тревожной тоской видим мы его
Во тьме ночной промокшей.
В этой временности
Жаркую жажду не утолить.
На родину мы должны отправиться
Чтобы узнать это святое время.Что еще задерживает наше возвращение?
Те, кого мы любим, давно отдыхают.
Там похоронено течение нашей жизни,
И теперь мы знаем только боль и стресс.
Мы больше не ищем, нам все равно,
Наше сердце полно – мир гол.Бесконечно и таинственно,
Сладкие ливни льются сквозь нас течением –
Далекое эхо нашей печали, кажется,
Звенит из неведомого источника.
Наши близкие тоже томятся в смерти,
И послали нам свое дыхание тоски.Вниз, к заветной невесте,
К Иисусу, возлюбленному,
Уверенность в темных грозных сумеркахТе, кто скорбят и любят.
Мечта заставила наши ленты порваться
И погрузить нас на колени нашего отца.
by Novalis
Hinunter in der Erde Schooß,
Weg aus des Lichtes Reichen,
Der Schmerzen Wuth und wilder Stoß
Ist froher Abfahrt Zeichen.
Wir kommen in dem engen Kahn
Geschwind am Himmelsufer an.Gelobt sey uns die ewge Nacht,
Gelobt der ewge Schlummer.
Wohl hat der Tag uns теплый драгоценный камень,
Und welk der Lange Kummer.
Die Lust der Fremde ging uns aus,
Zum Vater Woollen wir nach Haus.Был продан без ключа
Mit unsrer Lieb’ und Treue.
Das Alte wird hintangestellt,
Was soll uns dann das Neue.
О! einsam steht und tiefbetrübt,
Wer heiß und fromm die Vorzeit liebt.Die Vorzeit wo die Sinne licht
In hohen Flammen brannten,
Des Vaters Hand und Angesicht
Die Menschen noch erkannten.
Und hohen Sinns, einfältiglich
Noch mancher seinem Urbild glich.Die Vorzeit, wo noch blüthenreich
Uralte Stämme prangten,
Und Kinder für das Himmelreich
nach Quaal und Tod verlangten.
Und wenn auch Lust und Leben sprach,
Doch manches Herz für Liebe brach.Die Vorzeit, wo in Jugendglut
Gott sein sich kundgegeben
Und frühem Tod in Liebesmuth
Geweiht sein süßes Leben.
Und Angst und Schmerz nicht von sich trieb,
Damiter uns nur theuer blieb.Mit banger Sehnsucht sehn wir sie
In dunkle Nacht gehüllet,
In dieser Zeitlichkeit wird nie
Der heiße Durst gestillet.
Wir müssen nach der Heymath gehn,
Um diese heilge Zeit zu sehn.Was hält noch unsre Rückkehr auf,
Die Liebsten ruhn schon lange.
Ihr Grab schließt unsern Lebenslauf,
Nun wird uns weh und bange.
Zusuchen haben wir nichts mehr –
Das Herz ist satt – die Welt ist leer.Unendlich und geheimnißvoll
Durchströmt uns süßer Schauer –
Mir däucht, aus tiefen Fernen scholl
Ein Echo unsrer Trauer.
Die Lieben sehnen sich wohl auch
Und sandten uns der Sehnsucht Hauch.Hinunter zu der süßen Braut,
Zu Jesus, dem Geliebten –
Getrost, die Abenddämmrung graut
Den Liebenden, Betrübten.
Ein Traum bricht unsre Banden los
Und senkt uns in des Vaters Schooß.
Поэма первоначально опубликована в Гимны ночи (1799-1800)
Об авторе:
Новалис ( 2 мая 1772 — 25 марта 1801), поэт, писатель и философ.
Новалис: Гимны ночи: Полный текст
Новалис: Гимны ночи: Полный текст| Главная | Полный текст: 1 – 2 – 3 – 4 – 5 – 6 | Ссылки |
1
Перед всеми дивными зрелищами обширного пространства вокруг него какое живое, чувствующее существо не любит всерадостного света — с его красками, его лучами и волнениями, его кроткой вездесущностью в образе пробуждающегося Дня? Исполинский мир неупокоенных созвездий вдыхает его, как сокровенную душу жизни, и плывет, танцуя в своем голубом потоке, – сверкающий, вечно спокойный камень, задумчивое, впитывающее растение, и вдыхает его дикий, жгучий многоликий зверь – – но более всего властный незнакомец с чувственными глазами, покачивающейся походкой и сладко сомкнутыми мелодичными губами. Подобно царю над земной природой, оно будит всякую силу к бесчисленным превращениям, связывает и развязывает бесчисленные союзы, навешивает свой небесный образ на всякую земную субстанцию. — Одно его присутствие раскрывает дивное великолепие царств мира.
В сторону я обращаюсь к святой, невыразимой, таинственной Ночи. Далеко лежит мир — погрузившись в глубокую могилу — место его опустошено и одиноко. В аккордах груди веет глубокая печаль. Я готов утонуть в каплях росы и смешаться с пеплом. — Дали памяти, желания юности, мечты детства, краткие радости и напрасные надежды целой долгой жизни встают в серых одеждах, как вечерний пар после захода солнца. В других регионах свет раскинул свои радостные палатки. Что, если оно никогда не вернется к своим детям, которые ждут его с верой невинности?
Что вдруг так сладко предвещает мое сердце и успокаивает мягкий воздух печали? Наслаждаешься ли ты и нами, темная Ночь? Что ты держишь под своей мантией, что со скрытой силой воздействует на мою душу? Драгоценный бальзам капает с твоей руки из пучка маков. Ты поднимаешь тяжелые крылья души. Мрачно и невыразимо мы тронуты — радостно пораженный, я вижу серьезное лицо, которое, нежное и благоговейное, склоняется ко мне и среди множества спутанных локонов обнаруживает юную прелесть Матери. Каким бедным и ребяческим кажется мне теперь Свет, каким радостным и желанным уход дня, – потому что Ночь отворачивается от тебя, слуг твоих, ты теперь рассыпаешь в космических безднах эти сверкающие шары, чтобы провозгласить свою всемогущество – твое возвращение – во времена твоего отсутствия. Более небесные, чем эти сверкающие звезды, мы держим вечные глаза, которые Ночь открыла внутри нас. Они видят дальше самого бледного из тех бесчисленных сонмов — не нуждаясь в помощи света, они проникают в глубины любящей души, — что наполняет высшую область невыразимым блаженством. Слава царице мира, великой пророчице миров святых, хранительнице блаженной любви, — она посылает тебя мне, — ты, нежно любимый, — милостивое солнце Ночи, — ныне я бодрствую. — ибо теперь я твой и мой — ты дал мне познать Ночь — сделал из меня человека — поглоти огнем духа мое тело, чтобы я, обратившись в более тонкий воздух, мог теснее слиться с тобой, и тогда наша брачная ночь продлится вечно.
следующий раздел
Скачать полную работу (все шесть разделов)
Слово | Текст | Windows/архив | Mac/Stuffit
2
Должно ли утро всегда возвращаться? Неужели деспотизм земных никогда не прекратится? Нечестивая деятельность поглощает ангельский визит Ночи. Неужели никогда не наступит время, когда скрытая жертва Любви будет гореть вечно? Для Света был назначен сезон; но вечно и безгранично владычество Ночи. — Бесконечна продолжительность сна. Святой Сон — радуйся не редко в сем земном дневном труде, преданный слуга Ночи. Только дураки ошибаются, не зная сна, кроме тени, которую ты в сумерках истинной Ночи жалко бросаешь на нас. Они чувствуют тебя не в золотом потоке винограда – в волшебном масле миндального дерева – и в коричневом соке мака. Они не знают, что это ты обитаешь на груди нежной девы и превращаешь небеса в ее колени, — никогда не подозревают, что это ты открываешь двери в рай, идешь им навстречу из древних сказаний, неся ключ. в жилища блаженного, безмолвного вестника тайн бесконечных.
предыдущий раздел | следующий раздел
Скачать полную работу (все шесть разделов)
Слово | Текст | Windows/архив | Mac/Stuffit
3
Когда-то, когда я проливал горькие слезы, когда, растворяясь в боли, таяла надежда моя, и я стоял один у бесплодного холма, скрывавшего в своей узкой темной груди исчезнувшую форму моей жизни, – одиноким, как никогда, был одинокий человек. движимый невыразимой тревогой – бессильный, и уже не что иное, как сознательное страдание. — Как там оглядывался я вокруг себя в поисках помощи, не в силах ни идти ни повернуть назад, и с бесконечной тоской цеплялся за мимолетную, угасшую жизнь: — тогда из голубых дали — с холмов моего древнего блаженство, пришла дрожь сумерек — и тотчас же порвались узы рождения — цепи Света. Прочь слава мира бежала, а с нею и моя скорбь — печаль слилась в новый, бездонный мир — Ты, Ночь-вдохновение, небесный Сон, сошел на меня — область мягко вздымалась; над ним парил мой несвязанный, новорожденный дух. Курган стал облаком пыли — и сквозь облако я увидел прославленный лик моей возлюбленной. В ее глазах покоилась вечность — я взял ее за руки, и слезы стали сверкающей связью, которую невозможно разорвать. Вдаль пронеслись, как буря, тысячи лет. На ее шее я приветствовал новую жизнь слезами экстаза. Это был первый, единственный сон — и именно с тех пор я крепко держусь вечной, неизменной веры в небо Ночи и ее Свет, Возлюбленного.
предыдущий раздел | следующий раздел
Скачать полную работу (все шесть разделов)
Слово | Текст | Windows/архив | Mac/Stuffit
4
Теперь я знаю, когда наступит последнее утро, когда Свет не будет больше отпугивать Ночь и Любовь, когда сон будет без пробуждения и будет одним непрерывным сном. Я чувствую в себе небесное истощение. Долгим и томительным было мое странствие ко святой могиле, и сокрушительным был крест. Хрустальная волна, незаметно для обыденного чувства бьющаяся в темном лоне холма, о подножие которого разбивается поток мира, тот, кто вкусил его, кто стоял на горной границе мира и смотрел в новую землю, в обитель Ночи, — воистину, он не обращается снова в смятение мира, в страну, где обитает Свет в непрекращающемся смятении.
На этих высотах он строит себе скинии — скинии мира, там тоскует, любит и смотрит, пока самый желанный из всех часов не увлечет его вниз в воды источника — наверху остается то, что земное, и уносится назад. в бурях, но то, что стало святым от прикосновения любви, свободно бежит тайными путями в область запредельную, где, подобно ароматам, оно смешивается с спящей любовью.
Еще пробуждаешь ты, веселый Свет, того утомленного своим трудом человека — и вливаешь в меня радостнейшую жизнь — но ты не желаешь мне уйти от заросшего мхом монумента Памяти. С радостью пошевелю трудолюбивыми руками везде, где ты нуждаешься во мне, — восхваляй сияние твоего великолепия, — неустанно следуй за прекрасными гармониями твоего искусного рукоделия — с радостью созерцай хитрый ход твоих могучих светящихся часов — исследуй баланс сил и законы дивной игры бесчисленных миров и их времен года. Но верным Ночи остается мое тайное сердце, а творческой Любви — ее дочь. Можешь ли ты показать мне вечно верное сердце? Твои глаза, дружелюбные к солнцу, знают меня? Твои звезды держат мою тоскующую руку? и верни мне нежное прикосновение и ласковое слово? это ты украсил их красками и мерцающими очертаниями — или это она придала твоим драгоценностям более высокий, более дорогой вес? Какое наслаждение, какое удовольствие предлагает твоя жизнь, чтобы перевесить восторги Смерти? Не носит ли все, что нас вдохновляет, цвет Ночи? Она поддерживает тебя как мать, и ей ты обязан всей своей славой. Исчез бы ты в самом себе — в безбрежном пространстве растворился бы ты, если бы она не держала тебя крепко, если бы она не пеленала тебя, чтобы ты согрелся и, пламенея, породил вселенную. Воистину, я был, прежде чем ты был – Мать послала меня с моими братьями и сестрами, чтобы населить твой мир, чтобы освятить его с любовью, чтобы он мог быть вечным памятником, чтобы засадить его неувядающими цветами. Пока они еще не созрели, эти божественные мысли, — пока есть малый след нашего грядущего откровения, — Однажды твои часы укажут на конец времени, и тогда ты будешь, как один из нас, и будешь, полный пылкой тоски, погаснуть и умереть. Я чувствую в себе окончание Твоей деятельности — небесную свободу и блаженное возвращение. С дикими муками я узнаю твою отдаленность от нашего дома, твое сопротивление древнему славному небу. Напрасна твоя ярость и твое неистовство. Неугасимым стоит крест — победоносное знамя нашего рода.
За I путь
И за каждую боль
Лишь приятный укус
Должен остаться один день.
Еще через несколько мгновений
Тогда свободен я,
И опьянен
На коленях у Любви лежу.
Жизнь вечная
Возвышается, волнообразно, на меня,
Гляжу с ее вершины
Вниз за тобою.
Твой блеск должен исчезнуть
Вон под ним холм —
Тень принесет тебе
Твой охлаждающий венец.
О, рисуй в моем сердце, любовь,
Рисуй, пока я не уйду,
Что, заснув, я
Еще может любить дальше.
Чувствую поток
Смерти омолаживающий поток
В бальзам и эфир
Преобрази мою кровь —
Я живу весь день
Верою и могуществом
И в священном огне
Я умираю каждую ночь.
предыдущий раздел | следующий раздел
Скачать полную работу (все шесть разделов)
Слово | Текст | Windows/архив | Mac/Stuffit
5
В древности над многочисленными семьями людей с немой силой властвовала железная Судьба. Мрачная тяжесть окутывала их тяжелые души — земля была бескрайняя — обитель богов и их дом. Из вечных веков стояла его таинственная структура. За красными холмами утра, в священном лоне моря обитало солнце, всезажигающий, живой Свет. Пожилой великан возносил блаженный мир. Быстро под горами лежали первенцы матери-Земли. Беспомощны в своей разрушительной ярости против новой славной расы богов и их родственных, радостных людей. Темно-зеленая бездна океана была коленями богини. В хрустальных гротах упивался пышный народ. Реки, деревья, цветы и звери обладали человеческим разумом. Слаще было вино, излитое Молодостью-изобилием, бог в гроздьях винограда, любящая, материнская богиня, выросшая в полных золотых снопах, священное опьянение любви было сладким поклонением прекраснейшему из богов. Дамы — Жизнь шуршала веками, как одна весна, вечно пестрый праздник небесных детей и землян. Все расы по-детски обожали бесплотное, тысячекратное пламя, как самую возвышенную вещь в мире. Было только одно представление, ужасный сон —
Тот грозный к веселым столам шагал,
А дух там диким испугом окутывал.
Сами боги совета не знали и не давали.
Чтобы наполнить встревоженные сердца светом утешения.
Таинственной была бездорожная дорога чудовища,
Чью ярость ни молитва, ни дань не могли возместить;
Смерть прервала пир страхами,
Тоской, страшной болью и горькими слезами.Навеки от всего здесь оторванного
Что волнует сердце радостным потоком наслаждений,
В разлуке с любимыми ушедшими,
Тоской напрасной, непрекращающейся скорбью брошенной —
В унылом сне бороться, обессиленному и сорванному,
Казалось, все даровано мертвым внизу.
Разорвавшись, легла веселая волна человеческого счастья.
На неотвратимом скалистом утесе Смерти.С дерзким духом и страстью глубокой,
Смягчил ли человек ужасную упадок,
Нежный юноша гасит свой факел, чтобы спать —
Конец, как вздох арфы, приходит свет.
Прохладные теневые потоки над тающими воспоминаниями,
Так спели песню, в свою жалкую нужду.
Еще нерасшифрованной лежала бесконечная Ночь —
Торжественный символ могущества далекого.
Старый мир начал приходить в упадок. Сад удовольствий юной расы увял — в более открытые, пустынные края, оставив свое детство, боролся растущий человек. Боги исчезли со своей свитой – Природа осталась одинокой и безжизненной. Сухое Число и жесткая Мера сковывали его железными цепями. В пыль и в воздух упали бесценные цветы жизни в неясных словах. Ушла чудотворная Вера и ее всепреображающий, всесоединяющий ангел-товарищ Воображение. Холодный северный ветер безжалостно дул над застывшей равниной, и застывшая страна чудес сначала застыла, а затем испарилась в эфире. Далекие глубины небес заполнены сияющими мирами. В более глубокое святилище, в более возвышенную область чувств удалилась душа мира со всеми своими земными силами, чтобы править там до тех пор, пока не взойдет заря вселенской Славы. Свет больше не был обителью богов и небесным знаком их присутствия — они натянули на себя завесу Ночи. Ночь стала могучим чревом откровений — в нее возвратились боги — и уснула, чтобы в новых и более славных формах отправиться в преображенный мир. Среди людей, слишком рано ставших презрительнейшими и нагло отчужденных от блаженной невинности юности, явился Новый Свет с невиданным ликом — в нищете поэтического приюта — сын первой девы и мать — вечный плод таинственных объятий. Зловещая, цветущая мудрость Востока сразу узнала начало нового века – Звезда указала путь к скромной колыбели царя. Во имя далекого будущего они воздавали ему должное блеском и благоуханием, высшими чудесами природы. В одиночестве небесное сердце раскрылось в цветок-чашу всемогущей любви — обращенное к верховному лику отца и покоящееся на предчувствующей блаженство груди сладостно-торжественной матери. С обожествляющей горячностью прозревал пророческий глаз цветущего ребенка грядущие годы, предвидел, не тревожась о земном уделе своих дней, любимое потомство своего божественного ствола. Вскоре вокруг него собрались самые детские души, чудесным образом одержимые истинной любовью. Подобно цветам, в его присутствии зародилась странная новая жизнь. Слова неисчерпаемые и самые радостные известия искрами божественного духа слетали с его дружеских уст. С дальнего берега, рожденный под ясным небом Эллады, пришел певец в Палестину и все сердце свое отдал чудотворцу:
Юноша ты, который веками давно стоял
На наших могилах, так глубоко погруженный в мысли;
Знак утешения в сумрачном мраке
Радостное начало для высокого человечества.
То, что всех нас повергло в бездонную скорбь,
Тянет нас вперед сладкой тоской нынче.
В вечной жизни смерть нашла свою цель,
Ибо ты есть Смерть, которая, наконец, делает нас целыми.
Исполненный радости, певец отправился в Индостан — его сердце опьяняло самой сладкой любовью; и излил его в пламенных песнях под благоухающим небом, так что тысяча сердец склонилась перед ним, и благая весть взошла тысячей ветвей. Вскоре после отъезда певца его драгоценная жизнь была принесена в жертву глубокому падению человека – Он умер в юности, оторванный от любимого мира, от плачущей матери и дрожащих друзей. Прекрасные уста его опорожняли темную чашу невыразимых страданий — в ужасающем страхе приближалось рождение нового мира. Тяжело он боролся с ужасами старой Смерти – Тяжело легла на него тяжесть старого мира. И все же он еще раз нежно взглянул на свою мать — затем пришла освобождающая рука вечной любви, и он заснул. Лишь несколько дней висела глубокая завеса над ревущим морем, над дрожащей землей – бесчисленные слезы плакали его близкие – тайна была раскрыта – небесные духи подняли древний камень из мрачной могилы. Рядом со Спящим сидели ангелы, изящно сотворенные из его снов, пробужденные в новой богоподобной славе; он преодолел пределы новорождённого мира — собственноручно закопал старый труп в заброшенной лощине и рукой всемогущей возложил на него камень, который никакая сила уже никогда не поднимет.
И плачут твои близкие слезы радости, слезы чувства и бесконечное благодарение над твоей могилой, – радостно пораженные, они видят, что ты снова воскресаешь, и сами с тобою, – вот, ты плачешь сладким усердием на блаженном лоне своей матери, торжественно. ходишь с друзьями, произнося слова, сорванные, как с Древа Жизни; смотри, как ты спешишь, полный тоски, в объятия своего отца, неся с собой юную человечность и неиссякаемую чашу золотого будущего. Вскоре мать поспешила за тобою — в небесном торжестве — она первая была с тобою в новом доме. С тех пор миновали века долгие, и во всевозрастающем блеске шевелилось твое новое творение, — и тысячи, прочь от мук и мук, шли за тобою, исполненные веры, и тоски, и верности, — ходя с тобою и с небесная дева в царстве любви, служащая в храме небесной Смерти, и навеки твоя.
Вознесен камень —
И все человечество воскресло —
Мы все остаемся твоими.
И исчезла наша тюрьма.
Все беды бегут прочь
Твоя золотая чаша пред тобой,
За Землю и Жизнь уступи дорогу
На последний и последний ужин.К свадьбе Смерть зовет —
Девы отстают —
Светильники горят ярко —
В масле нет недостатка —
Если бы только расстояние заполнялось
Звуком твоей одинокой прогулки
И Что звезды назвали бы
Мы все с человеческими языками и тоном.К Тебе, о Мария
Тысячи сердец устремляются.
В этой жизни теней
Только Тебя желают.
В тебе они надеются на роды
С дальновидным ожиданием —
Если бы ты, святое существо
Мог прижать их к своей груди.Горькою мукою горя,
Так много сожженных
Наконец из этого мира обратившись
К тебе взглянули и бежали,
Полезным явился ты
Скольким в муках.
Теперь к ним мы идем,
Чтобы никогда больше не выходить.На могиле нельзя плакать
Любой, кто любит и молится.
Дар Любви они хранят,
Ни у кого его не отнять.
Чтобы успокоить и успокоить его тоску,
Ночь приходит и вдохновляет —
Небесные дети толпятся вокруг него
Смотри и охраняй его сердце.Мужайся, ибо жизнь шагает
В жизнь бесконечную;
Растянутый внутренним огнем,
Наше чувство преображается.
Однажды звезды выше
Будет литься золотое вино,
Мы будем наслаждаться всем этим,
И, как звезды, мы будем сиять.Любовь даром дается,
И разлуки больше нет.
Вся жизнь вздымается и кипит
Как море без берега.
Всего одна ночь блаженства —
Одно вечное стихотворение —
И солнце, которое мы все разделяем
Это лик Бога.
предыдущий раздел | следующий раздел
Скачать всю работу (все шесть разделов)
Слово | Текст | Windows/архив | Mac/Stuffit
6
Тоска по смерти
| В лоно земли, Из владычества Света, Смертельные муки – всего лишь прорыв, Знак радостного ухода. Стремительно в узкой лодочке, Стремительно к небесному берегу мы плывем. Да будет благословенна вечная Ночь, Что в этом мире мы все должны Прошлое, где воссиял свет чувств Прошлое, в котором, все еще богатое цветением, Прошлое, где потоку юности С тревожной тоской ныне мы видим Что еще мешает нам вернуться Бесконечный и таинственный, Вниз к милой невесте и прочь |
предыдущий раздел
Скачать полную работу (все шесть разделов)
Слово | Текст | Windows/архив | Mac/Stuffit
| Главная | Полный текст: 1 – 2 – 3 – 4 – 5 – 6 | Ссылки |
С веб-сайта Novalis: Гимны
Ночь в http://www. |