Появление философии на фоне мифа (Мераб Мамардашвили – Введение в философию).
Появление философии на фоне мифа
«В интуитивном смысле, то есть без особых каких-то доказательств и объяснений, мы в общем-то узнаем философию тогда, когда она появилась. Даже не зная, что такое философия, узнаем, что вот это — философия. Хотя ответить на вопрос — что это такое? — не всегда можем.»
«Философия появилась в VI веке до н. э., когда фактически одновременно в разных местах людьми с определенными именами были выполнены какие-то акты, которые и были названы философскими.»
«В случае философии перед нами некий самостоятельный акт мышления, в котором мы не чувствуем какой-либо ритуальной или священной окраски, не можем отнести ее к мифу и ритуалу, а относим к автономной теоретической мысли, называя эту мысль философией или мудростью, с феноменом которой всегда связано имя. А когда говорим о знаниях, которые заложены в мифе, то имен не называем, полагая, что это какие-то организованные способы поведения и знания человека — не практические, а скорее духовные.
Мы ведь не говорим, кто их выдумал, кто помыслил; миф — это упакованная в образах и метафорах и мифических существах многотысячелетняя коллективная и безымянная традиция.»
«Мы узнаем акт философствования как акт некой автономной, не ритуальной мысли, и одновременно знаем имя.
Bторой шаг — имя. Кто?! И оказывается — датируется. Философия в отличие от мифа уже датируется, она индивидуальна и датируема.»
«Миф, ритуал и т. д. отличаются от философии и науки тем, что мир мифа и ритуала есть такой мир, в котором нет непонятного, нет проблем. А когда появляются проблемы и непонятное — появляются философия и наука. Значит, философия и наука, как это странно, есть способ внесения в мир непонятного. До философии мир понятен, потому что в мифе работают совершенно другие структуры сознания, на основе которых в мире воображаются существующими такие предметы, которые одновременно и указывают на его осмысленность. В мифе мир освоен, причем так, что фактически любое происходящее событие уже может быть вписано в тот сюжет и в те события и приключения мифических существ, о которых в нем рассказывается.
Миф есть рассказ, в который умещаются человеком любые конкретные события; тогда они понятны и не представляют собой проблемы.»
«Миф есть организация такого мира, в котором, что бы ни случилось, как раз все понятно и имело смысл.»
«Миф, например, есть способ внесения и удержания во времени порядка того, что без мифа было бы хаосом. То есть миф есть способ организации и конструирования человеческих сил или самого человека, а не представление о мире — правильное или неправильное.»
«Ритуал есть способ введения человека в состояние, которое не длится природным образом.»
«Ритуалы всхлестывают нашу чувствительность, переводя ее в бытие культурной памяти, и благодаря этому живут человеческие чувства или то, что мы называем в человеке человеческим.»
«Я изложил вам по сути теорию Божественного происхождения человека. Не природного — а божественного происхождения. Или, другими словами, я сказал фактически, что люди изобрели символы.
Бог есть символ. Символ чего? В каком смысле слова? Символ есть иносказание того, что я перед этим описал без символа. Всякий символ есть не утверждение, а иносказание.»
«Чаще всего мораль всегда и выводилась из религии. Религия, первичная религиозная связь и была как раз тем «котлом», в котором вываривались и вырабатывались связующие людей моральные нормы. В том числе и юридические или государственные связи.»
«Теперь я могу сформулировать вам основной вопрос философии. Очевидно, знакомый вам оборот, но формулировка его будет совсем другая. С акта задавания этого вопроса и датируется рождение философии и мысли — не мифа, не ритуала, а именно мысли. Вопрос следующий: почему в мире есть нечто, а не — ничто.»
«Или переформулируем немного этот вопрос: почему вообще в мире существует порядок или хоть что-то упорядоченное, а не — хаос. Тем самым это и будет определением философии, которое содержится или подразумевается в этом слове, потому что философия — это любовь к мудрости.
Употребляя слово «мудрость», греки обязательно соединяли его со словом «удивление», считая, что любовь к мудрости, или философы — рождается из удивления.»
«Это не просто способность удивляться, а способность понять, чему мы удивляемся, когда говорим о философии. То есть тому, как я сказал. что есть нечто, а не ничто. В каком смысле это удивление? В том, что должно, казалось бы, быть ничто, а есть нечто.»
«Философия начинается с удивления, и это настоящее удивление не тому, что чего-то нет. Скажем, нет справедливости, нет мира, нет любви, нет чести, нет совести и т. д. Не этому удивляется философ. Философ удивляется тому, что вообще что-то есть. Ведь удивительно, что есть хоть где-то, хоть когда-то, хоть у кого-то, например, совесть. Удивляет не ее отсутствие, а то, что она есть. Не отсутствие чести удивительно, а то, что она есть. Или не отсутствие морали. То есть удивительно то, что есть нечто. Что под этим понимается? — Порядок.
Нечто упорядоченное. Удивительно, что есть нечто, а не хаос. Потому что должен был бы быть хаос.»
«Философия или мысль появляется с задавания одного вопроса: почему, собственно, есть нечто, а не — ничто. Удивительно, повторяю, не то, что люди бессовестны, так должно быть, а вот — совесть — удивительно!»
«Это и есть первый основной и последний вопрос философии. Все остальное организуется вокруг него. Теперь, я надеюсь, вы понимаете, что, говоря о философии, мы имеем дело с самой мыслью, с работой мысли, что ею выполняется нечто, без чего человека не было бы. То есть философия тоже оказывается способом его самосозидания. Это одно из орудий самоконструирования человеческого существа в его личностном аспекте.
«Философия потому и важна, что она имеет какое-то отношение не просто к нашим представлениям о мире, а глубокую связь с самим фактом существования человека.»
«Что такое трансцендирование? Это выход человека за данную ему стихийно и натурально ситуацию, за его природные качества.
Причем такой выход, чтобы, обретя эту трансцендируюшую позицию, можно было бы овладеть чем-то в себе. То есть установить какой-то порядок.»
📖 Мераб Мамардашвили – Введение в философию. Необходимость себя. “Что Вы собственно имеете в виду, когда говорите, что занимаетесь философией?” – вот вопрос, и все, что последует ниже, будет своего рода объяснением с читателем по этому поводу. С одной предваряющей оговоркой: это лишь попытка передать путем рассуждения вслух некую манеру или угол зрения, своего рода устройство моего глаза, относительно видения вещей.
Эссе на тему: “Появление философии на фоне мифа”
Готовые работы / Эссе / Философия / Эссе на тему: “Появление философии на фоне мифа”
М.К.Мамардашвили. «Появление философии на фоне мифа».
1. Появлению философии предшествовали тысячи лет так называемого мифа, совокупности человеческих представлений о строении мира, причинно-следственных связях всего сущего, хотя сами эти понятия, конечно, не были сформулированы.
Миф — это облеченная в образы и метафоры коллективная безымянная традиция, понятные абстрактные принципы, посредством которых люди понимают мир. Автор использует определение «миф» ввиду ненаучности подхода и отсутствия доказательной базы мифологических трактовок явлений. Мифологическая картина мира включает в себя определенные процедуры, последовательность предписанных действий, способов поведения (автор называет их ритуалами), зачастую имеющие священную (магическую) окраску.
Стало очевидно, что мифологическая картина мира не отвечает на все вопросы бытия. Мир стал непонятным. Таким образом произошло осознание проблемы, немыслимой в парадигме мифологической картины мира, и положено начало философии.

2.Философия по определению автора — это автономная теоретическая мысль, самостоятельный акт мышления, непременно связанный с конкретным именем (авторский) и датируемый. Философия — способ самосозидания, как формулирует М.К. Мамардашвили, орудие личностного конструирования человека, неразрывно связанное со спецификой его феномена.
Философия, выходя за рамки мифа, может рождаться в виде традиции внутри определенных социальных форм, например, в буддийской общине. Философская школа — это форма социального существования конкретного философа, носящая отпечаток его личности.
Философская традиция по определению автора — это передача знания от учителя к ученику и далее (от ученика к другим ученикам): знание передается другим, обрастает комментариями и дополнениями, становится содержанием деятельности, призванием людей.
Незнание — это неочевидный факт, требующий осмысления, и, по мнению автора, существует только в связке со знанием. Факт незнания должен осознаваться человеком, и не существует в отрыве от него.3. Структура мифологического сознания предполагает существование лишь осмысленных предметов, это мир освоен и описан посредством понятий, укладывающихся в общую канву или уже вписанных в знакомый сюжет. Мифологическое сознание отражает мир, где все взаимообусловлено, понятно и близко. Разновидностью мифического мира является мир магический: посредством определенных ритуалов (заклинаний, подношений) можно общаться с некими таинственными существами и влиять на них. Стихийные бедствия в мифологическом сознании объясняются гневом богов и таким образом приобретают смысл.

Молния — знак его гнева, его овеществленный смысл. Все просто, доступно, логично и адаптировано для древнего человека.Таким образом, человек включается в картину мифологического построения действительности. Мифологическое сознание наполняет смыслом жизнь человека даже тогда, когда он сам способен производить и дифференцировать самостоятельные мыслительные (отвлеченные) построения.
4. Начало процесса самоидентификации человека ознаменовало появление разрыва между культурой и природой. Мифическое сознание нивелировало этот разрыв, поскольку мифы «населены» сверхъестественными существами.
В природе не существует самодействующего основания, порождающего в людях человеческие качества. В чисто физиологическом смысле он ничем не отличается от животного.

Человек как таковой существует лишь в той мере, в какой он способен сделать сам себя, «самосозидаться», по определению автора, и средства для этого не существуют в готовом виде. Они создаются не в ходе эволюции, а чисто человеческие проявления не обусловлены никаким биологическим механизмом, обеспечивающим жизнедеятельность человека. Именно специфические человеческие качества выделяют его на фоне природы и космоса.
То, что делает человека человеком — интуитивно, неосязаемо. Например, любовь, привязанность, чувство долга, совесть.Человек устанавливает факты, которые ему не даны в готовом виде, и получает знание (устанавливает истину) путем сложной работы, построения теорий, фантазмов, по выражению автора.
К культуре относятся все те предметы, которые создаются человеком, в отличие от того, что создается природой. Необходимы способы внесения порядка в нечто, не обладающее само по себе порядком, некий культурный котел — искусственное неприродное явление, ибо природа — хаос по определению. Автор вводит понятие культурного котла как порядка, на котором основаны человеческие состояния и сам феномен человека.

Человек природный варится в этом котле, продуцируя нечто, не порождаемое природой. Ведь актом природы воспроизводится только хаос и распад. Человеческое в человеке проявляется исключительно в связи с вневременным, так как само время — синоним хаоса и распада. Память, привязанность человек сохраняет на протяжении всей своей жизни, они выступают как разновидность порядка на фоне общей неупорядоченности жизни, приводящей к всеобщей энтропии (беспорядку).
Так автор подводит базу божественного происхождения человека и божественного основания моральных норм, регулирующих человеческое общение и все стороны его повседневной жизни.

Все физические процессы подвержены вырождению, и не могут длиться сколь угодно долго (ничто не вечно под луною). Человеческая память, опыт предыдущих поколений неминуемо должны бы были исчезнуть, рассеяться (поскольку протекают во времени). Тем не менее, мы сохраняем память и способны накапливать жизненный опыт, систематизировать его. Следовательно, феномен памяти основан на сохранении не только ее физических следов. Памяти не было бы, если бы она зависела только от природного материала.
Для овладения культурой как творением, искусственным по своей сути, человеку необходимо преступить пределы природного. Вне мыслительной деятельности природа человека носит ограниченный инстинктами и чувствами характер. Культурный человек — прежде всего творец, способный изменять и творить самое себя.
5. Основной вопрос философии автор формулирует таким образом: «Почему в мире есть нечто, а не ничто».
Рождение философии, человеческой мысли начинается, по его мнению, именно с этого вопроса. Если хаос (энтропия) — естественное, первичное состояние природы, откуда в мире берется порядок? Сам факт возникновения этого вопроса автор считает ключевым моментом возникновения философии, любви к мудрости. С этого момента начинается работа человеческой мысли философское знание как результат такой работы.Греческие философы употребляли слово «мудрость» в тесной связке со словом «удивление», но не в его прямом, бытовом смысле. Это удивление от того, что должно быть ничто, а есть нечто. Любовь, справедливость, честь, совесть — всего лишь понятия, их не пощупаешь рукой, не измеришь с помощью приборов. Это вещи нематериальные, умозрительные. Но мало этого, они совершенно бесполезны в практической жизни, к тому же вызывают болезненную рефлексию и чувство вины. Зачем выхаживать стариков и больных детей? Почему не ввести обязательную эвтаназию? Естественный природный закон — закон джунглей, по которому выживает сильнейший.
Но порядок и мораль существуют, и именно они делают человека человеком. Вот что удивительно, и это бесконечное удивление (стремление к познанию, любознательность) является предметом философской науки.
Э. Гуссерль. «Кризис европейского человечества и философия».
1. Местом рождения духовной Европы (родоначальниками теоретической науки) автор считает древнегреческую нацию. Уже в VII веке до нашей эры сформировалась новая установка человека в отношении окружающего мира, новый, прорывный род духовной культуры, развившийся в законченное культурное образование. Появилась универсальная наука о мировом целом, о всеохватном единстве всего сущего. Многообразные частные науки появились позже как части этой «всеохватной» науки о бытии.
2. Началом философии как науки выступает непрактическая (умозрительная), «теоретическая» установка, антипод универсальной мифо-практической установки, о которой речь пойдет ниже. В изложении Э. Гуссерля это «страсть к созерцанию и познанию мира, свободная от всяких практических интересов в замкнутом кругу познавательных действий».
Духовное влияние философии по Гуссерлю состоит в следующем. Наиболее значимые черты философской науки — полная универсальность установок, критическое восприятие и вдумчивый анализ готовых истин, мнений. Но влияние философии не ограничивается процессом познания действительности. Практическая деятельность человека (эмпирия), подчиненная идеальным нормам, вызывает кардинальные изменения в совокупной практике человеческого существования (общественной деятельности) и всей культурной жизни, которая также должна соответствовать требованиям объективной истины.
Следствие: на основании философского познания мира возникает новое человеческое отношение, имеющее прямое влияние на практическую жизнь с ее потребностями и целями. Возникает сообщество людей с особым призванием — профессиональных философов, людей с чисто идеальными (отвлеченными) интересами, людей, преданных идеям полезным и принадлежащим всему человечеству. Главный продукт философской мысли — чистая и безусловная истина, ставшая всеобщим достоянием.
3. Мифо–религиозная установка состоит в том, что конкретно представляемый данной общностью людей (нацией) мир презентуется исключительно в практической плоскости. Подобная модель мира управляется мифическими силами, от действия которых (прямо или косвенно) зависит судьба человека. Такое видение мира продиктовано практическими соображениями, одновременно являющимися и его приматом (первоосновой). Традиции, значимые лишь в узком мирке мифологического сознания, и наивный опыт повседневности — таковы нормы универсальной мифо-практической установки.
Формирование нового человека как результат философского познания
Формирование нового человека с постоянно обновляющимся духовным бытием происходит в ходе создания первой же идейной концепции. Становление нового стиля жизни человека начинается в процессе его коммуникации, универсальный («космологический») жизненный интерес появляется сначала в пределах одной нации, затем складывается «всеобщий дух культуры», привлекательный для всего человечества.
Цель философских сообществ, бесконечная и универсальная задача — исключительно теоретическое знание и его совершенствование путем вовлечения широкого круга ученых.Философия выступает как новая форма культуры, продуктом которой является новый тип обобществления, это идеальное образование — теория, которая перенимается путем обучения и подражания. Неспособность (или нежелание) воспринять теоретические знания может вызвать внутренний раскол на образованных и необразованных.
Занимаясь философской наукой, человек получает новую мотивацию, становится незаинтересованным наблюдателем, перестает действовать в практической плоскости, полностью освобождается от практических интересов. Занятия философией возможны лишь в этой (теоретической) установке.
Изменение установки провоцируется пресловутым «удивлением». «Незаинтересованная» созерцательная теория в результате метаморфозы «от мнения к знанию» становится сутью теоретической науки, своеобразной модификацией любопытства (в смысле теоретического интереса), развлечения ума, когда все жизненные потребности удовлетворены.
Разница реального мира и представлений о нем поднимает вопрос об истине, общезначимой и тождественной для всех. Новой установкой человека становится бесконечное совершенствование (надстраивание) теоретического познания.Анализ представленных отрывков позволяет сделать следующие выводы.
Авторы делают акцент на различные аспекты истории и сути философии как науки. Определение философии и мифологического сознания у обоих авторов практически совпадает с той разницей, что Э. Гуссерль заостряет внимание читателя на духовном влиянии философии, а в работе М.К. Мамардашвили даны развернутые ответы на все представленные вопросы.
Мамардашвили М.К., раскрывая смысл бинарности человека, рассматривает обе его сущности, в то время как Э. Гуссерль раскрывает лишь механизм формирования нового (культурного) человека, уклонившись от развернутой формулировки основного вопроса философии и очень кратко описав предысторию философской науки.
Миф, философия, почему греки?, Парменид, греческая история Это солнечный бог, которого можно изобразить как человеческое тело с головой льва, но более характерно как
двух львов, обращенных лицом в сторону от солнечного диска или от иероглифа «горизонт», который представляет собой солнечный диск между двумя горы (как видно на изображении выше).
Действительно, ‘ḫty , , “принадлежащий горизонту”, который сокращенно обозначается двумя горизонтальными (“горизонта”!) чертами в имени Рэ-Хорахти (), показывает этот иероглиф дважды. Это может представлять восточный и западный горизонты, как, по-видимому, и два льва, обращенные лицом к восходу и закату. Однако это любопытный бог, проявляющийся в двух существах. Это множественность не только объяснений, но и единого божественного существа.Происхождение философии:
Атрибуты мифической/мифопоэтической мысли, Примечание 3
Когда-то был журнал под названием Горизонт . Он был опубликован Американским наследием между 1958 и 1978 годами в формате твердой обложки и касался международного масштаба искусства, истории, литературы и других любопытных тем. В 1978 году журнал был продан, перешел в мягкую обложку, быстро утратил свой отличительный характер и ковылял до 1989. Подписчики и, по-видимому, недавние коллекционеры до сих пор с любовью вспоминают оригинальную серию.
Копии журналов или даже всей серии доступны для покупки.
«Зима» , выпуск 1969 года (том XI, номер 1), содержал статью о картине Вермеера, показанной здесь, под названием «Художник в своей мастерской». Фрагмент картины с лицом модели был на обложке номера. Рецензент, Оуэн Рахлефф, по-видимому, считал, что его картина была величайшей картиной Вермеера, хотя, возможно, она была его последней.
Я был подписчиком Горизонт в 1969 году. Я ничего не знал об Иоганнесе Вермеере, но я был очарован яркими образами этой картины. Пятьдесят лет спустя, прогуливаясь по Художественно-историческому музею в Вене, я наткнулся на картину, не осознавая, что она там была, хотя в статье Horizon упоминалось, где она хранилась. Это был волшебный момент, так как это волшебная картина.
Поскольку Муз пластических искусств нет, не совсем понятно, чья фигура изображена на картине. Если музой, выбранной Вермеером, является Клио, это может означать, что искусство переживает историю.
Этого не было при жизни Вермеера, когда его жене пришлось объявить себя банкротом после его преждевременной смерти, но теперь, безусловно, это так.
Содержание этой картины знакомо. Комната с люстрой и светом, исходящим из окна слева, — это то, что мы видим на других картинах Вермеера. Кроме того, карта на стене — это реквизит, который появляется в другом месте. Художник не появляется в других картинах; и как портрет художника это очень необычное произведение, так как лица художника не видно. Нельзя сказать, что это «автопортрет» Вермеера. Это не дает нам представления о том, как выглядит этот человек. Выделяется нарисованная фигура. Она совсем не похожа на фигуру, которую мы видим на других картинах Вермеера, и выражение ее лица необыкновенно.
Пока я на этом, я должен упомянуть, что Художественно-исторический музей предоставляет кушетки для посетителей в галереях. У них есть подушки и спинки, причем более одной, так что они обращены ко всем стенам. Это кажется редкостью в современных музеях.
В Метрополитен-музее в Нью-Йорке есть только жесткие скамейки без спинок. А часто даже не это. Я полагаю, они хотят, чтобы вы продолжали двигаться. Для тех из нас, кто устает стоять в музеях, это не кажется дружелюбным.
Вернуться к тексту
В Греции, конечно, главным образом спартанцы, люди, наиболее сильно сопротивлявшиеся торговой революции, не признавали частную собственность, но допускали и даже поощряли воровство. До нашего времени они остались прообразом дикарей, отвергших цивилизацию… Однако уже у Платона и Аристотеля мы находим ностальгическую тоску по возврату к спартанским практикам, и эта тоска сохраняется до настоящего времени. Это стремление к микропорядку, определяемому обзором всеведущего авторитета.Ф. А. Хайек (1899–1992), Роковая самонадеянность, Ошибки социализма [University of Chicago Press, 1988, 1991, стр. 32]
Если бы афиняне последовали совету Аристотеля — совету, слепому как к экономике, так и к эволюции, — их город быстро превратился бы в деревню, поскольку его взгляд на человеческий порядок привел его к этике, подходящей, если вообще, стационарное состояние.
Тем не менее его доктрины стали доминировать в философском и религиозном мышлении в течение следующих двух тысяч лет, несмотря на то, что большая часть того же самого философского и религиозного мышления имела место в рамках очень динамичного, быстро расширяющегося порядка.
Ф.А. Хайек [ там же. , стр.46]
Πολυμαθίη νόον ἔχειν οὐ διδάσκει·
Ἡσίοδον γὰρ ἂν ἐδίδαξε καὶ Πυθαγόρην αὖτίς τε
Ξενοφάνεά τε καὶ Ἑκαταῖον.Изучение многих вещей не учит разуму;
Или бы научили Гесиода и Пифагора,
И снова Ксенофана и Гекатея.Гераклит Эфесский , Ἡράκλειτος ὁ Ἐφεσίος, согласно Диогену Лаэртскому, «Гераклит Эфесский», The Presocratic Philosophers , GS Kirk & JE Raven, Cambrige University Press, 1964, фрагмент 193, стр. 182, перевод изменен.
Если бы греческая философия отличалась от того, что было раньше, как считалось ранее, следующим вопросом был бы: «Почему греки?» Что отличало греков, что привело к возникновению у них философии? Много лет назад простым ответом могло быть то, что греки были «другими», просто у них был какой-то особый «гений», который позволял им думать о вещах по-новому и иначе.
Такой ответ неудовлетворителен не только потому, что он ничего толком не объясняет, не только потому, что он тревожно звучит как своего рода расизм (просто греки должны были быть генетически иными), но и потому, что он, в свою очередь, не может объяснить, почему философия произошло только среди некоторые греки (например, милетцы, афиняне и т. д.), а не среди других (например, спартанцы) [примечание].
Объяснение, которое на самом деле собирается объяснить что-то о происхождении греческой философии, должно выявить что-то отличающееся от того, что происходило или что делали конкретных греков, ответственных за это происхождение. Такое объяснение может предполагать, но не может быть своего рода аргументом марксистского экономического детерминизма, поскольку маловероятно, что все можно объяснить социальными или экономическими обстоятельствами. Безусловно, в природе и в человеческих делах существует случайный фактор, и нельзя исключать возможность того, что один-единственный гений может что-то изменить.
С другой стороны, безусловно есть и закономерности , и связь определенных видов деятельности друг с другом. Если удастся выявить что-то уникальное в греческих городах, таких как Милет и Афины, это может выявить уникальные закономерности, связанные с греческой философией.
Как оказалось, культура, общество и образ жизни греческих городов, таких как Милет и Афины, заметно отличались от доминирующих форм в традиционных ближневосточных цивилизациях, таких как Египет и Вавилония, и в других греческих городах. , как и Спарта, которые никогда не были местом проведения греческой философии. Во-первых, эти греческие города были богаты, как Египет и Вавилон (и в отличие от Спарты), но они не могли быть богаты так же, как богаты Египет и Вавилон. Сила древних государств опиралась главным образом на земледелие. Библия не говорит о «котлах с мясом» в Египте, «когда мы ели хлеб досыта» (Исход 16:3), напрасно.
Как и в большинстве традиционных культур, более 90% египтян жили бы на земле и занимались основным сельскохозяйственным трудом (85% населения Танзании, после десятилетий социалистического правления, по-прежнему это делают).
В Египте при ежегодном разливе Нила и равномерном тепле большие и надежные урожаи были нормой, тогда как в других районах земледельцы могли с опаской ожидать дождя, переносить морозы и т. д. Греческие города не собирались
Во-первых, климат. Среднегодовое количество осадков в Афинах составляет всего 15,9 дюйма, что ненамного больше, чем в Лос-Анджелесе. Действительно, как и большая часть Калифорнии, Греция имеет «средиземноморский» климат: жаркое сухое лето и прохладная дождливая зима [примечание].
В некоторых районах выпадает значительно больше осадков, чем в Афинах, но это из-за местных гор, что приводит нас к следующей проблеме: самой земле. Греция очень гористая. Это также не способствует хорошему сельскому хозяйству. В некоторых районах есть знаменитые равнины, например. Аркадия, Фессалия; но тогда сельскохозяйственная ценность равнин снижается из-за погоды.
В некоторые годы в Фессалии выпадает менее 2 дюймов дождя. Большая часть Калифорнии продуктивна для сельского хозяйства, несмотря на климат, из-за воды из близлежащих (Сьерра-Невада) или далеких (Скалистые) гор; но в Греции мало рек, и большая часть страны разбита на острова и полуострова, которые не могут принимать сток более влажных гор, как бы они ни были близки или далеки.
Таким образом, такие города, как Милет и Афины, разбогатели за счет чего-то другого: Торговли . Для того, чтобы заниматься торговлей, всем было достаточно старта, а греческое сельское хозяйство могло дать пару стартовых продуктов. Оливковые деревья выносливы и засухоустойчивы и достаточно хорошо растут как в Греции, так и в Калифорнии (они бросаются в глаза прямо в центре Los Angeles Valley College). Сами оливки должны быть замочены в рассоле, чтобы их можно было есть, но, что более важно, их можно прессовать для получения оливкового масла. Масло не очень скоропортящееся, поэтому его можно было довольно легко хранить и транспортировать (в кувшинах высотой до шести футов, которые делали греки) для продажи в отдаленных местах для еды, мазута, ухода за волосами или для других целей.
Точно так же климат Греции (опять же, как в Калифорнии) хорош для выращивания винограда. Виноград можно прессовать и ферментировать для производства вина, еще одного продукта, который не является скоропортящимся и может храниться и транспортироваться аналогичным образом. Даже помимо любых других продуктов, они положили бы начало городу, подобному Милету, в обмене продуктами по всему Средиземноморью.
Можно подумать, что торговля как образ жизни уже может многое объяснить. Это потребовало бы и способствовало значительной независимости, находясь вдали от всякой власти дома [примечание], и это включало бы общение со всеми видами новых народов, культур, обычаев и идей. Если мы ищем образ жизни, который заставит людей думать, это может быть им. Как это отличается от обычной жизни в Египте, нам объясняют сами египтяне: в древнеегипетском тексте, который любили переписывать студенты-писцы, рассказывалось, насколько лучше жизнь писца была по сравнению со всеми остальными способами жизни.
Это была так называемая «Сатира профессий», и она фактически начинается,
Я видел много побоев —
Отдайте свое сердце книгам!
Я наблюдал за задержанными на работу —
Нет ничего лучше книг! [примечание]
Здесь «избиение», помимо обычного поощрения надзирателей, свидетелями которого не всегда могут быть писцы, может легко относиться к сбору налогов в Египте. Каждый год, когда Нил разливался, высота реки считывалась со стены лестницы, позже названной «Нилометром», вырубленной в граните острова Элефантина, в Асуане, на естественной южной границе Древней Греции. Египет.
Индийская философия | История, характеристики, школы, важность, философы и факты
Кришна и Арджуна
Смотреть все СМИ
- Ключевые люди:
- Рамануджа Нагарджуна Шри Ауробиндо Кешаб Чандер Сен Рамана Махарши
- Похожие темы:
- карма джива сансара наман самадхи
Просмотреть весь связанный контент →
Резюме
Прочтите краткий обзор этой темы
Индийская философия , системы мышления и размышлений, разработанные цивилизациями Индийского субконтинента.
Они включают в себя как ортодоксальные ( астика ) системы, а именно школы философии ньяя, вайшешика, санкхья, йога, пурва-миманса (или миманса) и веданта, так и неортодоксальные ( настика ) системы, такие как буддизм и джайнизм. Индийская мысль занималась различными философскими проблемами, значимыми среди которых являются природа мира (космология), природа реальности (метафизика), логика, природа знания (эпистемология), этика, философия религии.
Общие соображения
Значение индийских философий в истории философии
По отношению к западной философской мысли индийская философия предлагает как удивительные точки сходства, так и проясняющие различия. Различия выдвигают на первый план некоторые принципиально новые вопросы, которые задавались индийскими философами. Сходства показывают, что, даже когда философы в Индии и на Западе боролись с одними и теми же проблемами и иногда даже предлагали схожие теории, индийские мыслители выдвигали новые формулировки и аргументы.
Проблемы, которые индийские философы поднимали для рассмотрения, но которые никогда не делали их западные коллеги, включают такие вопросы, как происхождение ( утпатти ) и постижение ( джнапти ) истины ( праманья ). Проблемы, которые индийские философы по большей части игнорировали, но которые помогли сформировать западную философию, включают вопрос о том, возникает ли знание из опыта или из разума, и различия, например, между аналитическими и синтетическими суждениями или между случайными и необходимыми истинами. Таким образом, индийская мысль дает историку западной философии точку зрения, которая может дополнить точку зрения западной мысли. Таким образом, изучение индийской мысли выявляет определенные недостатки западной философской мысли и ясно показывает, что некоторые концепции и различия могут быть не такими неизбежными, как могут показаться в противном случае. Точно так же знание западной мысли, полученное индийскими философами, также было для них полезным.
Ведические гимны, индуистские писания, датируемые 2-м тысячелетием до нашей эры, являются старейшими сохранившимися в Индии записями о процессе, посредством которого человеческий разум создает своих богов, и о глубоких психологических процессах мифотворчества, ведущих к глубоким космологическим концепциям. Упанишады (спекулятивные философские тексты) содержат одну из первых концепций универсальной, всепроникающей духовной реальности, ведущую к радикальному монизму (абсолютному недвойственности, или сущностному единству материи и духа). Упанишады также содержат ранние рассуждения индийских философов о природе, жизни, разуме и человеческом теле, не говоря уже об этике и социальной философии. Классические, или ортодоксальные, системы ( даршана s) дебаты, иногда с проницательным пониманием и часто со степенью повторения, которая может стать утомительной для некоторых, таких вопросов, как статус ограниченного индивидуума; различие, а также отношение между телом, умом и самостью; природа знаний и типы достоверных знаний; природа и происхождение истины; типы сущностей, о которых можно сказать, что они существуют; отношение реализма к идеализму; проблема того, являются ли базисными универсалии или отношения; и очень важная проблема мокша , или освобождение (буквально «освобождение») — его природа и пути, ведущие к нему.
Общая характеристика индийской философии
Общие интересы
Различные индийские философии содержат такое разнообразие взглядов, теорий и систем, что почти невозможно выделить общие для них всех характеристики. Принятие авторитета Вед характеризует все ортодоксальные ( астика ) системы, но не неортодоксальные ( настика ), таких как чарвака (радикальный материализм), буддизм и джайнизм. Более того, даже когда философы заявляли о своей верности Ведам, их верность мало что сковывала свободу их спекулятивных начинаний. Напротив, признание авторитета Вед было удобным способом сделать взгляды философа приемлемыми для ортодоксов, даже если мыслитель внес совершенно новую идею. Таким образом, Веды можно было цитировать для подтверждения широкого разнообразия взглядов; они использовались мыслителями-вайшешиками (т. е. теми, кто верит в высшие частности, как индивидуальные души, так и атомы), а также философами-адвайтами (монистами) веданты.
В большинстве индийских философских систем принятие идеала мокши , как и верность авторитету священных писаний, было лишь отдаленно связано с выдвигаемыми систематическими доктринами.
Многие эпистемологические, логические и даже метафизические доктрины обсуждались и принимались на чисто рациональных основаниях, не имевших прямого отношения к идеалу мокши . Можно сказать, что только философия веданты («конец Вед») и философия санкхьи (система, признающая реальную материю и множественность индивидуальных душ) имеют близкое отношение к идеалу мокша . Логические системы — ньяя, вайшешика и пурва-миманса — лишь очень отдаленно связаны между собой. Кроме того, как философии, так и другие научные трактаты, включая даже Кама-сутру («Афоризмы о любви») и Артха-шастру («Наука материальной выгоды»), признавали один и тот же идеал и исповедовали свою действенность. для ее достижения.
Когда индийские философы говорят об интуитивном знании, они заботятся о том, чтобы освободить место для него и продемонстрировать его возможность с помощью логики, — и на этом, по их мнению, задача философии заканчивается. Индийские философы не стремятся оправдать религиозную веру; самой философской мудрости придается достоинство религиозной истины.
Теория не подчинена практике, но сама теория как теория считается в высшей степени достойной и действенной.
Оформите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас
Краеугольным камнем индийской философской мысли являются три основные концепции: самость или душа ( атман ), дела (карма) и освобождение ( мокша ). Оставляя в стороне чарваков, все индийские философии занимаются этими тремя концепциями и их взаимосвязью, хотя это не означает, что они принимают объективную значимость этих концепций точно таким же образом. Из них концепция кармы, означающая моральную действенность человеческих действий, кажется наиболее типично индийской. Концепция атман , не совсем отсутствующий в западной мысли, соответствует в известном смысле западной концепции трансцендентального или абсолютного я духа, несмотря на важные различия. Концепция мокши как концепции высшего идеала также была одной из забот западной мысли, особенно в христианскую эпоху, хотя она, вероятно, никогда не была так важна, как для индуистского ума.
Большинство индийских философов исходят из того, что мокша возможны, а «невозможность мокша » ( аниммокша ) рассматривается как материальная ошибка, способная исказить философскую теорию.
Помимо кармы, отсутствие двух других забот еще больше отличает индийскую философскую мысль от западной мысли в целом. Со времен греков западная мысль занималась математикой, а в христианскую эпоху — историей. Ни математика, ни история никогда не ставили перед индийцем философских проблем. В списках прамана s, или способов познания, принятых различными школами, ни один из них не включает математические знания или исторические знания. Возможно, с их равнодушием к математике связан тот знаменательный факт, что у индийских философов не развита формальная логика. Однако теория силлогизма (действительного дедуктивного аргумента, имеющего две посылки и вывод) развита, и в логической теории достигнуто много усложнений. Индийская логика дает поучительный пример логики познания (9).
0145 jnanani ), а не абстрактных суждений — логика, не отделенная и изолированная от психологии и эпистемологии, потому что она предназначена быть логикой действительного человеческого стремления познать, что истинно в мире.
Формы аргументации и изложения
По отношению к западной мысли существует поразительное различие в том, как представлена индийская философская мысль, а также в способе, в котором она исторически развивается. Из досистематической эпохи ведических гимнов и Упанишад и многих разнообразных философских идей, бытовавших в добуддийскую эпоху, с возникновением эпохи сутр (афористических изложений основных положений системы) возникла четкая классификация. систем ( darshana s), классификация, которой никогда нельзя было противоречить и к которой не добавляются никакие другие системы. Не было основано ни одной новой школы, не возникло ни одного нового даршана . Но этот конформизм, как и конформизм по отношению к Ведам, не остановил появление независимого мышления, новых инноваций или оригинальных прозрений.
По-видимому, в индийской традиции заложено допущение о том, что ни один человек не может заявлять, что видел истину впервые, и, следовательно, человек может только объяснять, излагать и защищать в новой форме истину, которая была ему известна. видел, высказывал и защищал бесчисленное множество других до него — отсюда и традиция излагать свои мысли, присоединяясь к одному из даршана с.
Если кто-то должен считаться великим мастером ( ачарья ), он должен написать комментарий ( бхашья ) к сутрам даршана или должен прокомментировать одну из бхашья s и напишите тика (подкомментарий). Обычный порядок таков: сутра — бхашья — варттика (сборник критических заметок) — тика . На любой стадии человек может представить новую и оригинальную точку зрения, но ни на какой стадии нельзя претендовать на оригинальность для себя. Этого не могли сделать даже авторы сутр, ибо они лишь систематизировали мысли и прозрения бесчисленных предшественников.

Тем не менее его доктрины стали доминировать в философском и религиозном мышлении в течение следующих двух тысяч лет, несмотря на то, что большая часть того же самого философского и религиозного мышления имела место в рамках очень динамичного, быстро расширяющегося порядка.