Предмет экономической теории | Рефераты Для Тебя
Оглавление
Введение
1. Исторический процесс развития экономической науки
2. Предмет экономической теории
3. Метод экономической теории
Заключение
Список литературы
Введение
Актуальность данной темы обусловлена тем, что для правильного понимания курса «Экономическая теория» необходимо определить предмет, функции и метод экономической теории — то, что она непосредственно изучает. На этот вроде бы простой вопрос о предмете науки специалисты не дают однозначного ответа. Вот уже три столетия экономисты-теоретики различных направлений и школ высказывают противоречащие друг другу взгляды. За это время несколько раз менялись представления об источниках богатства общества, о роли государства в хозяйственной деятельности и обновлялось даже название самой науки.
Экономическая теория есть наука о видах деятельности, связанных с обменом и денежными сделками между людьми.
Экономическая теория есть наука об использовании людьми редких или ограниченных производительных ресурсов (земля, труд, товары производственного назначения, например машины, и технические знания) для производства различных товаров (таких как пшеница, говядина, пальто, концерты, дороги и яхты) и распределения их между членами общества в целях потребления.
Экономическая теория есть наука о повседневной деловой жизнедеятельности людей, извлечения ими средств к существованию и использовании этих средств.
Экономическая теория есть наука о том, как человечество справляется со своими задачами в области потребления и производства.
Экономическая теория есть наука о богатстве.
Человечество проявляло всегда большой интерес к основам управления экономическими процессами. Многие важные экономические процессы рассматривались учеными древнего мира: Платоном, Аристотелем и т.д. Однако эти исследования формировались как отдельные элементы экономических знаний в рамках единой, еще не расчлененной науки.
Значительно позже произошел процесс расчленения науки, и возникла политическая экономия. Причем она возникла в период зарождения капиталистического способа производства и представляла собой науку для удовлетворения потребностей теории процесса победа капитализма над феодализмом.
Цель данной работы – раскрыть содержание предмета и метода экономической теории.
Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд задач:
1. Рассмотреть исторический процесс развития экономической науки.
2. Изучить предмет и метод экономической теории.
1. Исторический процесс развития экономической науки
Для изучения экономической теории необходимо знать ее генезис, т.е. происхождение, возникновение, процесс образования и становления как самостоятельной науки.
Экономика считается одной из самых древних наук. Так, уже первобытные люди владели основами экономических знаний, имели определенные представления о ведении хозяйства, об отношениях, складывающихся между членами общины в процессе и в результате добывания и распределения благ, обмена произведенными продуктами.
В процессе становления и развития экономической науки можно выделить несколько крупных периодов.
Зарождение экономической мысли относится к доиндустриальному периоду истории, охватывая древние цивилизации Востока, Грецию, Римскую империю (IV тысячелетие до н.э. – V в. н.э.). В это время для экономической мысли была характерна ее недифференцированность от религиозной идеологии и политико-правовых взглядов. Зафиксированные в письменных источниках экономические воззрения касаются в основном проблем функционирования и рациональной организации хозяйства и труда, системы государственного управления, ответственности за собственность. Это социально-философские трактаты отдельных лиц, своды законов, договоры, тексты Ветхого и Нового Завета, позже – Корана.
Дальнейшее развитие экономической мысли происходило в эпоху Средневековья, которая также охватывает большой исторический период (в Западной Европе – с V в.
В условиях разложения феодализма и зарождения капиталистических отношений возникла первая школа политической экономии – меркантилизм (середина XV в.
– середина XVIII в.). Именно с этого периода (XVI-XVII вв.) можно говорить об экономической теории как самостоятельной науке, так как появилась первая система экономических взглядов, в центре которой оказалась проблема богатства.
Меркантилисты (Т. Мен в Англии, А. Монкретьен и Ж.Б. Кольбер во Франции) считали, что доход создается в сфере обращения, а богатство нации заключается в деньгах – золоте и серебре. Поэтому они ставили цель экономической политики государства – всеми способами привлекать в страну эти металлы. Источником богатства, по их мнению, являлась внешняя торговля.
Меркантилизм для своего времени был прогрессивным явлением, поскольку способствовал развитию производительных сил, становлению капиталистического способа производства. Однако, занимаясь анализом лишь процесса обращения, меркантилисты не смогли вскрыть глубинных закономерностей экономического развития.
Политика протекционизма была выгодной для многих стран, где были развиты идеи меркантилизма (Англия, Франция и др.
), но к концу XVII – началу XVIII в. привела к ограничениям в торговле, конфликтам, ухудшению дел в отраслях, ориентированных на внутренний рынок. Меркантилизм вступил в противодействие с потребностями экономического развития. Ему на смену пришла классическая буржуазная политическая экономия.
Разложение меркантилизма и зарождение классической буржуазной политической экономии относится к XVII в. В этот период на базе промышленного переворота происходит буржуазная перестройка производства, господство торгового капитала сменяется господством промышленного капитала.
Классическая буржуазная политическая экономия придала экономической теории подлинно научный характер:
1. Она сделала предметом своего анализа внутренние закономерности сферы производства материальных благ, открыв в нем реальный источник общественного богатства.
2. Она не ограничилась лишь описанием экономических явлений, процессов, а перешла к выявлению их глубинной сущности и законов развития, которые рассматривались как объективные, естественные.
В систему экономического анализа был введен метод научной абстракции.
3. Одним из главных достижений стало создание ее представителями трудовой теории стоимости.
4. В трудах ее представителей представлена практически современная система экономических категорий (товар, деньги, заработная плата, рента, процент и др.), раскрыто их экономическое содержание.
В классической буржуазной политической экономии образовались две школы: английская и французская. Первым представителем в Англии считают Уильяма Петти (1623-1774), главными фигурами – Адама Смита (1723-1790) и Давида Рикардо (1772-1823), а завершителем – Джона Ст. Милля (1806-1873). Двое первых жили в эпоху мануфактурного производства, а два последних – в эпоху промышленного переворота. В работах Смита и Рикардо особенно четко показана роль труда как созидателя богатства, его всесторонние характеристики (разделение труда, производительность, характер труда и т.д.). Выработаны основные понятия экономической науки (особенно стоимость, капитал, продукт и его структурные части, рента и т.
Во Франции основателем классической школы является Пьер Буагильбер (1646-1714), после которого она была представлена школой физиократов (дословно – «власть природы»). Представители школы физиократов (Ф. Кенэ, А. Тюрго) видели источник прироста богатства нации в земледелии, сельскохозяйственном производстве, промышленность же определялась как «бесплодная» сфера, не создающая «чистого продукта».
В XIX в. экономическая теория приобретает уже довольно сложный характер, порождая направления и школы как внутри классической буржуазной политэкономии, так и ее антипода – «пролетарскую политэкономию».
В самый канун XIX в. разразилась французская буржуазная революция, затем в первой его трети произошел скачок производительных сил на базе парового двигателя и ткацкого станка. В период промышленного переворота налаживалось массовое производство материальных благ, начался расцвет металлургии, горного дела, станкостроения.
Вместе с этими сдвигами шло появление инженеров как массовой профессии, формирование промышленного пролетариата, его первых классовых битв (1830, 1848), создание тред-юнионов (профсоюзов). Начались (с1825 г.) кризисы перепроизводства, произошли масштабные колониальные завоевания, стали формироваться национальные государства, прогремели наполеоновские войны.
Все это привело к появлению нескольких новых самостоятельных (обособленных) течений в экономической мысли.
Сегодня с учетом современного развития экономической науки требуется углубленное изучение взглядов всех экономистов прошлого.
Таким образом, экономическая теория прошла длительный исторический путь становления и развития. На протяжении этого времени человечество накапливало знания об экономике. В результате это привело к их обособлению и возникновению экономической теории как самостоятельной науки, имеющей свой собственный предмет и метод исследования.
2.
Предмет экономической теории
Любая наука должна иметь свой предмет (что исследуется) и метод исследования (как исследуется).
Предмет экономической теории как науки в современном понимании определился далеко не сразу и являлся результатом длительного исторического развития. В ходе развития экономической теории как науки менялись и взгляды на ее предмет, причем здесь с известной степенью условности можно выделить три основных этапа (периода):
1. Экономия – как набор знаний по организации хозяйства;
2. Политическая экономия – как отражение появления систематизированного знания о сущности, целях и задачах экономической системы;
3. Экономикс – как современный этап эволюционного развития экономической науки, учитывающий изменения в методологии исследований и подходах к анализу экономических процессов, явлений. В центре внимания – проблемы использования людьми ограниченных ресурсов для производства товаров и услуг в целях удовлетворения своих потребностей.
Действительно, если рассматривать начальные стадии формирования экономической науки (древний мир, средневековый период), то о сколько-нибудь внятном определении ее предмета говорить не приходится, поскольку экономические проблемы не вычленялись в самостоятельную область для исследований. Этому периоду соответствует термин «экономия».
Если рассматривать эволюцию подходов к определению предмета экономической теории в рамках различных научных направлений и школ, то можно увидеть, сколь они разнообразны.
Представители меркантилизма считали предметом экономической науки национальное богатство, которое они отождествляли с деньгами.
Представители классической буржуазной политической экономии и в Англии, и во Франции предметом экономической науки также считали богатство нации, хотя его источник видели в производстве, т.е. предметом их анализа стала сфера производства. Однако в рамках конкретных школ были свои особенности: так, физиократы источником богатства считали только труд в сельском хозяйстве, а главные фигуры английской школы расширили предмет политической экономии до исследования условий производства и накопления (А.
Смит), а также распределения (Д. Рикардо) национального богатства, создаваемого во всех отраслях материального производства.
Предметом исследования марксистской политической экономии в соответствии с классовым подходом к анализу жизни общества являлись лишь производственные отношения (т.е. отношения производства, распределения, обмена, потребления), которые рассматривались как необходимая сторона общественного производства.
Представители исторической школы определили в качестве предмета экономической науки исследование о повседневной деятельности людей, о национальном или общественном хозяйстве.
Представители австрийской школы и неоклассического направления экономической мысли, активно использовавших методологию маржинализма, предметом экономической науки считали поведение индивидуумов и социальных институтов (фирм, групп, людей и т.д.), путей и способов достижения ими своих целей в условиях ограниченности ресурсов. Например, А. Маршалл определил предмет экономической теории как исследование нормальной жизнедеятельности человеческого общества – исследование богатства и частично человека, точнее стимулов к действию и мотивам противодействия.
В таком подходе ясно подчеркивается роль человека в экономике.
Представители кейнсианского направления в качестве предмета экономической теории выделили закономерности функционирования национальной экономики как единого целого, сделав акцент на проблемах выработки и реализации экономической политики государства.
Таким образом, можно сделать вывод, что в ходе исторического развития экономической науки сформировались различные подходы к пониманию ее предмета. Очевидно, что многие из них не являются взаимоисключающими, конкретизируют и детализируют уровни и направления исследований. Со сменой подходов к трактовке предмета экономической науки происходила соответствующая смена ее названия – от экономии к политической экономии, от политической экономии – к экономикс.
Несмотря на множество подходов, в современной западной литературе прослеживается относительное единство мнений по определению предмета экономики как науки. В подтверждение этого приведем определения, представленные у П.
Самуэльсона и К. Макконнелла и С. Брю.
«Экономическая теория есть наука о том, какие из редких производительных ресурсов люди и общество с течением времени, с помощью денег или без их участия, избирают для производства различных товаров и распределения их в целях потребления в настоящем и будущем между различными людьми и группами общества».[1]
«Предмет экономикс – поиск эффективного использования редких ресурсов в производстве товаров и услуг для удовлетворения материальных потребностей».[2]
Таким образом, в целом предметом экономической теории является деятельность людей, использующих ограниченные ресурсы для производства товаров и услуг в целях удовлетворения своих потребностей.
3. Метод экономической теории
Предмет экономической теории предполагает определенную методологию и особые методы исследования. Методология – это наука о методах (общая философская основа), позволяющая определить, с помощью каких методов может быть достигнута стоящая перед исследователем цель (научное познание действительности).
В методологии экономической теории можно выделить четыре главных подхода:
– субъективистский;
– неопозитивистско-эмпирический;
– рационалистический;
– диалектико-материалистический.
Методологию нужно отличать от метода. В свою очередь, метод есть совокупность конкретных приемов, способов и принципов, с помощью которых определяются пути решения поставленных задач.
В системе методов, применяемых в экономической науке, выделяются всеобщие (философские, мировоззренческие), общие научные и частные методы.
В экономической теории применяются два противоположных философских метода – метафизический (рассматривает все явления изолированно, в состоянии неизменяемости) и диалектический. Диалектический метод позволяет более точно отразить действительность, поскольку:
– он исходит из того, что в природе и обществе все явления находятся в постоянном развитии, изменении;
– он исходит из того, что развитие идет от простого к сложному, от низших форм к высшим;
– он учитывает, что движущая сила развития есть единство и борьба противоположностей, противоречия тех или иных явлений (например, в экономике – противоречие между производством и потреблением, противоречия интересов).
Общенаучные методы включают метод научной абстракции, анализ и синтез, индукция и дедукция, единство исторического и логического подходов, качественный и количественный анализ, системный подход.
Одним из важнейших в экономическом анализе является метод научной абстракции. Научная абстракция есть мысленное отвлечение (абстрагирование) от несущественных сторон, свойств явлений (внешней видимой формы) и отыскание главного, наиболее существенного в них. Так улавливается сущность явления. В результате абстрагирования выводятся экономические категории. Они выступают как теоретические выражения реальных сторон экономики (прибыль, цена, товар, деньги, зарплата). В совокупности экономические категории образуют понятийный аппарат. Дальнейшее познание направлено на изучение связи экономических явлений.
Значимым в экономической теории является анализ и синтез. Анализ – расчленение изучаемого явления на составные элементы и детальное изучение каждого из них по отдельности, выяснение его места и роли внутри целого.
Синтез – метод, обратный анализу, с его помощью происходит соединение расчлененных и проанализированных элементов в единое целое, раскрывается внутренняя связь между элементами, выясняется их взаимодействие, и в результате воссоздается целостное представление о том или ином явлении.
Выяснению сущности явлений служат индукция и дедукция. Индукция – движение от частного к общему (накопление, систематизация и обобщение фактов с целью формулирования теорий, положений, принципов). Дедукция – движение от общего к частному. Хотя индукция и дедукция представляют собой противоположные способы исследования экономических явлений, в процессе познания их трудно разделить.
Полезным методом является единство исторического и логического подходов. Его значение состоит в том, что он позволяет не только выяснить происхождение системы и ее элементов, но также обосновать тенденции развития, его этапы. Экономическая теория должна показать явление в развитии, движении, т.е. исторически. В то же время она рассматривает экономические процессы, свободные от случайностей исторического развития, т.
е. логически.
Еще один метод – качественный и количественный анализ. Многие экономические процессы, явления развиваются на основе постепенных количественных изменений. Такие изменения могут осуществляться до определенного уровня, называемого мерой количественных изменений. Когда дальнейшие количественные изменения становятся невозможными в рамках имеющегося качества, то они предполагают изменение качественное.
Экономические явления нередко исследуются в рамках системного подхода. Это предполагает рассмотрение изучаемого объекта как системы, как совокупности элементов, взаимосвязанных между собой. При этом данная система может являться элементом системы более высокого порядка (уровня). Системный подход предполагает, что экономические явления исследуются по составу и структуре, в определенной субординации, с выделением причинно-следственных связей.
В группе частных приемов выделяют графические, статистические (например, корреляционный анализ), математические методы (например, линейное и динамическое программирование), моделирование (в том числе с использованием компьютерной техники), сравнительный анализ, практический эксперимент.
Заключение
Таким образом, экономическая теория как наука занимается изучением того, как люди существуют, развиваются и о чем они думают в своей повседневной жизни. Но предметом ее исследований являются главным образом те побудительные мотивы, которые наиболее сильно и наиболее устойчиво воздействуют на поведение человека в хозяйственной сфере его жизни.
Каждый сколько-нибудь достойный человек отдает хозяйственной деятельности лучшие свои качества, и здесь, как и в других областях, он подвержен влиянию личных привязанностей, представлений о долге и преданности высоким идеалам. Правда, самые способные изобретатели и организаторы усовершенствованных методов производства и машин посвящают этому делу все свои силы, движимые скорее благородным духом соревнования, нежели жаждой богатства как такового. Но при всем этом самым устойчивым стимулом к ведению хозяйственной деятельности служит желание получить за нее плату, которая представляет собой материальное вознаграждение за работу. Она затем может быть израсходована на эгоистичные или альтруистические, благородные или низменные цели, и здесь находит свое проявление многосторонность человеческой натуры.
Однако побудительным мотивом выступает определенное количество денег. Именно это определенное и точное денежное измерение самых устойчивых стимулов в хозяйственной жизни позволило экономической науке далеко опередить все другие науки, исследующие человека. Но экономическую науку нельзя приравнять к точным естественным наукам, ибо она имеет дело с постоянно меняющимися, очень тонкими свойствами человеческой натуры.
Список литературы
- Борисов Е.Ф. Основы экономической теории. – М.: Новая волна, 2004. – 218 с.
- Баликоев В.З. Общая экономическая теория. – М., 2005. – 354 с.
- Булатов А.С. Экономика. – М.: БЕК, 2002. – 754 с.
- Горфинкель В. Я. Экономика предприятия – М.: ЮНИТИ, 2007. – 481 с.
- Малышев П.А., Стерликов Ф.Ф. Законы экономической жизни. – М., 2008. – 122 с.
- Макконнелл К., Брю С. Экономикс: принципы, проблемы и политика. – М., 1993. – 213 с.
- Нуриев P. M. Основы экономической теории. — М., 2006. – 511 c.
- Носова С.С. Экономическая теория: Учеб. для студ. высш. учеб. заведений. — М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2003. — 520 с.
- Рузавин Г. И. Основы рыночной экономики. Учебное пособие. – М.: Банки и биржи, 2006. – 377 с.
- Самуэльсон П. Экономика. – М., 2002. – 421 с.
- Фишер С., Дорнбуш Р., Шмалензи Р. Экономика. – М., 2002. — 221 с.
- Экономическая теория / Под ред. В.Д. Камаева. – М., 2003. – 614 с.
[1] Самуэльсон П. Экономика. – М., 2002. – С.7.
[2] Макконнелл К., Брю С. Экономикс: принципы, проблемы и политика. – М., 1993. – С.18.
Пригодилось тебе? Расскажи друзьям!
1.1.1. Предмет экономической теории. Экономическая теория: учебник
1.1.1. Предмет экономической теории
Объектом изучения экономической науки на всем протяжении ее развития была и остается хозяйственная деятельность людей. Однако, не изменяя объекта исследования (хозяйственная деятельность), экономическая наука постоянно уточняла предмет своего изучения и приобретала адекватные ему названия, коими стали «политическая экономия» и «экономикс». Существующий сегодня курс экономической науки получил название «экономическая теория». Она не равнозначна ни политической экономии, ни экономиксу, иначе не было бы смысла во введении нового термина. Объясняется ее появление законами развития науки, необходимостью интеграции достижений экономической мысли.
Экономическая теория как учебная дисциплина является интегральным курсом, включающим в себя политическую экономию (сущностный анализ) и экономикс (функциональный анализ). Предметом ее исследования являются особенности постиндустриальной, т. е. новой экономики.
Рассмотрим общие черты и различия между политической экономией и экономиксом. Политэкономия с 1615 г., когда вышла в свет книга А. Монкретьена «Трактат «политической экономии», стала исторически первой научной школой, претендовавшей на роль экономической науки.
Конечно, выбор момента, когда «началась» научная политическая экономия, условен. Элементы экономической науки и связанные с ними представления о хозяйственном поведении человека (типа: покупать дешево, а продавать дорого) встречаются уже у древних греков и средневековых схоластов. Но эти наблюдения не выходят за рамки здравого смысла и еще не являются экономической наукой. Для создания систематической экономической науки в докапиталистическую эпоху еще не было предпосылок. Лишь становление рыночного хозяйства создало условия для научного исследования и систематизированного описания хозяйственной деятельности людей. Поэтому политическая экономия возникла как научное понимание и обоснование экономики капитализма. По мере развития капитализма развивалась и политическая экономия, менялись взгляды на ее предмет, задачи и метод исследования.
Итак, в течение трех столетий (XVII–XIX вв.) экономическая наука развивалась как «политическая экономия». Термин «политическая» действительно выражал социальную (политическую) сущность подхода к общественному производству. К. Маркс, исследовавший капитализм в форме противоречий труда и капитала, окончательно утвердил политическую экономию как «политическую», внедрив приоритет классового подхода.
Интересно отметить, что официальная история российской политической экономии берет начало в первом году XIX столетия, когда приглашенный в Московский университет немецкий профессор Христиан-Август Шлецер прочел курс политической экономии. В 1803 г. по Указу Александра I политическая экономия была включена в регламент Российской академии наук. В 1805–1806 гг. был издан первый в России учебник по политической экономии на русском языке, написанный все тем же Шлецером под названием «Национальные основания государственного хозяйства, или Науки о народном богатстве».
Конец XIX – начало ХХ вв. обозначил новую развилку в экономической науке. Отказ от теории трудовой стоимости, место которой заняла теория предельной полезности, привел к зарождению новой научной школы с соответствующими терминологическими изменениями. Наряду с термином «политическая экономия» стало широко использоваться более узкое понятие «экономикс». Сто лет назад, в 1902 г. Маршалл впервые прочел курс «Экономикс» в Кембриждском университете, заменив тем самым курс политической экономии классической школы Джона Стюарда Милля. С тех пор на Западе политэкономия утратила свое монопольное положение.
В англо-американской литературе «экономикс» и политическая экономия рассматриваются как синонимы. Однако между политической экономией и экономиксом имеются значительные смысловые различия.
Макконнелл К.Ф. и Брю С.Л. пишут, что предмет экономикс – поиск эффективного использования редких ресурсов в производстве товаров и услуг для удовлетворения материальных потребностей.
По мнению Т. Мэнкью, экономикс – это наука о том, как общество управляет имеющимися в его распоряжении ограниченными ресурсами.
Как во всякой науке, в экономиксе различают собственно науку и учебную дисциплину.
Как наука экономикс создавался усилиями многих поколений экономистов Западной Европы и США. Он имеет собственный предмет изучения и оперирует особым понятийным аппаратом. Экономикс как наука есть теория и практика рыночной организации производства.
Переход России к формированию цивилизованного рынка сделал востребованной эту отрасль экономических знаний и у нас.
Как учебная дисциплина экономикс представляет собой конгломерат разных научных школ, иногда отличающихся в методологии, но имеющих объединяющее начало, заложенное еще в трудах А. Смита: они базируются на принципе рациональности, которым руководствуется «Экономический человек» в своей хозяйственной деятельности. Экономикс как учебная дисциплина ориентирован на изучение функциональных зависимостей в экономике.
Политическая экономия начиная с А.Смита основывала свой анализ на философской методе. Более того, теоретическая экономия (политэкономия) вышла из философии. Согласно классической философии познание мира человеком имеет задачу проникновения в сущностный мир, а не сводится к анализу внешних явлений (явленческих).
Из этой же идеи исходила и классическая политическая экономия, которая базирует свои концепции на таком фундаментальном понятии, каким является стоимость (затраты труда), выражающая не явленческое, а сущностное начало. Наличие понятия стоимости – верный признак классичности науки и, наоборот, отсутствие фундаментального понятия стоимости свидетельствует о неклассичности теоретической концепции. Современный экономикс – характерное неклассическое знание. Он не ставит перед собой задачи проникновения в сущностный мир, а довольствуется внешним миром.
Экономикс, не являясь наукой сущностной, не интересуется стоимостью. Он базируется на анализе цены. Почему цены, а не стоимости? Дело в том, что экономикс – теория рыночной организации общественного производства. А на рынке господствует цена, понижение или повышение которой определяет судьбу как продавцов, так и покупателей. Цена – главное «божество» и «боль» экономикса, ее «основной» вопрос. Все вырастает из цены, к ней сводится и ей подчиняется. Вот почему в центре логической системы экономикса находится не стоимость (как в политэкономии), а цена. В этом главное различие между политэкономией и экономиксом. Отвергнув сущностный подход, экономикс объясняет экономику в виде графиков, формул, предельных величин и т. п. Но графическое описание предмета – это его показ, а не раскрытие, это только первый этап познания, т. е. лишь констатация причинно-следственных зависимостей в экономике. За ним должен последовать сущностный анализ, за который не берется экономикс.
Но было бы неправильно отрицать позитивные черты в методологии экономикса. В характеристике отдельных аспектов экономической жизни в нем имеются тонкие и глубокие исследования. Более того, классический подход по сравнению с экономиксом иногда выглядит анахронизмом, заслуживающим лишь академического внимания.
Суммируя различия двух ветвей экономической науки, можно сделать следующие обобщающие выводы:
– Политэкономия изучает глубинные причинно-следственные связи в производстве с целью раскрытия его сущностных характеристик. Ее ключевой категорией является стоимость. Экономикс изучает поверхностные отношения и описывает функциональные зависимости на основе принципа рационализации потребительского выбора. Для экономикса ключевой категорией является цена.
– Политэкономия большое внимание уделяет социально-классовым отношениям, ее интересует, как распределяется собственность и складываются в обществе экономические отношения между индивидами, группами и классами. Экономикс – социально нейтральная дисциплина. Ее основная проблема – экономический выбор агентов производства (продавцов и покупателей) в мире редких и ограниченных ресурсов. Поэтому главная задача экономикса – поиски равновесия между спросом и предложением.
– Политэкономические исследования основаны на воспроизводственном принципе, который отражает движение общественного продукта по стадиям: производство, распределение, обмен и потребление. В учебниках экономикса объект исследования сосредоточен в основном на двух уровнях – микро– и макроэкономики.
Каждый из подходов имеет достоинства и недостатки.
Социальная востребованность и значимость каждой из них определяются прежде всего состоянием общества. Не случайно расцвет политической экономии приходится на период становления и развития капитализма. В дальнейшем оказался востребованным экономикс. В период становления информационно-технологического способа производства перед экономической наукой встают новые вопросы, которые не входили в область ее интересов еще несколько десятилетий назад. Ответ на них можно получить лишь на основе изучения закономерностей постиндустриального общества, наиболее распространенной социально-экономической формой которого является смешанная рыночная экономика. Именно она сегодня становится объектом изучения экономической науки.
Соединение разных подходов заставляет учитывать, что хозяйственная деятельность и экономические отношения между людьми, складывающиеся в ее процессе, имеют две стороны – объективную, определяющуюся прежде всего отношениями собственности, и субъективную, проявляющуюся в экономическом поведении разных субъектов хозяйствования (индивида, фирмы, государства). Значит, экономическая теория охватывает всю совокупность этих отношений. Их объективная сторона связана с действием объективных экономических законов; субъективная – с рациональным хозяйствованием, опирающимся на познание этих законов.
С учетом вышесказанного назначение экономической теории можно было бы определить следующим образом: экономическая теория изучает законы ведения хозяйства и рациональное поведение хозяйствующих субъектов на различных уровнях. Ее объектом является смешанная экономика. Итак, экономическая теория, во-первых, изучает экономические законы.
Каково же философское понимание закона?
В экономических исследованиях ученым приходится иметь дело не только с отдельными, изолированными фактами, но и с их большим массивом. Факты необходимо классифицировать, обобщить и проверить, что достигается с помощью индукции и дедукции.
Многократно проведенные и потвержденные обобщения экономических процессов принято называть законами.
Объективность экономических законов означает, что их действие не зависит от сознания и воли людей так же, как, скажем, смена времен года, или дня и ночи в законах естествознания.
Действие экономических законов осуществляется весьма запутанным и приблизительным образом, лишь как господствующая тенденция. Это значит, что наряду с господствующей тенденцией в любом экономическом явлении действуют контртенденции, которые в известных условиях могут даже на время ослабить действие господствующей тенденции.
К примеру, в соответствии с «законом понижающегося спроса» по мере роста доходов потребляется уменьшающаяся доля его прироста. Однако действие этой господствующей тенденции может быть временно нивелировано контртенденциями. Скажем, ожидаемое повышение уровня цен или всплеск ажиотажного интереса на супермодные товары может увеличить потребляемую долю прироста дохода.
За экономическими фактами, единичными и обобщенными, стоит экономическая деятельность людей и те отношения, в которые вступают люди в процессе этой деятельности.
Значит, экономические законы – это форма выражения экономических отношений. Они являются законами общественных действий людей.
Это значит, что: 1) экономические законы не существуют и не действуют вне общества; 2) у общества есть возможность познать (не отменить!) закон и использовать его действие в своих интересах.
Экономические законы относятся к социальным, общественным, и этим они отличаются от законов природы. Второе отличие в том, что естественные законы – вечные, а экономические носят исторически ограниченный характер.
В зависимости от продолжительности действия экономические законы разделяются на специфические и общие.
Специфические экономические законы характерны для каждой отдельно взятой формации. Например, законы распределения материальных благ при рабстве или феодализме.
Общие экономические законы действуют во всех экономических формациях. Например, закон роста производительности труда, закон экономии времени и другие.
При выборе производственных решений и их осуществлении люди поступают во многом в соответствии со своими экономическим сознанием и интересами. В результате в хозяйственном поведении проявляются определенные психологические законы, под влиянием которых формируется субъективная деятельность людей. К числу психологических относится закон убывающей предельной полезности и другие.
Назначение экономической теории состоит, во-вторых, в том, что она изучает рациональное поведение хозяйствующих субъектов.
Рациональное поведение – это поведение, направленное на достижение максимума результатов при имеющихся ограничениях.
Это значит, что индивидуумы максимизируют удовлетворение своих потребностей, предприятия – прибыль, тогда как государство должно максимизировать общественное благосостояние. Принцип экономической рациональности основывается на сопоставлении выгод и издержек и позволяет достигнуть равновесного состояния рыночной экономики.
Из определения предмета экономической теории следует, в-третьих, что она изучает экономические законы на разных хозяйственных уровнях.
В микроэкономике за основу анализа берется наименьшая хозяйственная единица – отдельная фирма, объединение и т. п. Ее выводы адресованы коммерсанту и бизнесмену.
Мезоэкономика изучает законы и поведение определенных подсистем национальной экономики (агропромышленный комплекс, военно-промышленный комплекс, региональная экономика и др.).
В макроэкономике исследуется экономика страны в целом. Объектами макроэкономики являются доход и богатство общества, темпы и факторы экономического роста и т. п. Макроанализ нацелен на решение народнохозяйственных проблем: борьбу с инфляцией, безработицей, стимулирование деловой активности и т. д.
Мегаэкономика изучает законы и поведение мировой экономики в целом.
Из определения предмета экономической теории следует, в-четвертых, что она изучает рациональное хозяйствование и поведение хозяйствующих субъектов в смешанной экономике.
Что же такое смешанная экономика? Смешанная экономика – это такой тип рыночных отношений, в основе которых лежит частная собственность, все больше превращающаяся в различные ассоциированные формы и многочисленные ее разновидности: собственность различного рода институтов, а также страховых, пенсионных, инвестиционных и иных фондов. Экономическое равновесие в смешанной экономике достигается противоречивым единством рыночного, корпоративного и государственного регулирования. Соотношение между ними подвижно и в каждой стране свое. Баланс противоречивых частных, корпоративных и общественных интересов создается на основе взаимодействия различных социальных типов хозяйства и секторов экономики.
Многочисленные смешанные формы собственности и предпринимательства – государственное, частное и государственно-коллективное – придают смешанной открытой экономике большую гибкость и динамизм.
В последние десятилетия XX в. смешанные экономики приобрели социальную направленность. Интересы личности с ее многосторонними потребностями выдвигаются в центр социально-экономического развития. Это придает смешанной экономике в разной степени в разных странах социальную направленность, о чем свидетельствуют достигнутые в них высокие жизненные стандарты различных социальных слоев населения. Этот факт является аргументом для включения закономерностей смешанной экономики в качестве объекта изучения новой экономической теории.
Общемировой процесс формирования смешанных экономических систем далек от завершения. Устраняя старые, он порождает новые проблемы и противоречия. Но из всех ныне существующих моделей социально ориентированная смешанная экономика – наиболее динамичный и оптимальный вариант. Это еще один аргумент для изучения ее закономерностей в курсе экономической теории.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРеспрактикум для студентов экономических специальностей
%PDF-1.6 % 1 0 obj > > > ] /ON [ 5 0 R ] /Order [ ] /RBGroups [ ] >> /OCGs [ 5 0 R ] >> /Outlines 7 0 R /Pages 11 0 R /StructTreeRoot 21 0 R /Type /Catalog >> endobj 2 0 obj /CreationDate (D:20161202115209+02’00’) /Creator (PScript5.dll Version 5.2.2) /Keywords /ModDate (D:20170407100929+03’00’) /Producer (Acrobat Distiller 10.0.0 \(Windows\)) /Title >> endobj 3 0 obj > /Font > >> /Fields [ ] >> endobj 4 0 obj > stream 2016-12-02T11:52:09+02:00PScript5.dll Version 5.2.22017-04-07T10:09:29+03:002017-04-07T10:09:29+03:00Acrobat Distiller 10.0.0 (Windows)Экономическая теория; Микроэкономика; Макроэкономика; Мировая экономикаapplication/pdf
Насколько эффективна экономическая теория?
Арнольд Клинг Лето 2017В 1980 году, после десятилетия высокой инфляции и безработицы – комбинации, которую экономисты ранее считали невозможной в течение длительного периода времени, – The Public Interest выпустил специальный выпуск под названием «Кризис в экономической теории».«Сегодня мало говорят о кризисе в экономической теории. Но в последнее десятилетие мы пережили финансовый кризис и последующий спад занятости, который также пошел по пути, который экономисты ранее считали невозможным. Экономисты кажутся более уверенными, чем они в 1980 году, но заслуживают ли они большего доверия? Во всяком случае, некоторые из вопросов, стоящих перед экономической наукой, должны быть глубже, чем тогда.
Фактически, основной вопрос о том, как экономика должна понимать себя, теперь требует неотложного внимания.С момента основания Американской экономической ассоциации в 1880-х годах экономисты в этой стране стремились получить особый статус научно обоснованных экспертов по политике. В частности, за последние 50 лет они в значительной степени достигли этого статуса. Менее ясно, заслуживают ли они этого. И то, как на самом деле будет выглядеть научная экономика, тоже далеко не так ясно, как сейчас представляют себе некоторые экономисты.
И дело не только в практике: даже идеал экономики как науки сейчас требует серьезного изучения.Если экономическая теория не находится в кризисе, возможно, она заслуживает этого.
ЭФФЕКТИВНАЯ ТЕОРИЯ
Вместо «науки» мы могли бы думать об экономике в терминах «эффективной теории». Как объяснила физик из Гарварда Лиза Рэндалл,
Эффективная теория – это ценное понятие, когда мы спрашиваем, как развиваются научные теории, и что мы имеем в виду, когда говорим что-то правильно или неправильно. Законы Ньютона работают очень хорошо. Их достаточно, чтобы разработать путь, по которому мы можем отправить спутник в дальние уголки Солнечной системы, и построить мост, который не рухнет.Однако мы знаем, что квантовая механика и теория относительности являются более глубокими теориями, лежащими в основе. Законы Ньютона – это приближения, которые работают на относительно низких скоростях и для больших макроскопических объектов. Более того, эффективная теория точно сообщает нам свои ограничения – условия и значения параметров, при которых теория не работает. Законы эффективной теории действуют до тех пор, пока мы не достигнем ее ограничений, когда эти предположения перестают быть верными или наши измерения или требования станут все более точными.
В то время как термин «наука» часто используется для обозначения абсолютной истины в почти религиозном смысле, эффективная теория носит временный характер. Когда мы уверены, что в определенном контексте теория будет работать, тогда и только тогда теория будет эффективной.
Эффективная теория состоит из проверяемых знаний. Чтобы результаты можно было проверить, они должны быть получены методами, которые обычно считаются надежными. Любой исследователь, который пытается воспроизвести открытие, используя соответствующие методы, должен иметь возможность подтвердить его.Самое убедительное подтверждение эффективности теории – это предсказание и контроль. Пример Лизы Рэндалл с отправкой космического корабля в дальние уголки Солнечной системы иллюстрирует такое подтверждение.
Это понятие эффективной теории устанавливает полезный стандарт для рассмотрения экономики. Экономисты не лишены знаний. Мы знаем, что ограничения на торговлю, как правило, помогают узким интересам за счет более широкого процветания. Мы знаем, что рыночные цены важны для координации специализации и разделения труда в сложной экономике.Мы знаем, что поощрение получения прибыли способствует внедрению улучшенных продуктов и процессов, и что наш высокий уровень благосостояния является результатом совокупного эффекта таких улучшений. Мы знаем, что государственный контроль над ценами и производством, как в коммунистических странах, ведет к неэффективности и коррупции. Мы знаем, что законы спроса и предложения, как правило, сводят на нет попытки сделать товары более «доступными» за счет их субсидирования или снизить «издержки» за счет фиксации цен.
Но у политиков есть цели, которые выходят далеко за рамки этих основных принципов или идут вразрез с ними.Они хотят управлять экономикой с помощью фискальных стимулов. Они хотят сформировать сложные и важные рынки, в том числе рынки медицинского страхования и жилищной ипотеки. Сомнительно, что эффективность экономической теории равна таким задачам.
Большинство научных исследований в области экономики в конечном итоге мотивировано нереалистичной целью предоставить эффективную теорию для реализации таких технократических задач. Но полученная экономическая теория не может применяться с той же уверенностью, что и физика Ньютона.Еще хуже то, что экономисты, в отличие от физиков, не знают границ эффективности своих теорий. Короче говоря, когда дело доходит до эффективной теории, экономисты обещают больше, чем могут дать.
За последние 50 лет вопросы об эффективности экономической теории вращались вокруг пяти взаимосвязанных предметов, в частности: математического моделирования, homo economicus , объективности, процедур тестирования и особого статуса суб-дисциплины макроэкономики.
При математическом моделировании вопрос касается компромисса между строгостью и актуальностью. Математические модели считаются более строгими, чем вербальные аргументы, но процесс моделирования служит для сужения области экономического мышления. Игнорируют ли экономисты-математики важные темы и упускают идеи, которые могла бы изучить нематематическая экономика?
В случае homo economicus вопрос касается преимуществ и недостатков допущения, что индивид ведет себя с экономической рациональностью.Это предположение представляется очень мощным инструментом для прогнозирования и контроля экономического поведения. Но каковы пределы его применимости?
Если говорить объективно, то вопрос касается взаимосвязи между фактами и ценностями или между анализом и политическими предпочтениями. Физиков и астрономов почти никогда не обвиняют в том, что они позволяют политическим взглядам влиять на их взгляды на изучаемые ими явления. Могут ли экономисты стремиться к такому же уровню объективности?
Что касается процедур тестирования, вопрос касается способности экономистов приводить убедительные доказательства для решения вопросов теории.В истории естествознания гипотезы подтверждались или отвергались на основе решающих экспериментов. Как экономисты могут получить проверяемые знания, имея дело с явлениями, которые не так легко поддаются экспериментальным методам?
Что касается макроэкономики, вопрос заключается в том, действительно ли экономисты могут предсказывать и контролировать общее поведение безработицы и инфляции в экономике страны. Экономисты с оптимизмом смотрели на свои перспективы делать это в периоды благоприятных экономических показателей, таких как середина 1960-х годов или два десятилетия, предшествовавших финансовому кризису 2008 года.Но эти эпизоды были грубо прерваны неожиданными конвульсиями Великой стагфляции 1970-х годов и Великой рецессии, последовавшей за финансовым кризисом. Макроэкономическая теория – успех или неудача?
Взгляды экономистов на эти вопросы изменились за последние пять десятилетий. Интересно сравнить то, что они говорили в 1966 году, с тем, что они говорили в 1980 году, и тем, что они говорили в последнее время. Такие сравнения могут помочь нам понять, чего нам следует ожидать от экономики в ближайшие годы.
ТЕХНОКРАТИЧЕСКИЙ ОПТИМИЗМ
В 1966 году несколько экономистов занялись пятью взаимосвязанными вопросами, отмеченными выше, в сборнике эссе под названием Структура экономической науки под редакцией Шермана Роя Круппа. В эссе на тему математического моделирования Уильям Баумоль резюмировал компромисс между строгостью и актуальностью.
Следовательно, к сильным математическим результатам практикующий должен относиться со смешанными чувствами. В лучшем случае они представляют собой соответствующее откровение о его проблеме; в худшем случае они могут поставить под сомнение правильность его предположений.
По состоянию на 1966 год все еще оставались экономисты, выступавшие против математического моделирования, но они отступали и уходили из профессии. Как сказал Мартин Бронфенбреннер в своем эссе в томе Круппа,
Еще, возможно, поколение назад, могло быть необходимо оправдать использование математики в экономике и других социальных науках … Теперь ботинок действительно грозит перейти на другую ногу, когда практикующий нематематик работает под затемняющее подозрение…. что все, что он делает, не будет иметь смысла, если не будет математически сформулировано и подвергнуто статистической проверке.
По вопросу актуальности Бронфенбреннер писал, что любая математическая модель требует того, что он назвал «теоремой применимости», показывая, что условия, при которых она истинна, выполняются в реальном мире. «А поскольку она относится к реальному миру, теорема применимости может быть весьма вероятной, но никогда не будет абсолютно достоверной».
Если Лиза Рэндалл права, то физики обычно знают, когда теории Ньютона эффективны, а когда нет.Напротив, экономисты часто не знают, эффективны ли их теории. Сколько фирм должно быть, чтобы применима теория «совершенной конкуренции»? Какие допущения необходимы для того, чтобы заработная плата рабочих была тесно связана с производительностью, и верны ли эти допущения на практике?
Касаясь темы homo economicus , Джеймс Бьюкенен написал в своем вкладе в сборник, что «центральное предсказательное положение экономики … сводится к утверждению, что люди, столкнувшись с эффективным выбором, будут выбирать больше, чем меньше.«
Ранее Милтон Фридман приводил доводы в пользу более строгого определения homo economicus , согласно которому отдельные лица и фирмы оптимизируют свой выбор. В своей книге Essays in Positive Economics , опубликованной в 1953 году, Фридман утверждал, что это предположение может быть оправдано на основе его способности предсказывать экономические результаты. Он разработал знаменитую аналогию, в которой наблюдателя просят предсказать поведение бильярдного игрока. Хотя бильярдист не использует законы физики, Фридман утверждал, что наблюдатель может использовать законы физики, чтобы предсказать, как бильярдный игрок выстроит свой удар.По аналогии, Фридман утверждал, что экономист может использовать математические модели оптимизации для прогнозирования поведения потребителей и фирм.
По состоянию на 1966 год, эта профессия в значительной степени не соответствовала точке зрения Фридмана. Основной альтернативой была «ограниченная рациональность» или «удовлетворение» Герберта Саймона, при которой предполагается, что экономические агенты не дотягивают до полной оптимизации. Хотя многие экономисты были заинтригованы идеями Саймона, которые помогли ему получить Нобелевскую премию в 1978 году, подавляющая часть экономических исследований проигнорировала их и продолжала предполагать оптимизацию.
Что касается объективности, многие экономисты верили в форму позитивизма, в которой факты могут быть отделены от ценностей. Позитивистская позиция состоит в том, что технические знания отделены от предпочтений. Общественность выражает предпочтения в отношении результатов, а технический эксперт затем предписывает политику для достижения этих результатов. Бьюкенен решительно возражал против того, чтобы экономисты использовали в своей работе собственные политические предпочтения:
[Экономист] опасно граничит с безответственными действиями, когда он позволяет своему рвению к социальному прогрессу, как он это понимает, взять верх над его поиском и уважением к научной истине, как это определено консенсусом его коллег…. Если экономист сможет узнать у своих коллег по физическим наукам … что уважение к истине превыше всего и что это окончательное оценочное суждение, которое должно пронизывать всю науку, он, тем не менее, может спасти дисциплину. от нынешней угрозы абсурда, забвения и дурной репутации.
Такой подход также важен для различения технических и политических споров в экономике. Бронфенбреннер писал:
г.Разве печально известная неспособность экономистов прийти к согласию не предполагает или не доказывает «донаучный» характер экономики как таковой? Я слежу за своим профессиональным пристрастием (личным интересом?) В отношении отрицательной стороны этого предложения.По большей части разногласия неизбежны, поскольку они сосредоточены вокруг экономических ценностей и политических рекомендаций и затрагивают скорее нормативную, чем позитивную экономику ….
Это не означает отрицания существования разногласий в позитивной экономической науке, которых очень много … Тем не менее, мы верим, что большинство, если не все, такие позитивные разногласия в конечном итоге будут разрешены, поскольку параллельные разногласия были разрешены в естественных науках. .
Как и многие другие экономисты того времени, Бьюкенен и Бронфенбреннер считали, что ценности и научное исследование могут быть отделены друг от друга, и что экономисты занимают более твердую позицию, когда они придерживаются научных исследований.
Что касается процедур тестирования, то в 1966 году два неортодоксальных мыслителя, Эмиль Грюнберг и Кеннет Боулдинг выразили сомнения. Грюнберг писал, что «на самом деле история социальных наук не показывает явных случаев, когда теория была бы опровергнута противоречивыми доказательствами».
Он продолжил предположение, что причина этого в том, что социологи работают с открытыми системами, в которых количество факторов, которые могут повлиять на результат, чрезвычайно велико. Напротив, ученые-физики могут работать с закрытыми системами, в которых можно учесть все факторы.Боулдинг писал: «
».Все предсказания, даже в физических науках, на самом деле являются условными предсказаниями. Они говорят, что если система остается неизменной, а параметры системы остаются неизменными, то такое-то и такое-то состояние системы будет в определенные моменты времени в будущем. Если система действительно изменится, конечно, предсказание будет фальсифицировано, и это то, что происходит в социальных системах все время … Это означает, что неудача предсказания в социальных системах не приводит к улучшению наших знаний. этих систем просто потому, что там не о чем знать…. [T] он должен принять во внимание возможность того, что наши знания об обществе резко ограничены непознаваемым.
Хотя эти комментарии были пророческими, они были проигнорированы во время написания. Вместо этого экономисты были уверены, что их статистические методы способны просеивать гипотезы и находить надежные. Фактически, середина 1960-х была временем, когда экономисты были особенно оптимистичны в отношении эконометрики, и особенно техники множественной регрессии.Множественная регрессия считалась способом достижения идеала контроля внешних влияний на неэкспериментальных данных.
Например, предположим, что вы хотите проверить, превосходят ли частные школы государственные школы, используя в качестве метрики результаты тестов учащихся. Однако вы знаете, что на результаты тестов влияет множество факторов, в том числе способности каждого ученика и семейное окружение. При множественной регрессии исследователь вводит в статистический анализ переменные, представляющие эти другие факторы, и теоретически это означает, что эти переменные контролируются.
Множественная регрессия требует обширных вычислений, поэтому до появления компьютеров она была практически непрактичной. К концу 1960-х годов во многих университетах были мэйнфреймы, способные обрабатывать эти вычисления, и популярность множественной регрессии росла. Множественная регрессия и компьютеры были особенным благом для макроэкономистов. В 1966 году многие экономисты были очень оптимистичны в отношении того, что крупномасштабные макроэконометрические модели экономики окажутся полезными для прогнозирования и контроля.
Фактически, в 1966 году общепринятый кейнсианский взгляд на макроэкономику был настолько широко принят, что макроэкономика не вызывала споров. В томе Круппа специальная тема макроэкономики затронута только в одном эссе Фрица Махлупа. Он написал:
Любой, кто проводил эмпирическую работу со статистикой национального дохода или статистикой внешней торговли, знает о тысячах и тысячах произвольных решений, которые статистики должны были принимать при выполнении операций, продиктованных или предложенных одним из множества определений, принятых для рассматриваемые термины.Нельзя с уверенностью ожидать, что какая-либо из теорий, связывающих чистые конструкции соответствующих совокупных величин, будет подтверждена исследованием их действующих аналогов.
Хотя в 60-х это было практически сноской, эта озабоченность была признаком грядущего.
КРИЗИС 1980 г.
Через четырнадцать лет после выпуска тома Круппа ситуация резко изменилась. В 1980 году, когда The Public Interest выпустили специальный выпуск «Кризис в экономической теории», название вряд ли требовало обоснования.Как выразился Дэниел Белл в своем выступлении,
Сегодня все согласны с тем, что государственное управление экономикой и политика находятся в беспорядке. Многие экономисты утверждают, что рецепты, основанные на предыдущих исторических ситуациях, больше не применимы, но относительно новых рецептов нет единого мнения.
К этому времени макроэкономика была самой проблемной дисциплиной экономики. Как среди профессиональных экономистов, так и среди обывателей кейнсианская экономика была дискредитирована Великой стагфляцией, когда безработица и инфляция достигли уровней, намного превышающих уровни 1960-х годов.Этот опыт показал, что кейнсианцы не могли ни предсказывать, ни контролировать экономику.
И все же, с точки зрения нашего первого методологического вопроса, касающегося роли математики, 1980 год, возможно, был высшей точкой для веры в то, что понимание может исходить от большей математической сложности. Я называю конец 1970-х, когда я работал над дипломом, эпохой «высшей математики».
В 1970-е годы двумя самыми престижными журналами для молодого экономиста были Econometrica и Journal of Economic Theory , в которых публиковались наиболее сложные с математической точки зрения статьи.В 1970-х годах пять обладателей медали Джона Бейтса Кларка, весьма престижной награды, присуждаемой американскому экономисту моложе 40 лет, коллективно опубликовали 25 статей в Econometrica и девять статей в Journal of Economic Theory к году их получения. награду (впоследствии они публиковали больше в этих журналах).
В томе Public Interest за 1980 год два ведущих экономиста-математика того времени, Кеннет Эрроу и Фрэнк Хан, оба использовали свои эссе, чтобы представить перспективу макроэкономики.Они утверждали, что можно согласовать микроэкономические рассуждения с кейнсианской макроэкономической теорией. Но в томе Public Interest роль математики как таковая не обсуждалась.
Белл поставил под сомнение идею homo economicus :
Поскольку люди действуют по-разному по привычкам и обычаям, иррационально или рьяно, по сознательному замыслу, чтобы изменить институты или перестроить социальные устройства, не существует внутреннего порядка, нет «экономических законов», составляющих «структуру» экономики ; есть только разные модели исторического поведения.Таким образом, экономика и экономическая теория не могут быть «закрытой системой».
Однако в экономической профессии мода была прямо противоположной. Многие экономисты, представленные в томе Public Interest Марка Уиллса, считали, что проблема кейнсианской экономики заключается в том, что она не приписывает экономическому человеку достаточной рациональности. Вслед за Робертом Лукасом-младшим эти экономисты утверждали, что макроэкономические модели должны предполагать рациональность в том смысле, в котором люди формируют свои ожидания относительно будущего.Модели, использующие рациональные ожидания, также оказались математически сложными; одна из самых важных статей Лукаса появилась в журнале Journal of Economic Theory в 1972 году.
. Между макроэкономическими взглядами Уилльса и взглядами Эрроу и Хана было значительное расстояние, а еще большее расстояние – от взглядов Пола Дэвидсона, который в данном вопросе представлял «посткейнсианскую» (левую) школу. И все же нигде в томе не обсуждается проблема предвзятости.
В другом месте экономисты начали осознавать предвзятость в макроэкономике. Роберт Холл ввел термин «экономика пресной воды против экономики морской», чтобы охарактеризовать контраст между взглядами, преобладающими в университетах Чикаго, Миннесоты и Рочестера, с одной стороны, и взглядами, преобладающими в Гарварде, Массачусетском технологическом институте, Йельском университете, Стэнфорде и Беркли. с другой. У этих двух школ были разные взгляды на то, как устроена экономика, и разные идеологические пристрастия. Экономисты-пресноводные считали, что попытки контролировать безработицу и объем производства с помощью денежно-кредитной и налогово-бюджетной политики были неэффективными, и они также были склонны верить в консервативную экономическую политику.Экономисты-солтуотеры придерживались противоположной точки зрения. Однако ни один из них не признал бы, что их политические наклонности каким-либо образом повлияли на их убеждения об эффективности дискреционной фискальной и денежно-кредитной политики.
Что касается процедуры тестирования, то экономическая профессия в тот период была потрясена «критикой Лукаса» применительно к макроэконометрическим моделям. В 1976 году Лукас утверждал, что при рациональных ожиданиях модель, которая имела надежное статистическое соответствие с прошлым, может, тем не менее, полностью разрушиться в будущем.
Критика Лукаса была в центре внимания в конце 1970-х и позже. Однако другая критика окажется более значимой. В 1983 году Эдвард Лимер опубликовал статью под названием «Избавимся от эконометрики». Он написал:
Эконометрическое искусство в том виде, в каком оно практикуется на компьютерном терминале, предполагает подгонку многих, а может быть, и тысяч статистических моделей. Одно или несколько, которые понравились исследователю, выбираются для целей отчетности. Этот поиск модели часто имеет благие намерения, но не может быть никаких сомнений в том, что такой поиск спецификации опровергает традиционные теории вывода.
Например, при рассмотрении вопроса о том, являются ли частные школы или государственные школы более эффективными, исследователь может выбрать, какие факторы следует учитывать и как определять переменные. На практике каждый исследователь перебирает множество возможных вариантов, прежде чем выбрать тот, о котором нужно сообщить. Экономист ведет себя как экспериментатор, который может настроить условия эксперимента, чтобы получить желаемый результат. Это не способствует надежности.
Все это были серьезные проблемы.Но в 1980 году наиболее значительным явлением была очевидная неспособность макроэкономики предоставить надежные средства прогнозирования и управления поведением экономики. В этом была суть кризиса.
ПОСЛЕ КРИЗИСА
Когда это пишется, спустя полвека после выхода тома Круппа, математическое моделирование по-прежнему является стандартом в крупных экономических журналах. Но нет ничего лучше той же веры в высшую математику, которая характеризовала эру «математического пика» 1970-х годов.Пять медалистов Кларка с 2011 по 2015 год опубликовали в общей сложности четыре статьи в Econometrica и ни одной в журнале Journal of Economic Theory .
Экономисты больше не настаивают на том, чтобы homo economicus моделировались как рациональные. Вместо этого существует популярная область, известная как поведенческая экономика, которая изучает предубеждения и эвристики, влияющие на принятие индивидуальных решений, и пытается отследить экономические последствия этих отклонений от рациональности.
Экономисты продолжают проповедовать позитивистский идеал научной объективности, не сомневаясь в его достижимости.Тем не менее, проблемы предвзятости иногда озвучиваются. В 2015 году Пол Ромер написал провокационное эссе под названием «Математика в теории экономического роста». Несмотря на название, это ни в коем случае не критика использования математики в экономике. Скорее, Ромер жаловался, что некоторые экономисты создают предвзятую теорию в математическом обличье.
Стиль, который я называю математичностью, позволяет академической политике маскироваться под науку. Подобно математической теории, математика использует смесь слов и символов, но вместо того, чтобы создавать тесные связи, она оставляет достаточно места для проскальзывания между утверждениями на естественном и формальном языке и между утверждениями с теоретическим, а не эмпирическим содержанием.
Вспомните из тома Круппа фразу «теорема применимости», означающую способ связи математической модели с наблюдаемыми в реальном мире. В физике этот процесс кажется простым. Но в экономике есть место разногласиям по поводу обстоятельств, к которым применима математическая модель. По мнению Ромера, некоторые экономисты, в первую очередь представители пресноводной школы, виновны в злоупотреблении предположениями о том, как их уравнения связаны с реальностью. Они делают интерпретации, которые соответствуют их политическим пристрастиям, но в остальном их интерпретации необоснованны.
Другие продолжают опасения Ромера. Например, Ной Смит писал о Ромере,
г.Он выделяет Лукаса, Прескотта и некоторых других за слабые или небрежные связи между математическими элементами и реальным миром. Но из того, что я вижу, такие тонкие и неаккуратные ссылки – правило в макрополях.
В этой математической критике заложены две проблемы. Одна проблема, которую подчеркивали и Ромер, и Смит, заключается в том, что теоретики создают статьи с тем, что мы могли бы назвать ложными теоремами применимости.То есть, поскольку концепции или предположения явно не относятся к реальному миру, они дают понимание, не имеющее практической ценности. Вторая проблема, подчеркнутая Ромером, заключается в том, что идеи не только неприменимы к реальному миру, но и обусловлены личными предубеждениями авторов, а не попыткой прийти к научной истине.
Процедуры тестирования экономистов резко изменились за последние десятилетия. Вместо того чтобы полагаться на множественную регрессию, экономисты часто ищут «естественные эксперименты».«Например, при оценке качества чартерных школ некоторые экономисты использовали тот факт, что в некоторых случаях учащиеся чартерных школ отбираются лотереей из квалифицированных кандидатов. Это создает« естественный эксперимент », в котором учащиеся, выбранные в лотерею для посещения чартерной школы можно сравнить с предположительно похожими учащимися, которые участвовали в лотерее, но не были выбраны и поэтому попали в государственные школы.
Кроме того, некоторые экономисты сейчас используют реальные эксперименты.Они помещают подопытных в ситуации, требующие принятия экономических решений, и проверяют, как испытуемые реагируют в различных экспериментальных условиях. Этот подход оказался особенно полезным в поведенческой экономике, где он заимствует ключевые методы из экспериментальной психологии. Обратите внимание, однако, что ни реальные эксперименты, ни натурные эксперименты неприменимы к макроэкономике. Проблема получения надежных проверок макроэкономических гипотез до сих пор не решена.
Однако, в отличие от 1980 года, сегодня макроэкономисты довольно хорошо удовлетворены своей областью, несмотря на (или, возможно, из-за) неспособности тщательно проверить свои теории.«Макровойны» 1970-х уступили место единодушному мнению о том, что денежно-кредитная политика может стабилизировать инфляцию, а это, в свою очередь, ограничит серьезность рецессий. Великая умеренность, царившая с середины 1980-х годов до 2008 года, похоже, подтверждает эту точку зрения.
Хотя этот самодовольный консенсус был явно фальсифицирован из-за глубокой рецессии и болезненно медленного восстановления, последовавших за финансовым кризисом, экономисты довольно легко перешли к новому консенсусу в отношении этого эпизода. С этой точки зрения, потеря благосостояния из-за обвала цен на жилье заставила домохозяйства резко сократить свои расходы, в то же время, когда чрезмерный левередж некоторых крупных финансовых институтов и тесные взаимосвязи между финансовыми фирмами заставили рынки “схватиться”, когда инвесторы потеряли доверие к ипотечным ценным бумагам, что привело к повсеместному снижению доступности кредитов.Тот факт, что краткосрочные процентные ставки упали до «нулевой границы» после кризиса, вынудил политиков предпринять творческие шаги для поддержки спроса, включая «количественное смягчение» со стороны Федеральной резервной системы и меры стимулирования, введенные в начале правления Обамы. администрация. Если бы эти шаги не были предприняты, кризис был бы намного хуже, и безработица, возможно, приблизилась к уровню, достигнутому во время Великой депрессии.
Мы не можем перезапустить историю без стимулов и без количественного смягчения.Невозможно проверить утверждение о том, что без этой политики была бы еще одна Великая депрессия. Но есть серьезные причины для оспаривания этого консенсусного объяснения. На мой взгляд, например, нет простого денежного или фискального решения проблемы безработицы. Напротив, я считаю, что безработица является результатом хрупкости сложных моделей специализации и торговли, которые возникают в экономике. Иногда модели специализации, которые были прибыльными вчера, не приносят прибыли сегодня, и некоторые люди останутся без работы до тех пор, пока не будут обнаружены новые модели.С этой точки зрения, фискальная и денежно-кредитная политика не оказала решающего влияния на путь, выбранный экономикой в 2008 году, и его последствия.
Но мои взгляды неортодоксальные. В академическом сообществе макроэкономика далеко не такая спорная или резкая, как это было, когда экономика сделала неожиданный поворот в 1970-х годах, несмотря на столь же неожиданный поворот, который она приняла за последнее десятилетие.
ЧТО БУДЕТ ЕЩЕ
Хотя экономика сейчас не находится в состоянии ужасающего кризиса, как это было в конце 70-х годов, тем не менее, она, вероятно, вступает в период больших изменений по всем пяти дисциплинарным проблемам, которые мы отслеживаем.
Во-первых, есть основания полагать, что в ближайшие годы экономисты неохотно придут к признанию важности ментально-культурных факторов как детерминант экономических результатов, уменьшая возможности математического моделирования как подхода. На самом деле невозможно избежать некоторого движения в направлении понимания экономики как дисциплины интерпретации, наподобие истории. Пытаясь объяснить сокращение участия мужчин трудоспособного возраста в рабочей силе за последние два десятилетия или понять феномен того, что многие розничные фирмы предлагают специальные предложения в «Черную пятницу», определенно есть место для использования математических моделей, чтобы помочь анализу.Но они не являются ни необходимыми для придумывания интерпретаций, ни достаточными, чтобы сделать одну интерпретацию выше всех других. Изучая подобные предметы, экономисты могли бы значительно сократить использование математических выражений, ничего не теряя с точки зрения эффективной теории.
В томе Public Interest за 1980 год, Исраэль Кирзнер писал:
Экономическая теория должна быть реконструирована таким образом, чтобы на каждом этапе распознавать то, каким образом изменения внешних явлений изменяют экономическую деятельность строго через фильтр человеческого разума .Экономические последствия, то есть не могут быть связаны функционально и механически с внешними изменениями, как если бы последствия возникали независимо от того, как воспринимаются внешние изменения, как эти изменения влияют на ожидания и как эти изменения вообще обнаруживаются. [Курсив в оригинале.]
Кирцнер – практик «австрийской» экономики, которая тогда была неортодоксальной и остается таковой сейчас. Но ряд «австрийских» идей, вероятно, постепенно проникнут в ортодоксию, особенно акцент на роли нематериальных факторов во влиянии на экономические явления.
Социологи склонны к материалистическим объяснениям. Они хотят объяснять экономические явления на основе наличия ресурсов и технических возможностей. Они хотят объяснить поведение при голосовании на основе демографических и экономических факторов. Альтернативой этому материалистическому редукционизму является утверждение, что идеи имеют значение. Оказывается, невозможно объяснить колоссальный рост экономического роста за последние два столетия только на основе накопления капитала. Значительный рост уровня жизни произошел в основном за счет разработки и применения новых идей в отношении продуктов и методов производства.
Другой нематериальный фактор – культурные нормы и социальные институты. Нельзя объяснить различия в богатстве между странами просто на основе ресурсов. Дело не в том, что Южная Корея богата ресурсами по сравнению с Северной Кореей или что Израиль богат ресурсами по сравнению со своими арабскими соседями. В Южной Корее и Израиле есть политические и культурные институты, которые более дружелюбны к предпринимательству, и это объясняет их относительно высокие экономические показатели.
Экономисты предпочитают рассматривать людей как личности.Однако люди получают свои идеи в основном от других людей. Мир ментальных явлений – это преимущественно культурный мир. И эти ментально-культурные факторы в социальном поведении делают экономику менее детерминированной и менее индивидуалистичной, чем хотелось бы многим экономистам. Нравится вам это или нет, но это снижает преимущество математического моделирования по сравнению со словесными рассуждениями.
Еще одна причина полагать, что математическое моделирование пойдет на убыль, – это меняющийся медиа-ландшафт. На данный момент академические экономисты все еще должны публиковаться в журналах, чтобы быть успешными, а это требует математического моделирования.Однако в век Интернета печатный журнал – очень неэффективный форум для распространения идей. Поскольку экономисты все чаще используют другие форумы, в том числе социальные сети, это может сломать блокировку, которую печатные журналы в настоящее время удерживают в отношении перспектив карьерного роста. Это, в свою очередь, может способствовать большему разнообразию средств выражения, нарушая монополию, которую в настоящее время удерживает математическое моделирование.
Во-вторых, что во многом связано с вероятным снижением значимости моделирования, экономисты, вероятно, также неохотно признают, что, поскольку культурные факторы имеют значение, простая модель индивидуума homo economicus имеет лишь ограниченную применимость.
Самая большая угроза для предположения о homo economicus – это не альтернативные теории индивидуальной психологии, такие как теории поведенческой экономики. Фактически, поведенческая экономика оказалась втянутой в то, что в психологии известно как «кризис репликации». Скорее, необходимость выйти за рамки предположения о homo economicus будет в основном возникать из-за признания важности культуры как детерминанты поведения. Экономистам необходимо будет рассматривать экономические решения как неотъемлемые от культурных обстоятельств.Чтобы понять экономические явления, нам нужно обратить внимание на роль убеждений и социальных норм.
Поскольку идеи и культурный контекст имеют значение, в экономических явлениях есть много потенциальных причинных факторов. Те скряги, которые утверждали, что экономика не является «закрытой системой», были правы. Каждый экономист должен выбрать, какие причинные факторы изучать, а какие игнорировать. К сожалению, это означает, что разные экономисты могут прийти к разным выводам и придерживаться их, основываясь на своих предпочтениях.
И это указывает на третье вероятное развитие экономической теории. Существует вполне реальная вероятность того, что в течение следующих 20 лет академическая экономика превратится в дисциплину, подобную современной социологии, которая окончательно сформирована идеологически обусловленной точкой зрения. Среди высокообразованных людей нарастает идеологическая поляризация. У экономистов всегда были свои предубеждения относительно того, какие теории кажутся разумными; некоторые из этих предубеждений являются идиосинкразическими, например, когда один экономист склонен полагать, что спрос на рабочую силу очень мало реагирует на изменение ставок заработной платы, а другой склонен полагать, что спрос на рабочую силу очень сильно реагирует.Но в будущем предубеждения, вероятно, будут все больше определяться политическими точками зрения, а не другими соображениями.
Это будет очевидно из убеждений экономистов, которые политически последовательны, но аналитически противоречивы. Например, политически соответствует тому, что кто-то из левых считает, что повышение минимальной заработной платы не приведет к сокращению найма, а также что увеличение иммиграции не приведет к снижению заработной платы. Однако аналитически это противоположные взгляды. Повышение минимальной заработной платы не приведет к сокращению найма, если рассматривать спрос на рабочую силу как крайне неэластичный (так, что небольшое изменение найма будет связано с данным изменением заработной платы).Увеличение иммиграции не приведет к снижению заработной платы, если рассматривать спрос на рабочую силу как высокоэластичный (так, что большое изменение найма будет связано с данным изменением заработной платы). Я думаю, мы уже начинаем видеть, как экономисты выбирают политическую последовательность в ущерб аналитической последовательности.
Эта политическая профессия, скорее всего, будет указывать влево. Экономисты – часть академического сообщества, в котором давление сверстников и общественные ценности оттесняются. Социальная жизнь академика неизбежно будет включать взаимодействие с людьми из других дисциплин, которые в подавляющем большинстве находятся на левой стороне.Из-за этого в кампусе неудобно придерживаться взглядов свободного рынка, которые раньше можно было слышать от консерваторов, таких как Милтон Фридман.
Есть признаки того, что динамика внутри профессии смещена влево. Например, из пяти основных экономических журналов, наибольшее влияние оказал журнал Quarterly Journal of Economics , связанный с Гарвардом и его интервенционистской экономикой. Часть этого была получена за счет журнала Journal of Polit Economy , связанного с Чикагским университетом и его рыночной экономикой.
У левых более привлекательный и единый рассказ о финансовом кризисе. Левые экономисты рассматривают кризис как продукт индивидуальной иррациональности со стороны покупателей жилья, безрассудства и жадности со стороны банкиров и слабости со стороны финансовых регуляторов. Напротив, правые разделяют его повествование. Питер Уоллисон винит жилищную политику и действия Freddie Mac и Fannie Mae. Монетарист Джон Тейлор винит в том, что в годы, предшествовавшие кризису, были потеряны деньги.Другие монетаристы, в частности Скотт Самнер и Роберт Хетцель, винят в кризисе трудных денег .
Я сам склонен к ментально-культурным объяснениям. Все участники подготовки к кризису, включая регулирующие органы, были укоренены в культуре, которая рассматривала жилье как социально желательную инвестицию с низким уровнем риска. Регулирующие органы считали, что в банках безопаснее хранить ценные бумаги с ипотечным покрытием, чем в других активах, и они использовали регулирование капитала, чтобы направить банки в этом направлении.Хотя некоторые регулирующие органы выразили сомнения в отношении субстандартного ипотечного кредитования, общее мнение заключалось в том, что, во всяком случае, доступность ипотечных кредитов была слишком ограниченной. Те же инвестиционные банкиры, которых сейчас считают безрассудными, в то время считались экспертами в области управления рисками.
Кроме того, избрание Дональда Трампа президентом может привести к тому, что даже консервативные экономисты захотят дистанцироваться от правых, по крайней мере, как это определяет Трамп. Экономистам справа, вероятно, будет неудобно с Трампом как по существу, особенно по вопросам торговли и иммиграции, так и по стилю.Таким образом, мы, вероятно, увидим меньше откровенного консерватизма со стороны академических экономистов, чем если бы в 2016 году был избран кто-то другой, демократ или республиканец. И результатом будет усиление всех других тенденций, толкающих профессию влево.
В-четвертых, кажется неизбежным, что экономисты неохотно признают, что они имеют дело с царством моделей и историй, а не с проверкой решающих гипотез. Для экономистов и других социологов просто невозможно достичь той же строгости, что и в естественных науках, и экономисты, похоже, все больше принимают эту реальность.Одним из благоприятных признаков является повышенное внимание к воспроизводимости эмпирических исследований в экономике. Многие ведущие журналы предъявляют требования к прозрачности данных. Есть также экономисты, которые выступают за то, чтобы исследования были «зарегистрированы» заранее, чтобы ученые могли отслеживать исследования, которые не публикуются, потому что они не могут найти «интересных» результатов.
Хотя целью такого рода усилий часто является погоня за Святым Граалем абсолютной надежности, они вполне могут иметь промежуточный эффект, проясняя, что существующие исследования не обладают надежностью.В конце концов, большее количество экономистов может захотеть признать, что Святой Грааль недостижим.
Эдвард Лимер назвал одну из своих книг Макроэкономические модели и истории . Во введении он написал:
Вы можете заменить более знакомые научных слов «теория и свидетельства» на «закономерности и истории». Не делай этого. За фразой «теория и доказательства» приходят скрытые постфактум мифы о том, как мы учимся и сколько мы можем узнать.Слова «теория и свидетельства» предполагают непрерывное движение к уровню научной уверенности, которого нельзя достичь при изучении сложной самоорганизующейся человеческой системы, которую мы называем экономикой. Слова «паттерны и истории» гораздо точнее передают наш уровень знаний как сейчас, так и в будущем. Это литература, а не наука. [Курсив в оригинале.]
В 2009 году, когда была опубликована эта книга, взгляды Лимера были противоположными и широко не разделялись. Но по мере того как экономисты начинают признавать ментально-культурные детерминанты экономических явлений и создаваемую им сложность, они могут прийти к признанию ограниченной применимости научных методов в экономике.
Наконец, мы подошли к особому случаю макроэкономистов, которые были признаны в состоянии кризиса в 1980 году, но сегодня странно самодовольны. Я считаю, что попытка интерпретировать экономические явления в совокупности, как если бы все рабочие были идентичны и все инвестиции были вложены в машины, оказывается несостоятельной. Рабочие заметно различаются по характеру своих навыков и рыночной стоимости этих навыков. Фирмы инвестируют не только в заводы и оборудование, но и в новые продукты и процессы.Они все чаще нанимают людей для развития организационного капитала, а не для производства продукции.
В результате мы можем увидеть снижение интереса к рассмотрению экономики в совокупности, то есть как имеющей единый уровень цен, уровень безработицы, темпы роста производительности и т.п. Вместо этого будет проводиться гораздо больше исследований расхождений: между регионами, между отраслями, среди демографических групп и так далее.
Экономистам уже известно, что цены относительно быстро растут в основных секторах услуг, таких как образование и здравоохранение, в то время как цены растут медленно или даже падают в основных отраслях промышленности, таких как бытовая электроника и компьютеры.Мы осознаем, что перспективы заработной платы и трудоустройства по-прежнему расходятся между выпускниками колледжей и лицами с меньшим образованием, а также между выпускниками колледжей со степенями STEM и другими степенями. Рынки жилья и труда в прибрежных городах сильно отличаются от рынков городов Среднего Запада.
Несколько экономистов во главе с Дароном Аджемоглу начали изучать отраслевые связи. Они обнаруживают, что различные отраслевые кластеры по-разному реагируют на события. Это увеличивающееся исследование дивергенции может указывать на смерть макроэкономического моделирования, поскольку я изучал его в аспирантуре и как это преподавалось до недавнего времени.Там, где традиционно принято говорить о «репрезентативном агенте», тенденция все больше будет стремиться к тому, чтобы «я содержал множество». Это должно побудить экономистов сосредоточиться на процессах, посредством которых формируются новые модели специализации и торговли, а старые модели становятся нежизнеспособными. Это исследование предложит понимание именно тех областей, в которых традиционная макроэкономика устарела и ненадежна.
РАЗНООБРАЗИЕ ДОСТИЖЕНО, РАЗНООБРАЗИЕ УТЕРЯНО
В конце концов, можем ли мы действительно иметь эффективную теорию в экономике? Если под эффективной теорией мы подразумеваем теорию, которая поддается проверке и надежна для предсказания и контроля, ответ, скорее всего, будет отрицательным.Вместо этого экономика имеет дело со спекулятивными интерпретациями и должна продолжать делать это.
Эта реальность далеко не нова. Но экономисты все еще пытаются понять последствия этого. Похоже, они сопротивляются, в частности, одному выводу: претензии экономистов к научным знаниям больше не имеют смысла.
Профессиональные экономисты все больше осознают ментально-культурные факторы, влияющие на экономическое поведение. В результате они готовы расширить свои методы за пределы строгой зависимости от математических выводов и множественной регрессии, которые преобладали 40 лет назад.Но если экономика стала меньше монокультуры в отношении методов, то теперь она более единообразна в поддержке технократических усилий Федерального резерва и экономической активности в целом. В 1980 году критики кейнсианской экономической политики пользовались уважением в ведущих экономических факультетах и журналах. Сегодня это гораздо менее верно.
Молодыми экономистами, использующими плюралистические методы для изучения проблем, восхищаются, а не маргинализируют, как это было в 1980 году. Но экономисты, сомневающиеся в целесообразности интервенционистской экономической политики, похоже, стремятся к периферии своей профессии.
В этом отношении препятствия на пути к эффективной теории в экономике иные и, возможно, более тревожные, чем в 1980 году. Современное состояние экономической теории отражает более широкий кризис в социальных науках и углубляющийся раскол между университетским городком колледжа и остальными. общества.
Арнольд Клинг – научный сотрудник Института Катона и член Рабочей группы по финансовым рынкам в Центре Меркатус в Университете Джорджа Мейсона.
Что такое экономика – определения, критика. Современная экономическая теория
Что такое экономика?
Экономика происходит от древнегреческого слова «икономикос» или «икономия». Oikonomikos буквально переводится как «задача по ведению домашнего хозяйства». Французские меркантилисты использовали термин «политическая экономия» или политическая экономия как термин для обозначения вопросов, связанных с государственным управлением. Фискальная политика. Фискальная политика относится к бюджетной политике правительства, которая предполагает, что правительство контролирует уровень своих расходов и налоговые ставки.
Определение экономики Адама Смита
Адам Смит был шотландским философом, которого многие считают первым экономистом современности. Смит определил экономику как «исследование природы и причин богатства наций».
Критика определения Смита
- Ориентированное на благосостояние определение экономики ограничивало ее объем как предмета и считалось узким и неточным. Определение Смита заставляло испытуемого игнорировать все аспекты человеческого существования, не связанные с богатством.
- Смитианское определение чрезмерно подчеркивает материальные аспекты благополучия и игнорирует нематериальные аспекты. Предполагалось, что люди действуют как рациональные экономические агенты, бездумно стремящиеся максимизировать собственное благосостояние.
- Смитианское определение не позволяет субъекту исследовать концепцию дефицита ресурсов. Нехватка. Нехватка, также известная как нехватка, – это экономический термин, используемый для обозначения разрыва между доступностью ограниченных ресурсов и теоретическим.Распределение и использование ограниченных ресурсов рассматривается как центральная тема анализа в современной экономике.
Определение экономики Альфреда Маршалла
Британский экономист Альфред Маршалл определил экономику как исследование человека в повседневной жизни. Маршалл утверждал, что предметом одновременно является изучение богатства и изучение человечества. Он считал, что это не естествознание, такое как физика или химия, а скорее социальная наука.
Критика определения Маршалла
- Определение Маршалла, как и определение Смита, игнорировало проблему ограниченных ресурсов, которые обладают неограниченным потенциалом использования.
- Определение Маршалла ограничивало экономику как предмет анализа только материальных аспектов благосостояния людей Социальная безопасность Социальная безопасность – это программа федерального правительства США, которая предоставляет социальное страхование и льготы людям с недостаточным доходом или без него. Первый соц. Нематериальные аспекты благосостояния игнорировались. Критики маршаллианского определения утверждали, что трудно разделить материальные и нематериальные аспекты благосостояния.
- Маршаллианское определение не дает четкой связи между приобретением богатства и благосостоянием.Критики Маршалла утверждали, что это оставило предмет в состоянии постоянного замешательства. Например, существует множество видов деятельности, которые могут принести богатство, но могут снизить благосостояние людей.
Определение экономики Лайонела Роббина
Лайонел Роббин, другой британский экономист, определил экономику как предмет, изучающий распределение ограниченных ресурсов с бесчисленными возможными вариантами использования. В своем тексте 1932 года «Очерк природы и значения экономической науки» Роббинс сказал по этому поводу следующее: «Экономика – это наука, которая изучает человеческое поведение как взаимосвязь между целями и ограниченными средствами, имеющими альтернативное использование.
Критика определения Роббина
- Определение экономики Роббина превратило предмет из нормативной социальной науки в позитивную науку с чрезмерным акцентом на индивидуальный выбор. Его определение не позволяло субъекту анализировать такие темы, как социальный выбор и теория социального взаимодействия, которые являются важными темами в рамках современной микроэкономической теории.
- Определение Роббина не позволяет ему анализировать макроэкономические концепции, такие как национальный доход и совокупное предложение и спрос. Совокупное предложение и спрос. Совокупное предложение и спрос относится к концепции спроса и предложения, но применяется в макроэкономическом масштабе.Совокупное предложение и совокупное. Вместо этого экономика просто использовалась для анализа действий людей с использованием стилизованных математических моделей.
Современное определение экономики
Современное определение, данное Полю Самуэльсону, экономисту -го века -го века, основывается на определениях прошлого и определяет предмет как социальную науку. По словам Самуэльсона, «экономика – это исследование того, как люди и общество выбирают, с использованием денег или без них, использовать ограниченные производственные ресурсы, которые могут иметь альтернативное использование, производить различные товары с течением времени и распределять их для потребления сейчас и в странах мира. будущее среди различных лиц и групп общества.»
Дополнительные ресурсы
CFI является официальным поставщиком услуг глобального аналитика финансового моделирования и оценки (FMVA) ® Стать сертифицированным аналитиком финансового моделирования и оценки (FMVA) ® Сертификация CFI« Финансовое моделирование и оценка аналитика »(FMVA) ® позволит поможет вам обрести уверенность в своей финансовой карьере. Запишитесь сегодня! программа сертификации, призванная помочь любому стать финансовым аналитиком мирового уровня. Чтобы продолжить продвижение по карьерной лестнице, вам будут полезны следующие дополнительные ресурсы CFI:
- Расширяющая денежно-кредитная политика Расширяющая денежно-кредитная политика Экспансионистская денежно-кредитная политика – это тип макроэкономической денежно-кредитной политики, которая направлена на увеличение темпов денежно-кредитной экспансии для стимулирования
- Валового внутреннего продукта ( ВВП) Валовой внутренний продукт (ВВП) Валовой внутренний продукт (ВВП) – это стандартный показатель экономического здоровья страны и показатель ее уровня жизни.Кроме того, ВВП можно использовать для сравнения уровней производительности в разных странах.
- Laissez-faireLaissez-faireLaissez-faire – это французское словосочетание, которое переводится как «позволять делать». Это относится к политической идеологии, которая отвергает практику правительства. Экономическая мысль как аналитический инструмент: почему прошлые интеллектуальные идеи должны быть признаны маяками будущего
Backhaus, J., & Хансен, Р. (2000). Methodenstreit in der Nationalökonomie. Журнал общей философии науки, 31 (2), 307–336.
Артикул Google ученый
Backhouse, R.E. (1994). Почему и как мы должны изучать историю экономической мысли? История экономических идей, 2 (2), 113–123.
Google ученый
Backhouse, R.E., & Cherrier, B.(Ред.). (2017). Возраст прикладного экономиста: трансформация экономики с 1970-х годов. История политической экономии, 49 (Приложение), 1–33.
Биддл, Дж. Э. (2003). Стили исследования в истории экономической мысли. В У. Дж. Самуэльс, Дж. Э. Биддл и Дж. Б. Дэвис (ред.), Сопровождение истории экономической мысли (стр. 1–10). Оксфорд: Блэквелл.
Google ученый
Блауг, М.(2001). Пожалуйста, без истории идей. Мы экономисты. Журнал экономических перспектив, 15 (1), 145–164.
Артикул Google ученый
Boettke, P.F. (2000). Зачем читать классиков по экономике ?. Библиотека экономики и свободы. [онлайн] доступно по адресу http://www.econlib.org/library/Features/feature2.html, по состоянию на 13 июня 2018 г., в Интернете.
Bögenhold, D. (2000). Ограничения массового производства: предпринимательство и промышленная организация с точки зрения исторической школы Шмоллера и Зомбарта. Международное обозрение социологии: Revue Internationale de Sociologie, 10 (1), 57–71.
Артикул Google ученый
Bögenhold, D. (2008). Экономика, социология, история: заметки об утрате единства, необходимости реинтеграции и актуальности разногласий между Карлом Менгером и Густавом Шмоллером. Форум социальной экономики, 37 (2), 85–101.
Артикул Google ученый
Bögenhold, D.(2010). От инакомыслия к православию и наоборот: экономика и социальные науки в разделении академической работы. Американский журнал экономики и социологии, 69 (5), 1566–1590.
Артикул Google ученый
Bögenhold, D. (2014). Шумпетер как универсальный социальный теоретик. Атлантический экономический журнал, 42 (2), 205–215.
Артикул Google ученый
Bögenhold, D.(2018). Экономика между изоляцией и социальной наукой. Journal of Economic Issues, 52, (4), 1127–1144.
Артикул Google ученый
Боулдинг, К. Э. (1971). Кому после Самуэльсона нужен Адам Смит? История политической экономии, 3 (2), 225–237.
Артикул Google ученый
Бакли П. и Кассон М. (1993). Экономика как империалистическая общественная наука. Human Relations, 46 (9), 1035–1052.
Артикул Google ученый
Cedrini, M., & Fiori, S. (2016). Сдвиг границ внутри и вне экономики. История экономических идей, 24 (3), 11–25.
Google ученый
Cedrini, M., & Fontana, M. (2018). Еще одна ниша в стене? Как специализация меняет облик экономики. Кембриджский журнал экономики, 42 (2), 427–451.
Артикул Google ученый
Хафим, Ф. (2016). Дисциплинарное деление в социальных науках. Методологические вопросы экономического империализма и экономического плюрализма. История экономических идей, 24 (3), 144–164.
Google ученый
Дэвис, Дж. Б. (2006). Поворот в экономике: неоклассическое господство к господствующему плюрализму? Журнал институциональной экономики, 2 (1), 1–20.
Артикул Google ученый
Дэвис, Дж. Б. (2016). Экономический империализм против мультидисциплинарности. История экономических идей, 24 (3), 77–94.
Google ученый
Дэвис, Дж. Б., Вайнтрауб, Э. Р., Мировски, П., Брюер, А. А., и Бэкхаус, Р. Э. (2002). Будущее истории экономики, Ежегодное приложение НАДЕЖДА (Vol.34). Роли: Издательство Университета Дьюка.
Google ученый
Дибольт, К., & Хауперт, М. (2018). Клиометрическая гипотеза: что, если бы не было ни Фогеля, ни севера? Cliometrica, 12 , 407–434.
Артикул Google ученый
Dorfman, J. (1959). Экономический разум в американской цивилизации (Том 5). Нью-Йорк: Viking Press.
Google ученый
Эммет Р. М. (2003). Экзегеза, герменевтика и интерпретация. В У. Дж. Самуэльс, Дж. Э. Биддл и Дж. Б. Дэвис (ред.), Сопровождение истории экономической мысли (стр. 523–537). Оксфорд: Блэквелл.
Глава Google ученый
Факкарелло, Г., & Курц, Х. Д. (ред.). (2016). Справочник по истории экономического анализа том III .Челтенхэм: Эдвард Элгар.
Google ученый
Фогарти, Э.А., и Неаполь, М.И. (1998). Наличие истории: Обзор статей по истории экономической мысли и методологии в указателе экономической литературы, 1969–1995. Journal of Economic Issues, 32 (1), 224–234.
Артикул Google ученый
Фуркад, М., Этьен, О., и Янн, А.(2015). Превосходство экономистов. Журнал экономических перспектив, 29 (1), 89–114.
Артикул Google ученый
Грановеттер, М. С. (2002). Теоретическая повестка дня экономической социологии. В M. F. Guillén, R. Collins, P. England & M. Meyer (Eds.), Новая экономическая социология. События в развивающейся области (стр. 35–60). Нью-Йорк: Фонд Рассела Сейджа.
Google ученый
Грейф, А., И Мокир Дж. (2017). Когнитивные правила, институты и экономический рост: Дуглас на севере и за его пределами. Журнал институциональной экономики, 13 (1), 25–52.
Артикул Google ученый
Хедли, С. (2010). Экономическая история. В Р. К. Фри (ред.), Экономика 21 века: Справочник (стр. 13–22). Лондон: Мудрец.
Глава Google ученый
Хайльбронер, Р.Л. (1979). Современная экономика как глава в истории экономической мысли. История политической экономии, 11 (2), 192–198.
Артикул Google ученый
Хербст, Дж. (1965). Немецкая историческая школа в американской стипендии . Итака: Издательство Корнельского университета.
Google ученый
Ходжсон, Г. (2001). Как экономика забывает историю .Нью-Йорк: Рутледж.
Книга Google ученый
Ходжсон, Г. (2007). Эволюционная и институциональная экономика как новое направление? Evolutionary and Institutional Economics Review, 4 (1), 7-25.
Артикул Google ученый
Ходжсон, Г. (2017). Введение в вопрос о мемориале Дугласа К. Норта. Журнал институциональной экономики, 13 (1), 1–23.
Артикул Google ученый
Ходжсон, Г. М., Маки, У., и Макклоски, Д. (1992). Призыв к плюралистической и строгой экономике. American Economic Review, 82 (2), 25.
Google ученый
Кейтс, С. (2013). На защите истории экономической мысли . Челтенхэм: Эдвард Элгар.
Книга Google ученый
Кейнс, Дж.М. (1936). Общая теория занятости, процента и денег . Лондон: Макмиллан.
Google ученый
Класс, М. (2003). Историография. В В. Дж. Самуэльсе, Дж. Э. Биддле и Дж. Б. Дэвисе (ред.), Сопровождение истории экономической мысли (стр. 491–505). Оксфорд: Блэквелл.
Google ученый
Курц, Х. Д. (2016). Экономическая мысль.Краткая история . Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета.
Книга Google ученый
Лайдлер, Д. (2001). Роль истории экономической мысли в современной макроэкономике . Отчеты Департамента экономических исследований, 2001–6. Лондон.
Lazear, E.P. (2000). Экономический империализм. Ежеквартальный журнал экономики, 115 (1), 99–146.
Артикул Google ученый
Лузек, М.(2011). Битва методов в экономике. Классический Methodenstreit – Менгер против Шмоллера. Американский журнал экономики и социологии, 70 (2), 439–463.
Артикул Google ученый
Маркионатти, Р. и Седрини, М. (2017). Экономика как социальная наука: экономика империализма и проблемы междисциплинарности . Лондон: Рутледж.
Маркуццо, М. К. (2008).Является ли история экономической мысли серьезным предметом? The Erasmus Journal of Philosophy and Economics, 1 (1), 107–123.
Артикул Google ученый
Маркуццо, М. К., и Заккья, Г. (2016). Является ли история экономики тем, чем занимаются историки экономической мысли? История экономических идей, 24 (3), 29–46.
Google ученый
Менгер, К.(1883 г.). Untersuchungen über die Methode der sozialwissenschaften und der Politischen Ökonomie insbesondere . Лейпциг: Дункер и Хамблот.
Google ученый
Морган, М. (2012). Мир в модели. Как работают и думают экономисты . Кембридж: Cambridge Univ Press.
Книга Google ученый
Рихтер Р. (2001). «Соединение старой и новой институциональной экономики: Густав Шмоллер, лидер молодой немецкой исторической школы, глазами неоинституционалистов».Исследовательский доклад Саарландского университета.
Ромер, П. М. (2015). Математика в теории экономического роста. American Economic Review, 105 (5), 89–93.
Артикул Google ученый
Ронкалья, А. (2014). Следует ли включать историю экономической мысли в учебные программы бакалавриата? Экономическая мысль, 3 (1), 1–9.
Google ученый
Сэмюэлс, В.(1997). Работа историков экономической мысли. Исследования по истории экономической мысли и методологии, 15 , 188–198.
Google ученый
Шабас, М. (1992). Разрыв: История экономики как история науки. История политической экономии, 24 (1), 187–203.
Артикул Google ученый
Шмоллер, Г. (1883).Zur Methodologie der Staats-und Sozialwissenschaften, Jahrbuch für Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft im deutschen Reich (стр. 239–258), Лейпциг: Duncker & Humblot.
Шумпетер, Дж. А. (1926). Густав фон Шмоллер унд die Probleme von heute. Jahrbuch für Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft im deutschen Reich (стр. 337–388), Leipzig: Duncker and Humblot.
Шумпетер, Дж. А. (1954). История экономического анализа .Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
Google ученый
Шионоя Ю. (Ред.). (2001). Немецкая историческая школа: историко-этический подход к экономике . Лондон: Рутледж.
Google ученый
Шионоя Ю. (2005). Душа немецкой исторической школы: методологические очерки Шмоллера, Вебера и Шумпетера . Нью-Йорк: Спрингер.
Google ученый
Sombart, W. (1982). Wirtschaft. В A. Vierkandt (Ed.), Handwörterbuch der Soziologie (стр. 209–216). Штутгарт: Энке.
Google ученый
Sombart, W. (1987). Der moderne Kapitalismus . Мюнхен: DTV.
Google ученый
Сведберг, Р. (1991).Битва методов: к смене парадигмы? В А. Этциони и П. Р. Лоуренс (ред.) Социоэкономика. К новому синтезу (стр. 13–34). Нью-Йорк и Лондон: М. Э. Шарп.
Сведберг, Р. (2000). Макс Вебер и идея экономической социологии . Принстон: Издательство Принстонского университета.
Google ученый
Вон, К. Л. (1993). Зачем преподавать историю экономики? Журнал истории экономической мысли, 15 (2), 174–183.
Артикул Google ученый
Винер, Дж. (1917). Некоторые проблемы логического метода в политической экономии. Журнал политической экономии, 25 (3), 236–260.
Артикул Google ученый
Вебер М. (1972). Wirtschaft und Gesellschaft . Тюбинген: J.C.B. Mohr.
Google ученый
Вебер, М.(1988a). Wissenschaft als Beruf. В M. Weber (Ed.), Gesammelte Aufsätze zur Wissenschaftslehre (стр. 524–555). Тюбинген: J.C.B. Mohr.
Вебер М. (1988b). Gesammelte Aufsätze zur Wissenschaftslehre . Тюбинген: J.C.B. Mohr.
Google ученый
Вайнтрауб, Э. Р. (2002). Как экономика стала математической наукой . Дарем: издательство Duke University Press.
Книга Google ученый
Лебедка Д.Н. (1962). Какой ценой история экономической мысли. Шотландский журнал политической экономии, 9 (3), 193–204.
Google ученый
Вундер, Т. А. (2010). Экономическая методология. В Р. К. Фри (ред.), Экономика 21 века: Справочник (стр. 23–32). Лондон: Мудрец.
Глава Google ученый
Если бы история была больше похожа на науку, предсказывала бы она будущее?
Это трюизм, что те, кто не извлекает уроки из прошлого, обречены повторять его.Но гораздо реже можно увидеть объяснение того, как именно история может помочь нам построить лучшее будущее. Конечно, это не мешает историкам, таким как Ювал Ноа Харари, консультировать мировых лидеров в Давосе, или ученым, таким как Джаред Даймонд, писать бестселлеры о крахе традиционных обществ. Но механизмы, которые могут позволить знанию прошлого изменить действия в настоящем, редко бывают ясными, и историки, которые доводят большую историю до более широкого круга читателей, объединяя многие голоса прошлого человечества в единую человеческую историю, часто становятся мишенями, поскольку Недавний New Yorker профиль Харари, который обвинял его, среди прочего, в «гарантированном обобщении».Проблема в самом акте повествования? Если бы большие данные могли позволить нам превратить большую историю в математику, а не в повествования, упростило бы это операционализацию нашего прошлого? Некоторые ученые, безусловно, так думают.
В феврале 2010 года Питер Турчин, эколог из Университета Коннектикута, предсказал, что в 2020 году произойдет резкое усиление политической нестабильности в западных демократиях. Турчин критически отреагировал на оптимистические рассуждения о научном прогрессе в журнале Nature : Соединенные Штаты, по его словам, подошли к пику очередного скачка нестабильности (регулярно происходящего каждые 50 лет или около того), в то время как мировая экономика приближалась к точка провала «волны Кондратьева», то есть крутого спада в суперцикле, обусловленном ростом.Наряду с рядом «кажущихся несопоставимыми» социальных указателей все указывало на то, что надвигались серьезные проблемы. За десять лет, прошедших после этого предсказания, укоренившиеся, часто порочные социальные, экономические и политические разногласия, которые все больше характеризовали североамериканское и европейское общество, сделали «количественный исторический анализ» Турчина в высшей степени пророческим.
Несколькими годами ранее, в июле 2008 года, Турчин сделал ряд резких заявлений о природе и будущем истории.Суммируя более «200 объяснений», предложенных для объяснения падения Римской империи, он был потрясен тем, что историки не смогли прийти к единому мнению, «какие объяснения правдоподобны, а какие следует отвергнуть». Ситуация, как он утверждал, была «настолько смешной, как если бы в физике теория флогистона и термодинамика сосуществовали на равных условиях». Почему, хотел знать Турчин, усилия медицины и науки об окружающей среде, направленные на создание здоровых тел и экологии, не отражаются в вмешательствах, направленных на создание стабильных обществ? Несомненно, настало время «истории стать аналитической и даже предсказательной наукой».Зная, что историки сами вряд ли примут такие аналитические подходы к прошлому, он предложил новую дисциплину: «теоретическая историческая социальная наука» или «клиодинамика» – историческая наука.
Как и К. П. Сноу за 60 лет до него, Турчин хотел оспорить границу между естественными и гуманитарными науками – даже в качестве периодических попыток применить теории естествознания к человеческому поведению (например, социобиологии) или подвергнуть естественные науки методологическому исследованию. социальных наук (научные войны, кто-нибудь?) часто приводит к враждебным войнам за территорию.Итак, каковы перспективы усилий Турчина по созданию более желательного будущего общества путем развития исторической науки?
Существует давняя традиция моделирования научной истории, изучения прошлого с целью формирования будущего. В XIX веке английский историк Генри Томас Бакл широко использовал подход к прошлому, пытаясь определить «естественные законы», которые управляли обществом, изложив свои выводы в серии очень популярных публичных лекций, а также в очень популярных публичных лекциях. амбициозный, хотя и незаконченный, История цивилизации в Англии (1857).Современник Бакля, французский позитивист Огюст Конт, ранее предложил свой “ закон трех стадий ”, в котором человеческое общество названо проходящим через “ теологические ” и “ метафизические ” стадии, прежде чем прийти к научному самопониманию, с помощью которого можно построить лучшее общество. . Конт был переведен английским социологом Харриет Мартино, которая хотела «ознакомить общественность с« великими, общими, неизменными законами », действующими в обществе». Работа Конта вызвала ряд откликов, в том числе более сложный социальный дарвинизм Герберта Спенсера, придумавшего фразу «выживание наиболее приспособленных».Спенсер был значительно менее оптимистичен, чем Конт, в отношении будущего человечества или гуманитарных наук, считая, что человечество в корне эгоистично.
. Органические аналогии между биологической и социальной эволюцией, от которых зависели влиятельные и очень популярные работы Спенсера, были отражены и преломлены другими викторианскими учеными, часто таким образом, который мы теперь признаем явно или неявно расистским. Джон Лаббок, который, как и Спенсер, был членом «X Club» Томаса Генри Хаксли в Лондоне, исключительно мужской (и белой) обеденной группы, основанной для обсуждения эволюции и политики, использовал «манеры и обычаи современных дикарей», чтобы проиллюстрировать свои исследования. человеческой предыстории.Лаббок полагался на понимание своих читателей, что местные народы, с которыми европейцы сталкиваются в своих глобальных исследованиях, можно рассматривать как буквальные окаменелости, живые воплощения более ранних стадий человеческой эволюции.
Все эти модели в конечном итоге основывались на идее «прогресса», которая утверждала, что по мере того, как человечество и человеческие общества становятся более сложными, они также становятся «лучше» – более рациональными, более либеральными, более современными и более способными управлять природой. Более того, они содержали в себе идею о том, что будущее будет еще лучше, независимо от того, концептуализировано ли оно как коммунистическое общество Карла Маркса, евгеническая меритократия Фрэнсиса Гальтона или социалистическая утопия Эдварда Беллами.
Идея о неизбежности такого прогресса была резко опровергнута геноцидом и тоталитаризмом середины 20-го века, но понятие общих законов социальной эволюции все еще находило отражение в современной науке, когда французский историк Альфред Сови ввел в 1952 году термин «третий мир», например. Другой аспект этого поиска общих законов проявился в попытке выявить определенные закономерности в истории. Британский историк Арнольд Дж. Тойнби в своей книге A Study of History (1934–1961) пытался найти такие закономерности путем сравнительного исследования цивилизаций, как и немецкий ученый Освальд Шпенглер.В 1925 году советский экономист Николай Кондратьев утверждал, что определил циклы или волны в мировой экономике продолжительностью от 40 до 60 лет, и эта идея была энергично возрождена на Западе Эрнестом Манделем в его эссе 1964 года по экономике неокапитализма. Регистр социалистов .
«Исторические факты» – это не отдельные предметы, ожидающие ученых, чтобы их выследить. Их нужно создать
К концу 1960-х годов оптимизм относительно способности человека управлять будущим стал довольно туманным.Опасения по поводу ядерного Армагеддона слились с новыми экологическими опасениями, в то время как резкое увеличение вычислительных мощностей облегчило упорядочение сложных наборов исторических данных для создания реалистичных апокалиптических сценариев. Ученый-эколог Донелла Медоуз и ее муж Деннис сыграли особенно важную роль в разработке стратегий моделирования глобального экологического будущего с использованием компьютерной программы «World3», моделирующей взаимодействие между ростом населения и промышленным / сельскохозяйственным производством. Их моделирование легло в основу очень влиятельной и пользующейся спросом книги Римского клуба The Limits to Growth (1972), в которой утверждалось, что экономический рост неустойчив и, если он будет продолжаться на нынешних уровнях, приведет к катастрофе. .Моделирование изолированных систем проводилось и раньше, но здесь была создана модель того, как эти системы могут взаимодействовать в глобальном масштабе. Чем мощнее компьютеры, тем более сложные системы они могут моделировать. Но, конечно, точность любой модели зависела от исходных предположений ее программистов и характера данных, которые они вводили в нее – и это не упустили многие критики The Limits to Growth .
При создании наборов данных и доступе к архивам в цифровом виде пользователи не просматривают простые факсимильные копии исходных материалов.Они изучают компьютерные файлы, которые претерпят серию преобразований, скрывающих допущения, заложенные в цифровой архитектуре, а также условия, в которых были созданы данные. Кроме того, для большинства историков «исторические факты» – это не отдельные предметы, которые существуют независимо, ожидая ученых, которые будут их выслеживать, собирать и безопасно каталогизировать. Их нужно создавать и интерпретировать. Например, может показаться, что текстовые архивы относительно легко воспроизвести, но, как и в случае с археологическими раскопками, физический контекст, в котором обнаружены документы, имеет важное значение для их интерпретации: какие группы, предметы или события прошлые поколения ценили и записывали, и какие из них нужно извлечь из архивов? Что маргиналы говорят нам о том, как изменились значения слов?
Насколько спорным может быть экстраполяция исторического ощущения или восприятия, глядя на значения слов, ясно продемонстрировал недавний фурор по поводу исследовательских заявлений, сделанных двумя психологами, экономическим историком и специалистом по анализу данных из Уорикского университета.Томас Хиллс, Эухенио Прото, Даниэль Сгрой и Хануки Иллушка Сересинхе использовали компьютерную лингвистику, чтобы наметить взаимосвязь между государственной политикой и индивидуальным счастьем за последние 200 лет. Но действительно ли возможно измерить субъективное счастье, посчитав, сколько раз такие слова, как «удовольствие» или «удовольствие» встречаются в более чем 8 миллионах книг, оцифрованных Google?
Даже такую очевидную фразу, как фраза «записанная смерть», нужно интерпретировать в контексте.Читая его в оцифрованных исторических записях уголовного суда Олд-Бейли в Лондоне, американский писатель Наоми Вульф подумала, что эта фраза означает, что мужчины, обвиняемые в содомии, все еще казнились британским государством в конце XIX века. Но, как объяснил СМИ английский историк Мэтью Свит, эта фраза фактически признавала, как судья может избежать вынесения смертного приговора геям.
Значение контекста и интерпретации становится все более важным при переходе от текста к материальной культуре прошлого.Ученые, занимающиеся историей сельского хозяйства – важным элементом экологически ориентированных повествований Харари и Даймонда – должны выяснить из контекста и посредством акта интерпретирующего воображения, как оценивались ландшафты, как использовались инструменты, кто их использовал и кто извлекал из этого прибыль. их. Или, действительно, спросить, на кого были применены инструменты.
Исторические записи неизбежно ограничены, поскольку к опыту одних групп гораздо легче получить доступ, чем к опыту других.Клиометрика – подход к истории, который имеет некоторое сходство с клиодинамикой Турчина, – прекрасно иллюстрирует это. Клиометрика, тесно связанная с Дугласом Норт и Робертом Фогелем (который в 1993 году совместно получил Нобелевскую премию за свою работу по экономической истории), применяет количественную экономическую теорию и методы к истории: клиометрики, например, используют крупномасштабные, продольные и поперечные наборы данных для исследовать ключевые вопросы политики. Дисциплине приписывают трансформацию экономической истории из нарратива в математически определенную цель, но она также является предметом огромных и устойчивых споров.
Как и в случае с учеными XIX века, раса сыграла здесь решающую роль. Ключевая работа Фогеля (совместно со Стэнли Энгерманом) – это Time on the Cross (1974), количественное исследование американского рабства, в котором Фогель использовал данные о плантациях, чтобы показать, что рабство было экономически эффективным средством производства, и предположить, что южные рабы были лучше многих северных наемных рабочих. Последовавшее предсказуемое возмущение было сосредоточено в основном на критическом моменте (признанном, но не исследованном Фогелем и Энгерманом), что отчеты о плантациях не полностью отражают природу рабства.Как они могли, если они были созданы одной группой людей за счет другой?
Именно по этой причине, среди прочего, позитивистский язык науки – проверки гипотез на основе данных – неудобно сочетается с исторической практикой. Клиометристы рассматривают историю как лабораторию, содержащую множество наборов данных, на которых могут быть проверены различные экономические теории. Но с тех пор, как Леопольд фон Ранке, немецкий ученый XIX века, основавший профессиональную историю, историографическая практика уделяла пристальное внимание и критически подвергала сомнению источники, используемые историками, демонстрируя неизменное понимание важности дифференцированного распределения социальных, экономических и социальных факторов. политическая и технологическая мощь, когда дело касается их создания.Перефразируя Эмиля Дюркгейма, вам действительно не следует относиться к историческим фактам как к вещам.
Опыт войны одного поколения побуждает следующее отвергать насилие; третий снова начинает цикл
Но именно это и предложил Турчин в 2003 году. Изначально эколог, занимающийся популяцией, он отказался от этой темы, решив, что все интересные проблемы уже решены. Вдохновленный работами американского социолога Джека Голдстоуна, который в 1990-х годах попытался перевести философию Алексиса де Токвиля в математические уравнения, Турчин начал связывать размер населения с объемом производства (и, что особенно важно, с уровнями экономического неравенства), а также с социальным и политическая нестабильность.Чтобы измерить изменения этих трех переменных во времени, ему пришлось определить ряд различных источников данных. Социальную структуру, например, можно рассматривать как продукт неравенства в отношении здоровья и благосостояния, но для измерения того и другого вам необходимо выбрать приблизительные и подходящие заменители. Процесс усложнялся еще и тем, что, когда вы работаете с хронологией, охватывающей тысячелетия, эти прокси должны со временем меняться. Текстура этого изменения может быть как качественной, так и количественной, а если и качественной, то – ну, вы все еще измеряете одно и то же?
Основываясь на данных о размере дома, ледяных кернах Гренландии, аномалиях скелета и уровнях накопления монет среди прочего, Турчин утверждал, что определил управляемые наборы данных, которые позволили ему отслеживать изменения в населении, экономике и политике за тысячи лет.В частности, он определил два повторяющихся паттерна, которые имеют решающее значение для осмысления политической истории: светские социально-демографические циклы и циклы отца и сына. Первый относился к длительным столетиям периодам времени, когда волны социально-политической нестабильности поднимались и падали на фоне роста населения. По мере того, как размер населения достигнет продуктивности земли, уровень жизни будет снижаться. Раньше элитные группы, испытывая потерю ресурсов или статуса, начинали восстать против установленной политической системы.В последующем хаосе уровень населения будет снижаться, могут быть найдены новые технологии или новые стратегии использования старых, и начнется новая волна. Внутри этих многовековых циклов можно было обнаружить более короткие, 50-летние колебания «отец-сын», когда, например, опыт войны одного поколения побуждает следующее отвергать насилие, в то время как третье (внук) поколение, не имея прямого опыта ужаса конфликта, готов начать цикл заново. Этот цикл, кстати, был основной основой предсказания Турчина хаоса в 2020 году.
В 2010 г. появился ведущий журнал по этой новой дисциплине Cliodynamics с самой первой статьей (американского социолога Рэндалла Коллинза), посвященной моделированию победы и поражения в битве в зависимости от материальных ресурсов и морального духа организации. Действуя параллельно с более ранним аргументом Конта относительно последовательных стадий научной сложности (от физики через химию и биологию до социологии), Турчин страстно отверг идею о том, что сложность делает человеческие общества непригодными для количественного анализа, утверждая, что это именно та сложность. что сделало математику необходимой.Когда-то прогнозы погоды считались ненадежными из-за абсолютной сложности управления необходимыми данными. Но усовершенствования в технологиях (спутники, компьютеры) означают, что теперь можно математически описывать и, следовательно, моделировать взаимодействия между различными частями системы – и, следовательно, знать, когда целесообразно носить зонтик. С равной силой Турчин настаивал на недетерминированности клиодинамического подхода. Он не предсказывал бы будущее, а вместо этого излагал правительствам и политическим лидерам вероятные последствия конкурирующих политических решений.
Важно отметить, что на фоне широко доступной и дешевой компьютерной мощности клиодинамика выиграла от всплеска интереса к цифровым гуманитарным наукам. Существующие архивы оцифровывались, выгружались и делались доступными для поиска: казалось, каждый день все больше данных представлялось в формате, который поощрял количественную оценку и позволял проводить математический анализ, включая онлайн-базу данных Олд-Бейли, с которой Вольф ошибся. В то же время клиодинамики меняли свою позицию.Через четыре года после его первоначального запуска подзаголовок их ведущего журнала был переименован с The Journal of Theoretical and Mathematical History на The Journal of Quantitative History and Cultural Evolution . Как сказано в редакционной статье Турчина, этот шаг был направлен на то, чтобы поместить клиодинамику в более широкий эволюционный анализ; Перефразируя русско-американского генетика Феодосия Добжанского, он утверждал, что «ничто в истории человечества не имеет смысла, кроме как в свете культурной эволюции».Учитывая экологическое прошлое Турчина, такой эволюционный подход к истории неудивителен. Но, учитывая исторические результаты биологической политики, это потенциально тревожно.
Возможно, более поразительным является то, что этот явный эволюционный поворот отразился в более широком сдвиге в сторону естественных наук со стороны (некоторых членов) гуманитарных наук. Как уже отмечалось, опыт Второй мировой войны и империализма в целом заставил западных ученых с глубокой осторожностью относиться к использованию биологии и эволюции для объяснения культуры и общества: связи с ксенофобской и сексистской политикой казались слишком тесными, чтобы успокаивать их.Попытки установить биосоциальные правила, применимые к человеческому и нечеловеческому обществу в 1970-х годах, также привели к порочным интеллектуальным расколам, разделившим такие дисциплины, как антропология, пополам. К 1990-м годам очевидный акцент, возможно, сместился с расы на показатель IQ с появлением книги Ричарда Хернштейна и Чарльза Мюррея The Bell Curve (1994), которая утверждала, что эмпирически продемонстрировала, что бедные люди глупее богатых. Однако последовавшая за этим серия ожесточенных интеллектуальных и политических баталий сделала очевидным стойкий расизм.
Тем не менее, мультидисциплинарный эволюционный подход, включающий как количественные, так и качественные методологии, также характеризует возникающие интеллектуальные программы, известные как «глубокая история» или «большая история». Эти дисциплины бросают вызов общепринятым хронологическим и географическим специализациям традиционного исторического факультета, сочетая естественные и гуманитарные науки с целью развития повествования о человеческом опыте, который начинается с Большого взрыва и заканчивается постчеловеческим.Примечательно, что при разработке эмпирических исследований и теоретических основ, которые могут помочь им проанализировать максимально длинные longue durée , они обращаются как к непрофессиональной аудитории, так и к академическим коллегам. Как отмечалось ранее, от книги Даймонда «Третий шимпанзе » (1991) до Sapiens (2011) Харари, авторы этой традиции создали четкие, удобоваримые отчеты о происхождении человечества (и куда оно может идти), которые четко структурированы. вокруг рассказов об эволюционной адаптации.
Опасность здесь, конечно, заключается в том, что эти подходы склонны исходить из того, что естественные науки способны производить объективные знания и что отражение их методологий приведет к «лучшим» знаниям для остальной части академии. Полвека исследований в области истории науки показали, что эта точка зрения глубоко ошибочна. Науки имеют свою собственную историю – как и понятие объективности – и эта история глубоко связана с властью, политикой и, что важно, натурализацией социального неравенства посредством ссылки на биологическую неполноценность.Ни одна программа для понимания человеческого поведения посредством математического моделирования эволюционной теории не может позволить себе игнорировать этот момент.
У клиодинамиков больше общего с кабинетными антропологами XIX века, чем они хотели бы показать.
Историкам также необходимо изучить свою позицию по количественной оценке и роли цифровых ресурсов в понимании прошлого. По иронии судьбы, один из успехов клиометрики – реформирование экономической истории – означал, что экономические историки в значительной степени оставили историю в пользу экономики.Количественная история, как справедливо отмечает британо-болгарский историк Людмила Йорданова, игнорировалась историческими факультетами, поскольку вместо этого студенты предпочитали изучать новые модные модули по истории человека и животных. Согласование отношений между «большой» и малой историей возможно, но это намного сложнее в отсутствие общих методологических допущений и лингвистических представлений. Например, предполагается ли, что «государство» относится к процессу и персоналу правительства или к земле в пределах национальных границ? Как «оптическое распознавание символов» (основа, на которой тексты оцифровываются и становятся доступными для поиска) изменяет форму исходного текста при создании файлов с расширяемым языком разметки, которые определенно не являются факсимильными копиями исходного материала? Процесс оцифровки – это творческий и преобразующий процесс, а это означает, что все в большей степени работа историка подкрепляется социотехническим трудом, который не понимается полностью, не всегда адекватно анализируется или даже не воспринимается.
Учитывая все это, клиодинамики и их коллеги на самом деле имеют больше общего с кабинетными антропологами XIX века, чем они, возможно, хотели бы признать. Их метаанализ и абстрактные математические модели по необходимости зависят от манипулирования данными, собранными другими учеными, и основная критика их программы заключается в том, что клиодинамики не чувствительны к нюансам и ограничениям этих данных. Что в этом, конечно же, увлекательно, так это то, что есть группа ученых-эволюционистов, у которых чрезвычайно хорошо развито критическое чувство необходимости интерпретировать и контекстуализировать данные – особенно когда это относится к социальному поведению: это полевые ученые.Изучая поведенческую биологию или экологию, полевые ученые часто применяют глубоко рефлексивный подход к регистрации и интерпретации данных, всегда задаваясь вопросом, как их записи наблюдений отражают происходящие события. Ученым-полевым ученым необходимо постоянно взаимодействовать с интерпретирующей субъективностью, учитывая, что ключевые переменные их исследования не находятся под их контролем. В ситуациях, когда данные радикально неполны, например, когда западные ученые работают на постколониальной территории, они используют местных полевых помощников и добровольцев для сбора данных для последующей интерпретации дома.
В общем, совсем не ясно, действительно ли создание исторической науки – это хорошо. Но что, безусловно, опасно, так это то, что центральное место в обсуждении этого вопроса занимает одна конкретная точка зрения на то, что значит изучать что-то с научной точки зрения. Методологические размышления ученых-полевых ученых о том, как заниматься наукой вне лаборатории и как связать математические модели с жизненным поведением, должны иметь неоценимое значение для любых серьезных усилий по развитию эволюционного понимания истории.И поскольку единственный человек, который провел постоянное исследование того, что происходит, когда вы применяете клиодинамику к социальной политике, – это Айзек Азимов – я думаю о его применении «психоистории» в его серии романов Foundation (1942-93) – возможно, нам следует попросить и писателей поучаствовать в этом эксперименте. Турчин мог бы в 2010 году предсказать политический хаос на 2020 год, но именно Октавия Батлер в Притча о талантах (1998) предсказала приход президента США, который будет наблюдать за распадом общественного договора, и все от имени о том, чтобы «снова сделать Америку великой».
Математические, основанные на данных, количественные модели человеческого опыта, нацеленные на отстраненность, объективность и способность разрабатывать и проверять гипотезы, должны быть уравновешены явно вымышленными, качественными и воображаемыми усилиями по созданию и проецированию живого будущего, которое позволит их аудитории эмпатически обосновывают себя надеждами и страхами перед тем, что может произойти. В конце концов, оба они однозначно делают одно и то же: используют историю и исторический опыт, чтобы предвидеть глобальное будущее, чтобы мы могли – если захотим – избежать краха цивилизации.При этом вопрос о том, кто «мы», всегда остается открытым.
Роббинс – Ранняя экономическая теория
Роббинс – Ранняя экономическая теорияR оббинс, Лайонел. 1932. Очерк о природе и значении Экономическая наука. Нью-Йорк: Издательство Нью-Йоркского университета.
Глава 1: Предмет экономики
Экономика – это исследование причин материального благополучия (стр. 4), но это общее определение не может адекватно описать подобласти экономики.
«Заработная плата – суммы, полученные за выполнение работ в установленном порядке. ставки под контролем работодателя »(с. 5). Но некоторые зарплаты отражаются непосредственно на материальном благополучии (коллектор сточных вод), а некоторые не (участники оркестра). Люди используют заработную плату для покупки как материальных, так и нематериальных вещи.
Адам Смит определил производительный труд как направленный на производство некоторых материальных или продаваемых товаров. Но это видение производительности кажется неадекватные (как насчет врачей, юристов и т. д.?).
Можно также попытаться разделить поведение человека как на экономическое, так и на экономическое. внеэкономическая деятельность, когда экономическая деятельность приносит материальные блага. Но как уравновесить эти две категории? Есть еще экономический проблема выбора между этими двумя категориями (стр. 11).
Человек хочет и реального дохода, и досуга, но не может насытиться и тем и другим. чтобы удовлетворить каждого. Он может тратить время на увеличение дохода или на досуг, и могут иметь разные значения для внутренних компонентов каждой категории.Поэтому он должен выбирать и экономить.
Условия человеческого опыта имеют четыре основных характеристики. Концы разнообразны. Время и средства достижения этих целей ограничены и возможность альтернативного применения. Но цели имеют разное значение. Если эти цели можно упорядочить по важности, то поведение предполагает форма выбора. Жизнь становится чередой компромиссов.
Не все эксклюзивно, но большинство людей ограничены во времени и Ресурсы.Если мы выбираем одно, мы должны отказаться от другого.
Таким образом, экономика касается форм, принимаемых человеческим поведением при утилизации дефицитных средств. Таким образом, экономиста … интересует, как разные степени дефицита приводят к различным оценкам между их … и интересуется, как меняются условия дефицита … влияют на эти соотношения (стр. 16). Экономика – это наука, изучающая человека. поведение как отношение между целями и дефицитными средствами, имеющими альтернативу использует (стр.16).
Всякий раз, когда действие связано с отказом от другого занятия, оно имеет экономический аспект. Это наиболее полезно в экономике обмена, хотя и этим не ограничивается.
Глава вторая: Концы и средства
Экономика … занимается тем аспектом поведения, который возникает из нехватка средств для достижения поставленных целей. (стр.24). Концы не обязательно должны иметь экономический оттенок, но быть ограниченными или дефицитными.В основном все поведение, подпадающее под влияние дефицита, имеет экономические последствия. Конечная цель для экономиста не важна – его больше беспокоит. с тем, как человек выбирает между скудными альтернативами.
Экономика – это не только деньги. Заработок … это всего лишь промежуточное звено этап между продажей и покупкой. Деньги – это средство, а не самоцель.
Экономическая история – Изучение экономики
«Каждая часть экономической теории в конечном итоге является частью кристаллизованной истории.И у вас есть гораздо более глубокая и сложная форма знания, если вы знаете историю, события, то, что произошло … если вы просто придерживаетесь теории, если вы просто занимаетесь кристаллизованной историей, в каком-то смысле ваши мыслительные процессы включены. трещина – вы делаете хрустальные вещи, а не линии. ‘‘ – профессор Брэд Делонг, Калифорнийский университет в Беркли
Фото Суканто Дебнатха на Flickr
История – это изучение событий. Он рассматривает каждое событие по очереди, и хотя он может признать закономерности или сходства («история повторяется»), отправной точкой всегда является анализ тематического исследования, конкретного периода времени.
Экономика – это изучение закономерностей. Экономисты ищут сходства в разных событиях и спрашивают, поддерживают ли они ту или иную экономическую теорию или модель.
Что же такое экономическая история? Проще говоря, экономическая история пытается понять исторические события, обращаясь к нашим знаниям об экономических процессах. Многие современные экономические теории поддерживаются набором «стилизованных фактов» – простых наблюдений, основанных на реальном мире. Но насколько убедительны эти стилизованные факты?
Хорошим примером является взаимосвязь между протекционизмом и ростом: большинство теоретиков роста скажут вам, что чем выше уровень защиты, которую принимает страна, тем ниже ее уровень дохода на душу населения.Если мы посмотрим на недавние свидетельства, это действительно так. Но до 1945 года отношения были менее четкими – и есть даже предположение, что тарифы вызвали рост в 1930-е годы.
Конечно, есть проблемы с перемещением слишком далеко назад во времени – особенно в отношении надежности данных. По этой причине большинство программ бакалавриата по экономической истории начинаются не ранее 1750 года – начала Британской промышленной революции. Но после этого предстоит открыть для себя многое: подъем промышленной мощи Британии, относительный упадок и появление Соединенных Штатов и Германии и, конечно же, «решающий момент» Великой депрессии.
В общем, все, что было до 1945 года, считается «экономической историей» и выходит за рамки экономической науки. В некотором смысле это жаль, поскольку без широкой перспективы мы не можем знать, надежны ли наши теории, и мы не можем понять важное взаимодействие между институтами и рынками.
Курс экономической истории будет намного более интенсивным для чтения, чем большинство других вариантов, и большинство вопросов будет в формате эссе. В отличие от других дисциплин, вас не попросят решить маршаллианский спрос или вычислить какое-либо равновесие.Это не значит, что формальному анализу нет места – он определенно имеет место. Но, изучая экономическую историю, вы научитесь анализировать и спорить – два навыка, которые иногда теряются в современной экономике. А то, что вы узнаете, может помочь вам подвергнуть сомнению сегодняшние экономические теории: они могут только впечатлить экзаменатора.
Веб-ссылки
Утренний кофе Брэда Делонга на тему «Зачем изучать экономическую историю?»
Предыдущий: Экономический рост
Далее: Экономика рынка недвижимости
Понимание общества: экономические дисциплины
Экономику иногда называют наиболее «научной» дисциплиной в области социальных наук.Он математический, он включает сложные модели, использует огромные наборы данных и используется при формулировании социальной и экономической политики во многом так же, как наука о механике используется при наведении мостов. Таким образом, можно представить, что основы, объективность и эмпирическая достоверность современной экономической теории теперь не подлежат сомнению.
Однако каждое из этих предположений спорно. Даниэль Хаусман, отзывчивый критик и ведущий авторитет в области философии экономики, ставит под сомнение претензии на точность и полноту экономической теории в «Неточной и отдельной науке об экономике».Очерки в моем сборнике «О надежности экономических моделей: Очерки философии экономики» ставят под сомнение валидность и надежность некоторых вычислительных моделей, используемых в современной экономике, в частности, вычислимых моделей общего равновесия (CGE). А такие экономисты, как Брюс Петриковски, указали, что в истории современной экономики связано множество традиций, некоторые из которых были упущены из виду в ущерб экономической науке (Политическая экономия потребительского поведения: оспаривание потребления).(См. Более ранний пост о работе Петриковского).
Нам нужно иметь лучшую историю и социологию формирования экономических дисциплин, чтобы иметь лучшее понимание масштабов и ограничений современной теории. Конечно, существует обширная литература по истории экономической мысли, в том числе такие ориентиры, как «История экономического анализа» Йозефа Шумпетера, «Экономическая теория в ретроспективе» Марка Блауга и «История экономической мысли» И. И. Рубина. (Рубин увидел конец экономической истории, будучи казненным Сталиным в 1937 году за преступления против государства.) Но традиционные подходы к истории экономической мысли почти всегда стремятся к синтезу и логическому развитию; Таким образом, часто получаемое нами представление представляет развитие экономики как довольно линейную эволюцию от физиократов к классическим политическим экономистам и маржиналистской революции к Кейнсу и теории общего равновесия. Различия, непредвиденные обстоятельства и выбор, который произошел на этом пути, имеют тенденцию исчезать.
Что социология науки может добавить к истории науки, так это подробное эмпирическое исследование институтов, процессов, сетей и систем знаний дисциплины.Социологи, такие как Роберт Мертон (ссылка) и Эндрю Эбботт (Хаос дисциплин), пытаются дать отчет о развитии и работе научной дисциплины на микроуровне, используя эмпирические и теоретические инструменты социологии. И этот подход проливает много света на то, как работает конкретная область науки, а также обеспечивает большую детализацию статуса научных заявлений в различных дисциплинах. (Следует сказать, что нынешнее поколение историков науки также иногда придерживается такого рода взглядов на микроуровне – например, трактовка Эйнштейна и Пуанкаре Питером Галисоном в «Часы Эйнштейна», «Карты Пуанкаре: империи времени».Но на сегодняшний день это не относится к историкам социальных наук.) работать по экономическим дисциплинам. Вот хорошее изложение ее фундаментального тезиса:
Экономика возникла повсюду. Но везде было своеобразно. Если мы оглянемся всего на несколько десятилетий назад, то увидим, что институционализация экономической экспертизы в науке, политике или бизнесе шла разными путями в разных странах.Научные и практические знания об экономике концептуализировались и институционализировались по-разному в разных местах и по очевидным причинам. (3)Какие есть свидетельства того, что «экономика» различается в разных странах? Вот хороший пример эмпирического подхода, который социолог может применить к этому вопросу. Фуркад цитирует опросы общественного мнения, которые были проведены «профессиональными экономистами» в семи странах Европы и Северной Америки по темам, имеющим отношение к экономической теории и политике.По большинству этих вопросов существуют значительные различия между экономистами из США, Франции, Великобритании и Канады, что свидетельствует о наличии значимых различий в теоретических предпосылках экономистов этих национальных культур. Вот пара вопросов из таблицы 0-2 (стр. 6):
Тарифы и квоты снижают уровень благосостояния e
Согласен США 95% Франция 70% Великобритания 84%
Не согласен США 3% Франция 27% Великобритания 15 %
Снижение влияния регулирующих органов (например,г., в сфере воздушного движения) повысит эффективность экономики
Согласен США 75% Франция 37% Канада 56%
Не согласен США 21% Франция 56% Канада 43%По этим двум вопросам (только часть из восьми в таблице), экономисты из США и Франции демонстрируют очень существенные различия в суждениях по самым основным вопросам экономической политики, при этом Великобритания и Канада находятся между ними. Особенно показателен регуляторный вопрос. Таким образом, опросное исследование – очень простой инструмент социологического исследования – дает полезные и удивительные результаты, когда оно направлено на экономическую профессию.
Еще один инструмент, который Фуркад использует с пользой, – это то, что также подчеркивал Мертон: изучение биографий ученых и интервью с нынешними практиками. Как конкретные влиятельные люди превратились в профессиональных экономистов? И что социолог может узнать о профессии из этих подробных интеллектуальных маршрутов?
Фуркад осторожно и рассудительно формулирует методологию, которой она придерживается в книге. Она использует сравнительную схему, используемую сравнительно-историческими социологами и в других областях; она выделяет U.С., Великобритания и Франция как конкретные национальные случаи, в рамках которых она пытается реконструировать определенные ценности, отношения и институты, которые определили «экономику» как профессию. (Это методологически похоже на исследование Фрэнка Доббина «политических культур» в тех же трех странах; Формирование промышленной политики: США, Великобритания и Франция в эпоху железных дорог.) Она называет свой подход «критическим организованным сравнением» (13). .
Этот подход определяет основную часть книги; Фуркад представляет главы об экономической культуре профессиональной экономики в США.С., Великобритании и Франции, в которой она подробно исследует академические учреждения, политическую среду и эпистемологические допущения, которые вошли в создание экономики как дисциплины знаний и опыта в каждой стране. Она утверждает, что каждая национальная среда представляет собой «совокупность практик», которая отличает ее от других; так что профессия экономиста определяется по-разному в трех условиях. Вот компоненты французского созвездия, как она разбирает: ограниченная частная юрисдикция, сегментация экономической подготовки, легитимность технократического универсального дискурса, доминирующая государственная юрисдикция и поздняя и частичная институционализация (16).
Ключевым моментом в книге является утверждение Фуркада о том, что экономические знания, экономическая политика, экономический опыт и профессия экономиста совместно определены в рамках конкретной национальной культуры. Они социально сконструированы таким образом, что она делает их совершенно понятными. Эти социальные продукты взаимосвязаны и по-разному понимаются в отдельных изучаемых культурах. «Короче говоря, мы хотим изучить исторические условия, которые помогли кристаллизовать само представление о том, что такое экономика, и внимательно следить за изменением местных классификаций и представлений об этой идее с течением времени» (13).
Она также уделяет пристальное внимание учреждениям, в которых экономисты проходят подготовку и аттестацию – еще одно ключевое социологическое открытие:
Структура академической системы и место экономического образования и исследований в ней особенно важны для понимания природы производства экономических знаний в каждой стране. Как академически организованная форма знаний и тренировочная площадка для широкого круга деловых и административных профессий, экономика формируется более широкими исследованиями и экологией высшего образования.(22-23)Вот хорошее изложение того, как она видит свою работу как единое целое:
Эта книга особенно касается одного специфического типа близости, которая связывает знания с их социальным окружением. Вместо того чтобы сосредотачиваться – в манере Фуко – на том, что делает возможными определенные виды знания в данный исторический момент, я, таким образом, попытался проанализировать взаимодействия между формами политической организации и формами создания знания в определенных социальных контекстах.(239)Экономисты и общества – это очень привлекательная часть социологии, и это очень полезный вклад в очень фундаментальный вопрос: каков статус экономических знаний?
(Связанная работа по значительным различиям, которые можно увидеть в национальных традициях дисциплины социальных наук, ведется также для дисциплины социологии; см. Этот пост о национальных различиях в дисциплине социологии, в котором освещается работа Габриэля Абенда.)
.