Спектакль берег утопии отзывы: Все отзывы о спектакле «Берег утопии. Часть 1. Путешествие» – Афиша-Театры

“ПУТЕШЕСТВИЕ”. История начинается в 1833 году в Прямухино – родовом поместье будущего анархиста Михаила Бакунина. Друзья Бакунина - Виссарион Белинский, Николай Станкевич, Иван Тургенев – подолгу гостили в Прямухино. Их объединял страстный интерес к немецкой идеалистической философии. Четыре сестры Бакунина разделяют это увлечение. Жизнь молодых людей охвачена переизбытком любви и идеализма. Их манит Германия - родина идеализма. В 26 лет Михаил Бакунин покидает Россию. Его новый друг Александр Герцен, который увлечен вопросами социальными и политическими, напутствует его: “Уже не за горами то время, когда от чистых размышлений мы перейдем к революционным действиям”.

Из аннотации к английскому изданию “Берега Утопии”.
Издательство “Faber&Faber”, 2002 г.

“Берег утопии” – это очень пристальный и заинтересованный взгляд на жизнь тех, с кем мы знакомы только по учебникам и хрестоматиям. Это трилогия длиною в жизнь. Ее герои – Бакунин и Белинский, Герцен и Огарев, Станкевич и Грановский, Маркс, Чаадаев, Тургенев – не хрестоматийные персонажи, а живые люди. Не идеализированные и “прилизанные”. Это взгляд с Другого берега. Взгляд британского драматурга, философа, мыслителя с мировым именем. Это время гибели Пушкина и расцвета Гоголя, время революционных исканий и романтических порывов. Время любви и страданий, споров и поиска смысла жизни.. Пока герои заняты судьбами России и мира, возникают романы, распадаются семьи, вырастают дети, умирают друзья…

Впервые “Берег утопии” был поставлен в 2002 году Королевским Национальным Театром в Лондоне, в 2006 году – в Линкольн Центре в Нью-Йорке. И только РАМТ решился выпустить все три спектакля одновременно (части трилогии играются в один день – начало в 12.00, 15.30 и 19.00).

ТОМ СТОППАРД О ТРИЛОГИИ “БЕРЕГ УТОПИИ”:
“Меня никогда особенно не интересовало, где будут поставлены мои пьесы. “Берег Утопии” – исключение. Я работал над трилогией четыре года. И с первого же дня часто давал волю мечтам о том, как увижу ее в России.… И, кажется, этот день может наступить”. “Эта трилогия – своего рода послание в Россию”.

АЛЕКСЕЙ БОРОДИН О ТРИЛОГИИ ТОМА СТОППАРДА:
“Когда великий драматург, а Стоппард в ХХ веке – драматург номер один, погружается в русскую культуру и историю, этого нельзя пропустить. Мысли, которые заложены в этой пьесе, очень волнуют меня. Главная его тема очень русская: поиск смысла существования. В этом поиске люди бьются на смерть. Я убежден, что этот спектакль должны сделать лично я и наш Молодежный театр. Работа предстоит грандиозная и очень сложная, но я знаю, что в молодежной среде есть люди, которые ждут от театра не только воздействия на “первую сигнальную систему”, но и чего-то более глубокого, серьезного”.

АРКАДИЙ ОСТРОВСКИЙ О ТРИЛОГИИ ТОМА СТОППАРДА:
“В трилогии Стоппарда Герцен, Белинский, Огарев и Бакунин даются не как портреты общественных деятелей в школьных учебниках и не как признанные революционеры. Это молодые, непочтительные к старшим люди, которые говорят о философии, любви и предательстве. Они влюбляются, впадают в отчаяние, пытаются примирить личную свободу со всеобщей справедливостью, их абстрактные идеи подвергаются проверке реальностью жизни». «Трилогия Стоппарда – не комментарий к сегодняшней жизни России. Стоппард далек от морализаторства и не делает никаких политических выпадов против нынешнего положения в стране”. “Пленительность трилогии Стоппарда заключается в том, что это панорама России, увиденная глазами британского драматурга”. “Стоппард бережно возвращает России ее собственный портрет. Но это портрет, который напоминает людям об их утраченных чертах”.

“Financial Times”, сентябрь, 2003

«Мне до слез жаль Манежную площадь» — худрук РАМТ Алексей Бородин о Москве 1950-х и 2020-х – Москвич Mag

6 июня Алексею Владимировичу Бородину исполнилось 80 лет, и 40 из них он возглавляет Российский академический молодежный театр. Перед юбилеем он рассказал Анне Гордеевой о борьбе с культпоходами, не терпящем театры Борисе Акунине, визите футбольных фанатов и о том, как в юности проникал в другие театры без билета.

Увидеть Москву — это была мечта, маячившая передо мной все детство. Мы приехали в Пушкино, когда я был в восьмом классе. Это все-таки было Подмосковье, но до Москвы — 40 минут на электричке. И поездка в Москву была событием, первую я помню очень хорошо — у меня три сестры, папа повез нас на машине через весь город, и мы побывали на Красной площади, поехали к Университету на Ленинских горах. Тогда эта мечта сбылась — увидеть этот город, совершенно особенный, волшебный. Тот, что в Китае я видел в кино.

Я родился в Циндао, но почти сразу семья переехала в Шанхай, там и прошло мое детство. Моя мама родилась тоже в Китае — ее родители поехали туда строить КВЖД, потом случилась революция, они так и продолжали там работать. Отец же учился в Питере, потом в Праге, но приехал в Шанхай через Америку. Он своими руками создал большой лакокрасочный завод из маленькой мастерской. В Шанхае была большая русская колония, и все русское там страшно культивировалось. Я жил среди русских книг и русского языка. Там был клуб «Общества граждан СССР в Шанхае», в нем показывали фильмы, устраивали спортивные соревнования, был ресторан. Во время войны наши соседи стали из патриотических соображений брать советское гражданство. Меня в четвертом классе перевели из английской школы в советскую (где я оказался в одном классе со своей будущей женой). Жизнь была богатой, благополучной. Но Советский Союз, Москва — это было место, куда мы все хотели попасть. К счастью, мы не поехали в первую репатриацию 1947 года — все, кто отправился тогда, оказались в лагерях, многие погибли. Железный занавес был непроницаем, мы ничего не знали о том, что творится в СССР. Но мои сестры были еще слишком маленькие для такого большого путешествия, и сами советские консульские работники говорили, что лучше подождать. И мы отправились в 1954-м, когда уже никого не сажали. Провели одну зиму в Казахстане и наконец поселились в Пушкино. Мне было 13, я хорошо помнил жизнь в Шанхае и уже мог сравнивать кино и реальность.

В том же восьмом классе я впервые отправился в Москву в одиночку — просто сел на электричку и поехал. Бродил по городу без всякой цели — и завернул около театра имени Маяковского в тот переулок, что тогда назывался Собиновским. Приехав домой, заявил: «Я нашел свой институт». И это был ГИТИС, в котором я действительно потом учился. Так что мечты осуществляются. Мне не полагалось общежитие — Пушкино слишком близко от Москвы, и я ездил на электричках, специально выбирая такие, что идут дольше, потому что в электричках я читал. Я там прочитал немыслимое количество книг! Времени на сон всегда не хватало, поэтому однажды я заснул на занятии у самого Юрия Завадского. Он заметил, говорит: «Так, некоторые уже дремлют». Я встрепенулся: «Нет, я просто так дышу!» Как он смеялся! Он был масштабный человек и не обижался на такие вещи.

Мои первые московские театральные впечатления — это «Жизель» с Улановой в Большом (я помню каждую секунду этого спектакля!), «Плоды просвещения» во МХАТе. Потом началась Таганка, «Современник», конечно, мы оттуда не вылезали. В театр Маяковского тогда можно было купить входной билет за 50 копеек и там среди фонарей где-то стоять. В Вахтанговский театр я много ходил, потому что там можно было тетеньке, которая билеты отрывает, дать 20 копеек и пройти без билета. Главное, потом, когда где-нибудь пристроишься, делать вид, что ты не замечаешь, если начинали говорить: «Отойдите, здесь стоять нельзя! Что вы здесь делаете?» Надо было сохранять спокойствие. Делать вид, что ты разглядываешь что-то там на сцене и не замечаешь ничего вокруг.

Во время учебы в ГИТИСе

Когда после работы в Кирове меня пригласили стать главным режиссером в Центральном детском театре (так он тогда назывался), я думал, что приеду в тот театр, на который раньше смотрел из зала: где работал Эфрос, где шел потрясающий спектакль «Друг мой, Колька!». А выяснилось, что нет. 1980 год — это крепкий застой, ЦДТ превратился в такой ведомственный театр, пионерско-комсомольский официоз. И в труппе раздрай, но я быстро понял, что надо только работать, не вдаваться в подробности частной жизни театра. Взял «Отверженных», потому что помнил, как любил этот роман, когда был подростком. Меня поддержали старики (ну в театре «старики» — это те, кому за 50). Им очень хотелось, чтобы в театре все наладилось. Потом я в среднем поколении нашел каких-то своих людей, потом стал искать молодых — и сам стал набирать актерский курс в ГИТИСе. Но все равно брал не только своих учеников, но и самых выдающихся из других школ.

Только приехав, я начал бороться с культпоходами. Я и в Кирове сразу же, за два года, эту систему поломал, а тут театр практически жил за счет культпоходов. Я сразу же решил все это прекращать. Эти культпоходы классами — они убивают все в театре, все делают бессмысленным. Недавно в высоких кругах обсуждалось, не вернуть ли эту практику. Это же бред! Театр тогда превращается в обслуживающий персонал. Двери театра должны быть открыты для всех, но важно, чтобы был и «свой зритель», люди, которые любят именно этот театр. И наша работа со зрителями направлена именно на это. Есть клуб студентов, клуб старшеклассников, клуб детей с родителями.

«Ловушка №46, рост второй», где впервые в советском театре на сцене появлялись футбольные фанаты, не имела лита (цензурного разрешения. — «Москвич Mag») и иметь его не могла, и чтобы начать репетиции, я что-то наплел замминистра культуры между делом: мол, современная пьеса, поставим без затрат. Играли в своей одежде, я Жене Дворжецкому приносил на спектакль свою куртку, которую купил в Португалии. Мой друг художник Станислав Бенедиктов сколотил трибуну буквально из ничего. И мы начали прокатывать спектакль без официальной премьеры. Приходили знакомые, автор пьесы Юрий Щекочихин приводил друзей-журналистов. И вдруг один раз смотрим: все фойе заполнено людьми в черных костюмах, с галстуками. Нас пришли смотреть «товарищи».  Потом мы все-таки пытались сдать спектакль, а нам предъявляли то 62 замечания, то 68 замечаний. Кстати, ничего «такого» в пьесе не было, она была просто правдивая и живая, а они боялись живого. Но в министерстве была такая Светлана Терентьева, ей удалось выбить лит каким-то образом. Все-таки был уже 1985-й, что-то чувствовалось. А еще до разрешения к нам на этот спектакль ходила вся Москва, вплоть до Олега Табакова.

После репетиции спектакля «Ловушка №46, рост второй»

Когда уже выпустили спектакль, однажды раздался звонок: дирекцию предупредили, что к нам собираются футбольные фанаты. В пьесе поклонников одной из команд называли козлами — и вот они выкупили ползала, пришли в этих своих шарфах. Мои актеры перепугались — доиграли спектакль, только занавес закрылся — и всех будто ветром сдуло. Боялись, что будут «выяснять отношения». Но обошлось.

После церемонии вручения премии «Хрустальная Турандот» (2008): «Берег утопии» — лучший спектакль сезона

В самом конце 1990-х — начале 2000-х все актеры ходили с этими книжечками Бориса Акунина — у нас же читающий народ. Спрашивали меня: «А вы читали? А вы читали?» Я никак не мог собраться — и наконец взял «Азазель». И еще дочитав только до середины, сказал своей помощнице, чтобы разыскала Акунина — было понятно, что это очень театральный текст. Он сказал, что театр терпеть не может, но пришел на встречу. Я ему минут двадцать рассказывал, как я это себе представляю на сцене, и он согласился. Сказал, что инсценировку напишет сам. Даже две — большую и маленькую. Я говорю: «Пишите большую!» Так большую и поставили, в 2002-м появился у нас «Эраст Фандорин». Потом он нам еще «Инь и Ян» сделал, Белую и Черную версии. К нам повалила «его» публика — и это очень хорошие зрители. Они готовы увлечься сюжетом, они считывают литературные и исторические отсылки, и они стали приходить и на другие спектакли.

На репетиции спектакля «Эраст Фандорин» с Петром Красиловым

Когда в 2007 году я решил поставить трилогию Тома Стоппарда «Берег утопии», не было человека, который бы меня не отговаривал. «Ты с ума сошел? Кому это надо? Герцен? Бакунин?» Меня поддержала только моя семья. В итоге спектакль шел десять лет, мы поставили еще две пьесы Стоппарда. Сейчас он прислал новую пьесу. Он считает наш театр своим, ему близок наш подход.

После премьеры трилогии «Берег утопии» с Томом Стоппардом и актерами

За то время, что я живу в Москве, она сильно изменилась, но она остается красавицей. Это потрясающий город, хотя он, к сожалению, портится некоторыми зданиями, которые иногда возводятся в совершенно непотребных местах. Вы проезжали мимо Театра песни Надежды Бабкиной? Я там живу близко и проезжаю каждый день. Ну вот какое отношение эта красота имеет к городу? Зачем это построено? Я горевал когда-то о постройке Калининского проспекта, когда погибли чудесные арбатские переулки, а сейчас мне до слез жаль Манежную площадь. Я много ездил, но именно Манежная была моей самой любимой площадью в мире. Я любил гулять во время перерыва в Александровском саду. А сейчас он куда-то затерт всеми этими рыбками. Это для меня пример того, как можно испоганить то, что создано великими людьми. Если важно, чтобы на Манежной не собирались люди, так ведь можно, наверно, найти какие-то другие средства? Все равно ведь соберутся, если захотят. И перед Большим театром был фонтан и сад, потом снесли этот уникальный фонтан, вырубили сад и построили среднеарифметический фонтанчик. Посадили деревья, написали «спасибо Германии, которая подарила эти деревья». Они померзли все в первую зиму. Посадили новые. Мне жалко. Когда на этой Театральной площади начинают устраивать дни варенья — это такая чушь! На фоне Большого театра еще выстраивается эстрада — зачем?! Ведь уже есть такая красота! Город сейчас находится в прекрасном состоянии — в нем всегда чисто. Иностранцы приезжают, поражаются, говорят: самая чистая столица Земли. Но когда начинают чрезмерно украшать к праздникам…  Когда здесь стоят гигантские пасхальные яйца — зачем в таком количестве? Кому это нужно? Ведь изумительный, шикарный город, я по нему еду и смотрю — такая красота! Москву на самом деле ничего не портит, она все улучшается и улучшается.

Фото: предоставлено пресс-службой театра РАМТ

«Главное – не расплескаться по пути»

Отзывы и мнения о работе Александра Устюгова в театре и кино

«Ожившие плакаты» – Государственный центральный театральный музей имени А. А. Бахрушина

7 октября 2016 г. в Каретном сарае Главного здания Театрального музея им. А.А. Бахрушина открылась выставка «Ожившие плакаты». Она охватывает период с 1897 по 2015 гг., от расцвета бумажной рекламы до её упадка из-за появления новых медиа. За каждым из 68 плакатов уникальной коллекции Бахрушинского музея стоят выдающиеся спектакли и великие деятели театрального искусства. Вы сможете увидеть их благодаря фрагментам кинохроник, костюмам, реквизиту, звуковому оформлению и перформансам. Так двухмерное пространство плаката трансформируется в живую ткань.

Согласно идее сокуратора выставки Любы Стерликовой плакаты представлены в естественной для них среде, без этикеток, словно посетители Бахрушинского музея находятся на улице. «Плакат – это искусство улицы. Он, как уличный актёр, зазывает, останавливает взгляд, собирает толпу. Жизнь плаката, как и театрального действия, определяется коротким мигом – здесь и сейчас», – уточняет куратор.

Театральный плакат – не только реклама театральных постановок. Он отражает драматургию спектакля, его режиссёрское и визуальное решение. По словам сокуратора выставки Виталия Пацюкова, «Ожившие плакаты» не только возвращают образность театральной жизни ХХ столетия, но и становятся моделью истории и эволюции её основных художественных стратегий».

Блистательные художники эпохи создавали афиши к театральным постановкам: в экспозиции – работы Валентина Серова, Владимира и Георгия Стенбергов, Бориса Кустодиева, Натана Альтмана, Николая Акимова, Олега Савостюка, Бориса Мессерера, Дмитрия Крымова…

Неудивительно, что с конца XIX в. началась «афишемания». Работы лучших художников стали доступны широкому кругу публики. Коллекционеры снимали плакаты со стендов, нелегально перепечатывали в типографиях, устраивали балы, куда гости приходили в образе любимого плаката. Выставка по-своему возрождает эту традицию при участии художественного отделения колледжа музыкально-театрального искусства им. Г.П. Вишневской.

Посетители смогут увидеть оживающие афиши легендарных постановок: от «Умирающего лебедя» Анны Павловой до «Кармен-сюиты» Майи Плисецкой; от «Псковитянки» при участии Фёдора Шаляпина до «Тоски» в постановке Бориса Покровского; от «Саломеи» Александра Таирова и «Гамлета» Юрия Любимова при участии Владимира Высоцкого до «Берега утопии» в РАМТе.

Выставка сопровождается лекциями об истории театрального плаката (Лекторий Главного здания Театрального музея им. А.А. Бахрушина). Ближайшая лекция состоится 2 ноября в 19:00. Заведующая отделом афиш и программ Театрального музея им. А.А. Бахрушина Ксения Лапина расскажет, каким был театральный отечественный плакат 1920-1930-х годов.

Отзывы о выставке «Ожившие плакаты»

Борис Мессерер, народный художник России, член-корреспондент Российской академии художеств:

«Для меня большая честь участвовать в выставке театрального плаката.

Судьба театрального плаката непростая – он не сохраняется во времени. Это, как правило, плохая бумага, и разрушается она быстро. Судьба плаката бывает трагичной: спектакли иногда запрещают, и художнику приходится бороться вместе с режиссером и коллективом артистов за то, чтобы спектакль шел на сцене в театре!

Кажется, что плакат противопоказан музею, он сиюминутный. Но за ним стоит история театрального искусства. К примеру, плакаты Маяковского, Тулуза-Лотрека интересны публике до сих пор. Они потрясающие! Поздравляю Музей имени Бахрушина с этой выставкой и дай Бог, чтобы традиция была продолжена!».

Власта Смолякова, театровед:

«В Театральном музее им. А.А. Бахрушина фантастические запасники. Представляю себе, насколько сложно было отобрать плакаты и сделать такую яркую выставку. Отличная идея – оживить плакаты с помощью сохранившихся видеозаписей  спектаклей. Это и 1920-е годы, и спектакли Акимова, и современный  «Берег утопии»… Я смотрела многие из этих спектаклей, и для меня это очень важные воспоминания.

Выставка классно оформлена, и в ней хорошо сочетаются видео, реквизит и плакаты. Очень вдохновляет то, насколько разнообразно  ярко художники подходили к такой, на первый взгляд, утилитарной задаче – сделать афишу. И какие это были художники!

Я рада, что в Театральном музее настолько бережно относятся к творцам. Я поражена каждой выставкой, которую здесь открывают, это высочайший уровень мастерства».

О 15-летии «Новых Известий» и о премии «Звезда Театрала»

– Я подписалась на эту газету, как только «Новые Известия» отделились от «Известий», читаю ее до сих пор и считаю очень хорошей газетой. А особенно мне нравится то, что вторая страница, как правило, посвящена проблемам прав человека. Для меня это очень важно. Пожалуй, это единственная газета, в которой этот принцип выдерживается. Так что я большой поклонник «Новых Известий».

Татьяна УСТИНОВА, писательница :

– Я очень рада, что у нас в стране есть такие премии, как «Звезда Театрала». Поскольку, с моей точки зрения, только зрительская оценка и может быть объективной. Признание критиков точно так же, как и коллег, – это внутрицеховая история. И так в любом виде искусства.

Если человек не пишет в стол полотен, чтобы потом повесить их у себя в квартире, не танцует балет в ванной, не ставит «Отелло» на собственной кухне, значит, он выносит образчики своего творчества на суд зрителя. Поэтому мне кажется, что зрительская оценка самая важная, самая интересная и непредвзятая. Заставить человека себя любить, особенно в искусстве, крайне трудно.

Илья ИСАЕВ, актер:

– Премия «Звезда Театрала» очень важна – просто потому, что тут голосует зритель. У жюри всегда есть своя номенклатура любимых имен. Современный театр может быть рупором общества, если общество ходит в театр. Вообще театру как искусству сегодня еще надо работать и завоевывать широкую аудиторию. «Берег утопии», спектакль РАМТа, о котором можно говорить как об инструменте выражения общественного мнения в исторической перспективе, идет сейчас всего три раза в сезон. Рупором эпохи две тысячи зрителей я бы не осмелился назвать. Но очень хотел бы. И в этом смысле «Звезда Театрала» ценна тем, что мы понимаем: нас кто-то слушает. Все три раза в сезон.

Екатерина ГУСЕВА, актриса:

– Я очень рада, что меня пригласили вручить награду в номинации «Меценат года». Театр по сути своей не может быть прибыльным предприятием, а тем более в нашей стране, где по сей день нет закона о меценатстве. Поэтому любая финансовая поддержка искусства особенно ценна. Муса Бажаев – человек уникальный, ведь он много лет подряд поддерживает не просто театр, а Театральный институт имени Щукина, помогает студентам и педагогам. Он человек скромный, но, на мой взгляд, его роль должна быть более заметной, потому что последствия этой благотворительностиудивительны. Благотворительность питает театр. А он в свою очередь делает людей лучше.

Григорий АНТИПЕНКО, актер:

– Все, что касается оценки творческой деятельности, – это дело субъективное, даже если оценивают творческие люди, коллеги по цеху. Конечно, очень приятно, когда хвалят профессионалы, но не менее важно, как нас воспринимает зритель. Мы это чувствуем каждый раз, когда выходим на сцену. В кино это практически невозможно отследить, разве что по каким-то рейтингам или кассовым сборам. Но в театре мы это видим постоянно, в режиме онлайн. Видим, как нас воспринимает зритель, насколько мы им любимы.

Приятно и здорово получать награды за свои работы. Особенно если это справедливый рейтинг, основанный на зрительском голосовании, составленный не каким-то там «левым» путем, как это часто бывает в кино. Это подчас важнее, чем мнение критиков. Ведь справедливо говорят, что критика умерла вместе с Белинским. Встречаются иногда в этой профессии талантливые люди, но, к сожалению, их все меньше. Редко появляются профессиональные отзывы, которые не являются пересказом сюжета, в которых бы доходчиво, внятно, аргументированно объяснялось, почему спектакль понравился или не понравился.

Ильдар ЖАНДАРЕВ, телеведущий :

– Зритель – это тот, для кого, собственно, и ставится спектакль, поэтому его мнение всегда важно. Вообще, театр так устроен, что, как бы часто ты туда ни ходил, все равно каждый поход – это событие. И даже вне зависимости от того, удачный или неудачный спектакль увидел. В этом и есть главное отличие театра от кино: вокруг театра всегда праздник. Хотя мне как зрителю всегда сложно выбирать лучших. Вот я сейчас посмотрел на список номинантов «Звезды Театрала» – и у меня глаза разбегаются: я бы всем вручил награды. Как можно между ними выбирать? Они все достойны.

Сергей ЛАЗАРЕВ, актер:

– Безусловно, присутствие и отношение зрителя вносит определенные оттенки в работу над ролью, как и в спектакль в целом. Дыхание зала нельзя игнорировать, потому что ты можешь по одному репетировать, а зритель впоследствии все равно внесет какие-нибудь коррективы. Поэтому мнение зрителя важно и должно учитываться, но в то же время актеру не следует идти на поводу у аудитории – это сто процентов. Здесь задача – соблюсти правильный баланс.

О своей работе в «Талантах и покойниках» могу сказать, что я честно поработал, честно готовился к этой роли. Работа над этим спектаклем, откровенно говоря, не была легкой. Эта роль не готовилась быстро, спустя рукава. Около трех месяцев репетиций, думаю, дали свой результат. Могу сказать, что к премьере спектакля я подошел подготовленным. Я доволен этой работой. Как мне кажется, доволен и режиссер, и зритель. И критика, вышедшая на спектакль, в общем-то была сравнительно лояльной и позитивной. Я очень рад, что в Театре имени Пушкина происходит сейчас такой ребрендинг – у коллектива новый молодой худрук, и идет плодотворная работа над новыми интересными проектами.

Миндаугас КАРБАУСКИС, режиссер :

– В номинации «Лучший режиссер» были все хорошие режиссеры. Мне кажется, уже невозможно вручать премии, выбирать одного из пятерых и даже из десятерых. Объективную оценку дать трудно. Разные режиссеры – разные зрители. Наш театр работает сейчас для разного зрителя. У нас есть новые проекты для молодых: это и «Девятьподесять», и спектакль «Записки сумасшедшего», который Туфан Имамутдинов возобновил. У нас есть и для самого консервативного зрителя спектакль – «Цена» Миллера в постановке Хейфеца. В театре нужен весь спектр. У нас работают и будут работать разные режиссеры – наш театр абсолютно не «центричный». Потому что если ставить буду я один, то это будет скучнейший театр в Москве. Мне надо себя ограничивать, надо, чтоб было побольше замечательных режиссеров. Сейчас с Эренбургом почти закончили переговоры, он в этом году уже приступает к работе у нас. Ждем Арье. А сам я сейчас буду делать «Кант» Мариуса Ивашкявичюса о «Критике чистого разума». Это будет что-то! Но уверяю, что не скучно. Я позволил себе роскошь сделать спектакль для очень маленькой аудитории.

Андрей ЖИТИНКИН, режиссер:

– Сейчас идет театральная реформа, и все сходятся во мнении, что надо все-таки вводить контрактную систему, которая работает во всем цивилизованном мире, только у нас ее нет. С контрактной системой возвращается здоровая конкуренция, и действительно здесь критерий один – насколько театр может самостоятельно выживать, не завися от кого-то там еще. И я думаю, что если это разумное сочетание высокого искусства, яркой формы, выдающихся актеров и успеха, то надо обязательно как можно большему числу зрителей это увидеть.

Мне нравится, что в прошедшем театральном сезоне начали происходить перемены в тех театрах, в которых давно уже не было никакого движения. Если говорить объективно, то театр – это всегда свежая кровь, это удел, конечно, молодых, азартных, энергичных, в хорошем смысле наглых людей. И то, что сейчас начинаются какие-то перемены, мне это нравится. Причем таких театров много. И замечу, это иногда не связано с возрастом, потому что, например, когда в Театр Вахтангова приходит Туминас – это не молодой человек, но это новый ветер. Поэтому я могу сказать, что у меня большая надежда на наступающий театральный сезон, потому что, как мне кажется, эти перемены еще не закончились. И здесь нет никакого противоречия относительно репертуарного театра, потому что все равно русский театр – он будет репертуарным, но лидер должен быть такой, который обеспечил бы аншлаг в зале, и чтобы театр смог платить хорошие зарплаты актерам из своей выручки, а не клянча деньги у государства.

Владислав ФЛЯРКОВСКИЙ, телеведущий:

– Зрительская премия – самая адекватная из возможных. Для кого ставятся спектакли, оперы и балеты, комедии и трагедии? Для зрителей, так пусть они и голосуют. И если недовольны зрители (не критики) – только в этом случае стоит задуматься. А если народный артист, даже самый перенародный, не получит какую-нибудь премию, это еще ничего не значит. Важно только то, как зритель проголосовал за него «ногами» и отдал ли ему приз зрительских симпатий.

Гарри БАРДИН, режиссер:

– Если для актера «быть знаменитым некрасиво», тогда он – плохой актер. Потому что «Звезда Театрала» доказывает обратное – быть знаменитым красиво. Самый красивый актер – тот, который самый знаменитый, и это веками проверенная истина.

Впрочем, объективности не существует, это я о премиях вообще. Если первый показ чеховской «Чайки» провалился, это субъективное мнение. Более того, если следующая «Чайка» имела оглушительный успех – это тоже субъективное мнение.

Из театральных впечатлений, сильных и глубоких, для меня за последнее время таким стал спектакль Римаса Туминаса «Дядя Ваня». До войны в театр «выходили» исключительно в костюме и галстуке. Сейчас поход в театр стал гораздо демократичнее, и зритель требователен, он хочет обязательно что-то услышать для себя. Но театр не всегда сегодня является камертоном общественного мнения. И не дай бог, чтобы пришло время, когда это вернется, это превышение роли театра в обществе. Сегодня театр занимает то место в жизни общества, которое должен. Поверьте мне.

Ирина АНИСИМОВА, Ирина МУСТАФИНА, Екатерина ВАСЕНИНА, Мария МИХАЙЛОВА, “Новые известия”, 28.11.2012

Voyage – Побережье Утопии – Том Стоппард – Театр – Обзор

Г-н Стоппард значительно урезал философские дебаты по сценарию в Лондоне, что может уменьшить академическую сложность, но усиливает захватывающую дух динамику постановки. Мистер О’Брайен, опытный ветеран Стоппарда («Хэпгуд», «Изобретение любви») и героического масштаба (театр Линкольн-центра «Генрих IV»), отлично справляется с задачей передачи беспокойного, бесконечного движения с помощью изящество и плавность.

Его безупречно поддерживают богатый дизайн Кэтрин Зубер (костюмы), Брайана МакДевитта (освещение) и господ.Кроули и Паск, которым удается на протяжении всего времени сохранять четкую двойную направленность на отдельные личности и все общество, подвергающееся сомнительному расслоению. (В дополнение к нескольким дюжинам исполнителей, преследующая фаланга статуй бодрствует за кулисами.)

Что касается центральных представлений, здесь нет места, чтобы описать их в деталях, которые они требуют. Если некоторым не хватает тонкости своих лондонских предшественников, то никому не недостает яркости настоящего времени. (Г-н Истон, Эми Ирвинг, Дженнифер Эль и Марта Плимптон, как члены одной неблагополучной семьи, особенно трогают.И мне понравился взгляд Дэвида Кромвеля на стареющего, мирского литератора.)

Хотя Герцен доминирует в трилогии (и задумчивый мистер О’Бирн определенно справляется с этой задачей), это Бакунин филс и его друг Белинский. социально некомпетентный литературный критик, задавший энергичный темп «Вояжу». Долг с радостью исполняют мистер Хоук, рожденный, чтобы играть возбудимого эгоиста Бакунина, и мистер Крадап, непревзойденный в передаче дискомфорта самосознания.

Когда в конце «Вояжа» в доме зажглись огни, я почувствовал себя так, как будто из моих рук вырвали толстый роман, в котором я полностью потерял себя.Пожалуйста, переходите к следующей главе. Мне не терпится увидеть, как вырастут эти молодые идеалисты.

ПОБЕРЕЖЬЕ УТОПИИ

Часть первая – рейс

Том Стоппард; режиссер Джек О’Брайен; наборы Боба Кроули и Скотта Паска; костюмы Екатерины Зубер; освещение Брайана МакДевитта; оригинальная музыка и звук Марка Беннета; постановщик постановки Роберт Беннетт; драматург Энн Каттанео; генеральный директор Адам Сигел; менеджер по производству Джефф Хэмлин.Представлено Театром Линкольн-центра под руководством Андре Бишопа и Бернарда Герстена совместно с Бобом Бойеттом. В Театре Вивиан Бомонт, Линкольн-центр; (212) 239-6200. Есть еще 22 выступления части первой до 10 марта (семь в декабре, по шесть в январе и феврале и три в марте). Продолжительность спектакля 2 часа 40 минут.

СОСТАВЛЯЮТ: Билли Крадап (Виссарион Белинский), Ричард Истон (Александр Бакунин), Дженнифер Эль (Любовь), Джош Гамильтон (Николас Огарев), Дэвид Харбор (Николас Станкевич), Джейсон Батлер Харнер (Иван Тургенев), Итан Хоук (Майкл) Бакунин), Эми Ирвинг (Варвара), Брайан Ф.О’Бирн (Александр Герцен), Марта Плимптон (Варенка), Дэвид Кромвель (Питер Чаадаев), Келли Оверби (Татьяна) и Энни Перселл (Александра).

Salvage – Theatre – Review

Эта постановка также позволяет нам насладиться восхитительным искусством актера экспертного перевоплощения через исполнителей, которые появлялись в разных ролях в более ранних частях. (Особенно памятны упрямая гувернантка г-жи Эль и умирающий польский граф Ричарда Истона.) Поклонники Итана Хоука будут рады узнать, что его персонаж, анархист Бакунин, выходит из тюрьмы и, если возможно, стал еще более отвратительным, чем раньше.(Это означает похвалу.)

Тогда есть удовольствие наблюдать, как персонажи стареют на ваших глазах, не осознавая этого, переход, который, в частности, мистер О’Бирн совершает с пронзительной тонкостью и изяществом. Его Герцен более чем когда-либо выступает как душа и центр пьесы, человек фиксированных принципов и личных противоречий, чья подсознательная физическая неуклюжесть выдает его неспособность когда-либо полностью вписаться в окружающий его мир.

Герцен в конце произносит большую и красивую речь о человеческой доблести и тщетности среди космического хаоса.Но есть не менее пикантное, гораздо более короткое изложение сути пьесы несколькими сценами ранее, когда Мэри (Келли Оверби), проститутка, которую взял на себя Огарев, рассматривает свою ситуацию.

«Русский аристократический поэт», – говорит она, глядя на промокшего Огарева, растянувшегося у ее ног. «Я бы не осмелился сделать это своей мечтой … и послушайте, в конце концов, это просто жизнь, жизнь».

ПОБЕРЕЖЬЕ УТОПИИ

Часть 3: Утилизация

Том Стоппард; режиссер Джек О’Брайен; наборы Боба Кроули и Скотта Паска; костюмы Екатерины Зубер; освещение Наташи Кац; оригинальная музыка и звук Марка Беннета; постановщик постановки Роберт Беннетт; драматург Энн Каттанео; генеральный директор Адам Сигел; менеджер по производству Джефф Хэмлин.Представлено Театром Линкольн-центра под руководством Андре Бишопа и Бернарда Герстена совместно с Бобом Бойеттом. В Театре Вивиан Бомонт, Линкольн-центр; (212) 239-6200. Еще 24 спектакля 3-й части по 13 мая. Продолжительность: 2 часа 30 минут.

С: Ричардом Истоном (граф Станислав Уорселл), Дженнифер Эль (Мальвида фон Мейзенбуг), Джошем Гамильтоном (Николас Огарев), Дэвидом Харбором (врач), Джейсоном Батлером Харнером (Иван Тургенев), Итаном Хоуком (Майкл Бакунин), Брайаном Ф. .О’Бирн (Александр Герцен), Марта Плимптон (Наташа Тучкова Огарева), Адам Даннхайссер (Карл Маркс), Келли Оверби (Мэри Сазерленд) и Энни Перселл (Тата Герцен).

Побережье Утопии | Театр

Как и следовало ожидать, фильм Тома Стоппарда «Побережье утопии в Оливье» – это клубок противоречий. Он состоит из трех трехчасовых пьес, героически амбициозен и дико неровен. Он открывает тему революции, будучи политически пристрастным. И в нем есть отрывки потрясающей красоты и удивительной заурядности.Но я бы не упустил его из виду, и в его основе лежит увлекательный урок о природе драмы.

У каждой пьесы трилогии о русских революционерах XIX века свой стиль. «Путешествие», первое и лучшее, фокусируется на анархическом Бакунине и критике Белинском и кажется тонизирующей комбинацией Горького и Чехова. “Кораблекрушение”, наименее удовлетворительное, касается воздействия французской революции 1848 года на группу кочевых интеллектуалов, включая либертарианского социалиста Александра Герцена и прозападного Тургенева.Финальная пьеса «Спасение», действие которой происходит в основном в Лондоне между 1853 и 1865 годами, представляет собой диккенсовский портрет капризной эмигрантской общины.

Подобно Исайе Берлину в «Русских мыслителях» Стоппард не оставляет сомнений в том, что Герцен – его герой. Согласно Берлину, Герцен считал, что любое стремление к абстрактному идеалу ведет к виктимизации и человеческим жертвоприношениям. Итак, Стоппард представляет Герцена как человека, который отвергает романтическую анархию в пользу практических реформ и освобождения крепостных.Даже когда это оказывается разочарованием, он сохраняет свою веру в достижимые цели: «Заработная плата рабочего, удовольствие от проделанной работы, летняя молния личного счастья».

Стоппард загружает кости в пользу Герцена, прекрасно сыгранного Стивеном Диллейном, но факт в том, что его рационалистическая умеренность крайне неинтересна. Великий парадокс состоит в том, что трилогия Стоппарда более всего оживает, когда речь идет о персонажах, которых он интеллектуально отвергает, в частности, Бакунине.Капризно перекладывая свою лояльность с одного немецкого философа на другого, отталкивая всех своих друзей и одновременно игнорируя и живя за счет своего отца, владеющего имением, Бакунин – безродный анархист, который верит в «отмену государства освобожденными рабочими». Стоппард осуждает его идеи, но Бакунин, великолепно сыгранный Дугласом Хеншоллом, берет на себя трилогию так же уверенно, как Фальстаф доминирует над шекспировским Генрихом IV.

Мораль такова, что драматическая энергия важнее исторической корректности, что заставляет меня еще больше сожалеть о том, что Стоппард маргинализирует самого дальновидного из всех революционных изгнанников, Карла Маркса.Но кажется резким критиковать Стоппарда за то, что он упустил, когда вложил так много. В частности, он драматизирует способность к переменам, так что блестяще лихорадочный Белинский Уилла Кина начинает с утверждения в 1830-х годах, что в России нет литературы, и заканчивается утверждая, что он несет слишком много бремени. Стоппард также передает двойственную роль женщин в революционных кругах с Евой Бест, которая превращается из одной из сексуально невинных сестер Бакунина в свободолюбивую жену Герцена и, в конечном итоге, в строгую гувернантку его детям.

Видение Стоппарда мастерски реализовано в постановке Тревора Нанна, не считая того, что в 1848 году он начал развевать флаг в стиле Les Mis, и в проекциях Уильяма Дадли. Сцена очищена для эпических и интимных событий, а на заднем плане мы видим вращающиеся виды всего, от усаженных соснами русских имений до покрытого льдом Ричмонд-парка. В конце концов, Стоппард чрезмерно задним числом утверждает, что Герцен был прав, а романтические утописты ошибались. Но революционный пыл имеет свой непреодолимый драматический импульс, и именно их неправильность придает трилогии театральную жизнь.

· В респ. Касса: 020-7452 3000.

Путешествие по побережью утопии, обзор, Вивиан Бомонт, New York Theater Guide

Когда я увидел трехчастную русскую эпопею Тома Стоппарда «Побережье утопии» в одной- Дневной марафон в Национальном театре Лондона четыре года назад, я думал, что он был интеллектуально сложным, ошеломляющим по своей сложности и немного тяжелым.

Американская постановка этой эпопеи только что открылась в Театре Бомонта Линкольн-центра.Премьера трех частей будет индивидуальной, с разницей в несколько месяцев, и будет несколько возможностей сделать однодневный марафон ближе к концу забега в марте.

Вопрос для меня в том, может ли то, что было захватывающим, сжатое в один день, все еще быть удовлетворительным, если распределить его в течение такого длительного времени.

На основании просмотра новой части 1, «Путешествие», немного урезанной Стоппардом с момента ее первой премьеры и блестяще поставленной Джеком Ойол Брайеном, я бы сказал: «Пока все хорошо!»

О чем все это? Россия, 1833 год – время интеллектуального брожения среди образованных детей загнивающего аристократического класса в условиях всеобщих царских репрессий.Место, – пишет Стоппард в особенно жалком отрывке, где «статус» измеряется не акрами, а количеством крестьян, которыми вы владеете. В этой постановке крепостные буквально вырисовываются на сцене.

Основное внимание уделяется семье Бакуниных, четыре дочери которой необычайно хорошо образованы, но все еще озабочены тем, отказаться ли от брака по договоренности или последовать за любовником за границу. Звездой семьи является распутный сын Майкл (Итан Хоук), который с группой необычных друзей буквально мелькает взад и вперед между бездельничанием в семейном поместье, где действие 1 происходит, и ведением радикального журнала в Москве, а именно: сайт Акта 2.

В типичном «трюке» Стоппарда события, изображенные в обоих действиях, совпадают, поэтому аудитория может видеть, насколько по-разному развивающаяся ситуация казалась персонажам в зависимости от того, где они находились. Это театральная смекалка высочайшего уровня, которая позволяет легко простить некоторые довольно длинные отрывки, в которых интеллектуально высокомерные, но незрелые друзья Майкла болтают в эпиграммах вроде «Когда философы начинают говорить, как архитекторы, уходите».

Боб Кроули и Скотт Паск создали открытые и совершенно великолепные декорации, на которых разворачивается действие.Ледяная скульптура Василия Блаженного, сигнализирующая о том, что мы находимся в Москве во втором акте, – один из самых красивых объектов, которые я когда-либо видел на сцене. Эти угощения дополняются поочередно сложными (для женщин) и неопрятными (для юношей) костюмами Кэтрин Зубер и вызывающим воспоминания светом Брайана МакДевитта. Сцена Бомонта никогда не выглядела так великолепно и не использовалась с такой плавностью, как здесь, где Ой Брайен заставляет многочисленные сцены течь свободно и связно.

Большой актерский состав состоит из интересных актеров, но звездой первой части является почти неузнаваемый Билли Крадап, играющий вызывающего критика из рабочего класса Белинского, пробивающийся в мир социальных, но не интеллектуальных улучшений.Также запомнились искренняя Дженнифер Эль и игривая Марта Плимптон в роли сестер Бакуниных Любовь и Варенька соответственно. Здесь довольно кратко фигурируют уважаемый Брайан Ф. Оил Бирн в роли Герцена и Джош Гамильтон в роли Огарева, которые играют более крупные роли во 2 и 3 частях эпопеи. Так много чего ждать.

Не пропустите.

Отзыв от Barbara Mehlman

‘Это комбинированный обзор частей 1 и 2’

Том Стоппард не сумасшедший, хотя следует задаться вопросом о здравом смысле блестящего драматурга, когда он сознательно пишет трилогию о России, писателях и революции, которая длится 30 лет и длится около восьми часов.

Но «Побережье Утопии», на выполнение которого действительно уходит треть дня, совершенно захватывающе и не требует ни предварительных условий, ни предварительных знаний, вопреки мнению одного рецензента в самопровозглашенной Нью-Йоркской газете рекордов.

Стоппард был настолько огорчен, что этот рецензент составил список чтений перед театром, который он написал в Письме редактору:

«Моя кровь застыла, когда я увидел ваш информированный и доброжелательный обзор источников для моей трилогии« Побережье Утопии ».Заголовок в списке названий «Обязательное чтение перед театром» следует интерпретировать как «Рекомендуемое чтение после театра». Какой сумасшедший напишет пьесу, требующую от аудитории заранее прочитать с десяток книг? Прийти, как вы; все будет хорошо “. (New York Times, 28 ноября 2006 г.)

И вы это сделаете, хотя вам нужно будет обратить внимание. «Утопия» настолько полна идей, спорных вопросов, литературных и художественных ссылок – как визуальных, так и словесных, – что вы быстро будете рыться в своем хранилище знаний, чтобы вспомнить информацию, которую вы собрали так давно, чтобы связать ее с что ты слышишь.

После ошеломляющего открытия бурлящего моря, которое чудесным образом засасывается в недра театра, мы видим, хотя и едва, призрачные образы угнетенных русских крепостных, стоящих за сеткой, где они остаются на протяжении всего спектакля в образе стареющего Бакунина и его большая семья обедает.

Буйный Михаил Бакунин, маленький сын, только что вернулся из Франции с разговорами о революции, политических потрясениях и возмутительной реальности, что в России нет ничего стоящего для чтения, кроме Пушкина.Он отмечает, что во Франции учат женщин и есть великие писатели. «Мы бедная, отсталая Россия», – сетует он.

Михаил обсуждает этот вопрос со своим другом Белинским, издателем, редактором и критиком журнала, который понимает, что в репрессивном обществе, таком как царская Россия, писатели имеют значение. «У нас нет литературы!» По его словам, наша страна отсталая, это загадка для мира, и он хочет, чтобы люди думали о великих писателях, когда они думают о России.

Какой интересный способ определить страну.Скажем Россия, а мы думаем Толстого и Достоевского. Франция? Сартр, Камю, Руссо. Англия? Конечно, Шекспир, Уайльд, Шоу и многие другие. Америка? Марк Твен, Хемингуэй – Джон Гришэм и Даниэль Стил. (Дрожь и дрожь.)

Однако, чтобы вы не подумали, что вас ждет долгая осада беспрепятственного интеллектуального подшучивания, вам будет приятно узнать, что Стоппард не упустил из виду свою работу по обеспечению развлечений в то же время, когда он демонстрирует высокие … мыслящие темы.

В недавнем разговоре с группой участников Drama Desk Стоппард отметил, что «независимо от предмета пьесы, все зависит от того, как люди относятся друг к другу, как они относятся друг к другу.«И это подтверждается в первых двух пьесах, поскольку личная жизнь каждого вышита на сложной ткани идей, пронизывающих всю постановку.

Мы наблюдаем последствия туберкулеза Белинского, смерть маленького сына Александра Герцена, роман его жены с немецким поэтом Гервегом и вынужденное безделье всех, сосланных во Францию, которым нечего было делать после прихода к власти нового царя. И все же любопытно то, что, зная все это, вам все равно. По крайней мере, я этого не сделал.

Больше всего меня очаровали все идеи, поэзия произведений Стоппарда и элегантность постановки. Огромная сцена лишена стен для определения места. Вместо этого мебель и реквизит переносятся и выключаются в соответствии с видениями Стоппарда и режиссера Джека О’Брайена. Актеры в сцене под открытым небом размещены и одеты так, чтобы воссоздать «Dejeuner sur l’Herbe» Мане; сцена революционного насилия воссоздает «Свободу, ведущую народ» Делакруа.

Актерский состав – Итан Хоук, Брайан Ф.О’Бирн, Ричард Истон, Дженнифер Эль, Марта Плимптон, Эми Ирвинг и Билли Крадап – все гениальны и придают жизнь и жизненную силу сценарию, который легко может увязнуть в идеологической грязи.

Я еще не видел третью часть, но, несмотря на мою отстраненность от персонажей, мне не терпится увидеть последнюю часть.

Что говорила пресса …..

БЕН БРЕНТЛИ из NEW YORK TIMES: «Мир быстро меняется в захватывающей постановке театра Линкольн-центра».«& ‘Voyage’ пульсирует головокружительным весенним высокомерием и тревогой нового поколения, которое движется так быстро, как только может, пытаясь создать будущее, стирающее прошлое». & «Когда в конце« Путешествия »зажегся свет в доме, я почувствовал, как будто у меня из рук вырвали толстый роман, в котором я полностью потерял себя. Принесите следующую главу, пожалуйста. Я не могу ждать смотреть, как растут эти молодые идеалисты ».

ДЖО ДЗИЕМИАНОВИЧ из NEW YORK DAILY NEWS: «Каждый рейс требует упаковки.«Путешествие» Тома Стоппарда, безусловно, наполнено персонажами, грандиозными идеями, потрясающими визуальными эффектами и, увы, обширными отрезками, которые могут быть утомительными и эмоционально холодными ».« Как и любая пьеса Стоппарда, «Путешествие» умное и сложное. Говорят об искусстве, философии, политике, любви и морали. Не все это блестит. Мы также не заботимся о персонажах, даже когда они умирают или находятся в изгнании. Это проблема. «Путешествие» в конечном итоге кажется не столько связной историей, сколько серией снимков. Но снимки впечатляют.Спектакль стал триумфом для дизайнеров Боба Кроули и Скотта Пэска (декорации), Кэтрин Зубер (костюмы) и Брайана МакДевитта (освещение). Вместе они создали неизгладимые образы – нет ничего более мощного, чем открывающая картина забитых крепостных, которые преследуют почти трехчасовую историю. Но спектакль никогда не достигает той мощности, которую обещает первоначальный образ ».

КЛИВ БАРНС из ПОЧТА НЬЮ-ЙОРКА: «Но забудьте то, что вы, возможно, слышали о пьесах: здесь нет обязательного списка для чтения, только готовность принимать искусство столь же беспорядочно, как жизнь.Стоппард придумал увлекательную, малоизвестную историю и ловко соединил ее в мыльную оперу для думающих классов ».

МАЙКЛ СОММЕРС из STAR-LEDGER: «Непростая история, но страстная игра и захватывающая сценическая игра в постановке режиссера Джека О’Брайена создают незабываемый театр». & «Следующая пьеса под названием« Кораблекрушение »возобновляет сагу два года спустя. Не могу дождаться, чтобы увидеть, что будет дальше».

ЛИНДА ПОБЕДИТЕЛЬ из NEWSDAY: «Одна треть в« Побережье Утопии », и мы зацепились.«Путешествие», первая часть абсурдно дерзкой трилогии Тома Стоппарда о восьми с четвертью часах, наконец-то открылась вчера вечером, и мы не можем дождаться, чтобы вернуться в театр Линкольн-центра в конце декабря, чтобы узнать, что будет дальше … … ну, к истории прогрессивной мысли в России 19 века. Точнее, нам не терпится снова встретиться с людьми, которых мы встретили, и особенно увидеть, какое театральное волшебство ждет в эмоционально и визуально удивительном направлении Джека О’Брайена невероятно громоздкого монстра пьесы Стоппарда.«

РОБЕРТ ФЕЛЬДБЕРГ из «ЗАПИСИ»: «Стоппард довольно ясно объясняет свой обширный предмет. Но за ясность приходится расплачиваться. В отличие от многих других его пьес, в которых математика, физика или история используются для выделения чего-то еще,« Путешествие »посвящено его идеи об абстрактных понятиях, питающих мужские чувства. Стоппард представляет их прямо и многократно, с удивительно небольшой театральностью или драматизмом. Вечер имеет остроумие, но он также статичен и лишь слегка вовлекает.«

ПИТЕР МАРК из ВАШИНГТОНСКОЙ ПОЧТЫ: «Чем больше мы в этот конкретный вечер знакомимся с изобилующим портретом интеллектуального рвения XIX века Стоппардом, тем меньше у нас возможностей наладить тесную связь со многими фигурами, которые населяют его». & “Способный О’Брайен поддерживает четкость процесса, и самым свежим является восхитительный вид произведения. В глубине сцены за сеткой множество манекенов, одетых в рваные саваны, несут навязчивое бдение; они” о безликих крепостных – «душах» на языке «утопия» – чье тяжелое положение придает пьесе политическую совесть.Художники-декораторы, Боб Кроули и Скотт Паск, совместно с художниками по свету и костюмам Брайаном МакДевиттом и Кэтрин Зубер создают и другие яркие чудеса, например, великолепную коллекцию московских фигуристов, скользящих под ледяной скульптурой Кремля. «&» Стоппард выразил надежду, что каждая часть «Побережья утопии», которая дебютировала в Лондоне в 2002 году, будет работать как отдельная, замкнутая пьеса. На самом деле этого не происходит с «Путешествием», которое с его развязанными концами имеет качество, которое нужно продолжать.Я с нетерпением жду, что будет дальше, хоть и не затаив дыхание ».

МАЙКЛ КУЧВАРА из ASSOCIATED PRESS: «Спектакль является первым залпом девятичасовой трилогии Тома Стоппарда« Побережье Утопии », эпической по размаху, но, судя по первому эпизоду, удивительно личной, даже интимной, в эмоциях, которые текут через это страстное театральное произведение ». & «Если язык Стоппарда плотный (по крайней мере, для мужчин), постановка – декорации, Боб Кроули и Скотт Паск; костюмы, Кэтрин Зубер; освещение, Брайан МакДевитт, – жизнерадостны и потрясающе красивы.«

FRANK SCHECK ГОЛЛИВУДСКОГО РЕПОРТЕРА «Путешествие», как и многие работы Стоппарда, поочередно увлекательно и утомительно, поэтично и дискурсивно, информативно и разочаровывающе. Он предлагает множество наград тем, у кого хватит терпения терпеть его чеховских долгожителей. но трудно не пожелать, чтобы драматург проявил немного сдержанности и, возможно, обуздал ее обширную сосредоточенность ». & “Даже с ее трехчасовой продолжительностью неизбежно возникает ощущение, что первая часть – всего лишь декорация сцены с ее запутанным, изменяющимся во времени повествованием, которое не может быть согласовано в удовлетворительной манере.Вместо этого, как всегда, нужно ценить красоту и остроумие языка Стоппарда, особенно в том виде, в каком он здесь представлен прекрасным ансамблем, и обширный урок истории, который дает текст »&« Постановка О’Брайена в исполнении Боба Кроули и Скотта. Простой, но эффективный набор Паска, прекрасно освещенный драматическим освещением Брайана МакДевитта, умело и плавно справляется со сложным действием. От поразительных открывающих сцен, изображающих буквально десятки людей на сцене, до тихих интимных моментов, он обеспечивает яркую театральность, соответствующую представленным сложным интеллектуальным идеям.«

ДЭВИД РУНИ из VARIETY: «На обширном полотне Стоппарда разносится больше разговоров, чем драмы, что, безусловно, требует концентрации. Но независимо от интереса к русской истории XIX века, романистическая пьеса – это бойкий, остроумный и очень интригующий рассказ о людях и идеях. . ” & “Используя всю глубину и внушительную высоту Бомонта, сценические картины здесь захватывают дух. Будь то элегантный маскарадный бал или фигуристы на зимнем пруду со стеклянным изображением Св.Над собором Василия Блаженного капают ледяные сталактиты, образы великолепны. Богато детализированные костюмы Кэтрин Зубер и изящные текстуры освещения Брайана МакДевитта также имеют жизненно важное значение для того, чтобы сделать спектакль таким же живым визуально, как и интеллектуально ». &« О’Брайен, его актеры и творческая команда установили для себя чрезвычайно высокие стандарты с «Путешествием». . ” Если им удастся сохранить это в «Кораблекрушении» и «Спасении», у Нью-Йорка появится еще одна театральная эпопея, которая по величине, амбициям и достижениям будет стоять рядом с такими вехами, как «Николас Никльби» и «Ангелы в Америке».«

Внешние ссылки на полные обзоры из газет

New York Times
New York Daily News
New York Post
NewsDay
The Record
Washington Post
Associated Press
Hollywood Reporter
Variety

Theatre review: Путешествие – часть 1 трилогии «Побережье утопии» в RNT Olivier

В последние годы, когда Национальный театр захотел добиться коммерческого успеха, он поставил в зале Оливье мюзикл-блокбастер.Любителям серьезного театра очень приятно, что в этом году эквивалент девятичасовой трилогии идей, основанных на истории философии середины XIX века.

Это не первый случай, когда Том Стоппард выбрал, казалось бы, сухой исторический предмет, а затем вдохнул в него искры жизни, которые делают его одновременно доступным и интересным. Благодаря удивительно легкому Voyage он снова добился успеха.

Действие первой половины спектакля происходит в доме семьи Бакуниных.Отец (Джон Карлайл) не может понять своих детей, а бедная мать (Фелисити Дин) ничего не понимает. Плохой материал для отца, четырех чувствительных, умных дочерей и великого философа.

Всем девочкам не везет в любви. Они любят мужчин, которые их не любят, и наоборот. Хуже того, они женятся неразумно, если вообще выходят замуж. И это несмотря на большой интеллект старшей, Любови (Ева Бест), которая влюбляется в философа, друга своего брата Станкевича (Раймонд Култхард). Они обречены умереть, не найдя счастья.

Ключевые игроки в этой части – тщеславный Майкл Бакунин (Дуглас Хеншолл) и спотыкающийся, неуверенный Белинский (Уилл Кин). Они настоящий контраст.

Майкл безденежен и берет взаймы в знак власти над своими друзьями. Он почти ежедневно меняет философских «болтунов», последовательно продвигая теории Шеллинга и Фихте, Канта и Гегеля.

Белинский, которого великолепно сыграл Уилл Кин, – нервный литературный критик (оксюморон), который разваливается на части, когда встречает сестер Бакунуин, и, как шутник, которым в конце концов злоупотребляют, не говорит на иностранных языках.

Стоппард ловко играет со временем, второе действие пересекается с первым и помогает объяснить некоторые из его кажущихся загадок. Он полон знаменитых: Пушкин (ранний JFK), Тургенев и Герцен играют второстепенные роли.

Жизнь в России опасна, и множество редакторов и философов оскорбляют государство, находят закрытые журналы и высылают их в ссылку. Также нам показывают краткие обзоры тяжелой жизни крепостных крестьян. Поместья измеряется «душами», т. Е. Количеством крепостных, которыми владеет помещик.

Тревор Нанн руководит чем-то вроде сказочного актерского состава, поддерживая темп на всем протяжении, перетягивая сцены друг в друга. Единственный вопросительный знак по поводу направления относится к паре чрезмерно бессодержательных женщин-членов семьи Бакуниных и использованию в семье трескового русского акцента, чтобы показать, что они говорят по-английски.

Нанну очень помогает, возможно, первый компьютерный сценический набор. Уильям Дадли может использовать простой традиционный реквизит, но фон потрясающий.Они используют убедительную компьютеризированную графику, которая позволяет ему свободно перемещаться с места на место и показывать панорамные виды комнат и садов. Это выглядит фантастически и позволяет заглянуть в будущее сценического дизайна.

Это хорошее начало трилогии, предлагающее неожиданный уровень юмора и легкое отношение к изучению истории и философии. Как сказал драматург, она тоже достойна того, чтобы ее рассматривать как индивидуальную пьесу.

Voyage проходит до 23 ноября.

Кораблекрушение (часть 2 трилогии)

Этот обзор изначально появился на Theatreworld в несколько другой версии.

Project MUSE – Побережье Утопии (обзор)

Театральный журнал 55.2 (2003) 348-352

Побережье Утопии . Том Стоппард. Королевский национальный театр, Театр Оливье, Лондон. 1-3 августа 2002 г.

[Фигуры]

Несколько лет назад в интервью Мэлу Гуссоу Том Стоппард заметил: «Я драматург, который интересуется идеями и вынужден придумывать персонажей для выражения этих идей.«Это, безусловно, относится к его последней работе« Побережье Утопии », поставленной Королевским национальным театром и считающейся одним из самых амбициозных и долгожданных событий летнего театрального сезона в Лондоне 2002 года. Состоит из трех последовательных пьес (). Voyage, Shipwreck, и Salvage (), Побережье Утопии – это драматическая биография группы российских радикалов XIX века, в которой основное внимание уделяется их усилиям по политическим изменениям в стране, разоренной бедностью, несправедливостью и веками. реакционного царского правления.Это феерия: тридцать актеров играют семьдесят ролей, 416 костюмов и (по данным [End Page 348] [Begin Page 350] по данным отдела рекламы Национального театра) девяносто шесть париков. Три пьесы (каждая чуть более трех часов) сложны и провокационны, но не полностью удовлетворяют. Во многих отношениях трилогия оставляет зрителям меньше желания.

Пьесы Стоппарда в значительной степени заимствованы из двух источников: сборника эссе Исайи Берлина 1978 г., «Русские мыслители » и британский ученый Э.Увлекательный исторический текст Х. Карра, Романтические изгнанники, , первоначально опубликованный в 1933 году. Как и Берлин, Стоппард фокусируется, среди прочего, на жизни революционного анархиста Михаила Бакунина (так называемого «отца анархизма» и основателя русского языка). народничества), социалистического философа и редактора Александра Герцена, литературного критика Виссариона Белина и писателя Ивана Тургенева. Именно Герцен явно находится в центре трилогии и служит главным выразителем и философской музой драматурга.

Путешествие начинается в 1833 году в усадьбе Бакунина. В тени остаются многострадальные крепостные, которые служат наглядным свидетельством привилегий аристократии, которая воспитывала многих российских студенческих радикалов XIX века. Молодые революционеры собираются в роскошной обстановке, строят заговоры, теоретизируют и соревнуются между собой, чтобы объяснить, почему Россия такая отсталая. Это повторяющаяся тема на протяжении всей трилогии. Как разочарованно восклицает философ Чаадаев: «Как мы стали Калибаном Европы?» ( Voyage , II).Размышляя о разнице между западноевропейским и российским календарями, Тургенев отмечает: «Я всегда думаю, что наша ситуация в России не безнадежна, пока у нас есть двенадцать дней, чтобы наверстать упущенное» ( Voyage , I). И от Белинского: «Мы для мира ничто, кроме наглядного урока, чего следует избегать» ( Voyage, II). В игре Voyage бурлит и бурлит множество политических идей, когда каждый персонаж размышляет о пропасти между личной приверженностью и идеализмом. Они говорят, но не могут (пока) ходить.

Стоппард намеренно манипулирует временем в Voyage (метод, который он успешно использовал в The Real Thing , Arcadia и India Ink ), представляя линейную хронологию в первом акте, а затем возвращаясь во времени в во-вторых, чтобы заполнить исторические пробелы и нарисовать более полную драматическую перспективу. Философские и политические идеи Бакунина происходят из семьи, посвященной образовательным и философским занятиям (привилегии, предоставленные также сестрам Михаила), которые возможны только благодаря щедрости его богатого отца.Стоппард ранее проявлял интерес к написанию чеховской драмы. Обойдя Чехова, он дает нам четырех сестер вместо трех и (сюрприз!) Все они хотят поехать в Москву.

Герцен полностью берет на себя центральную роль трилогии Стоппарда в «Кораблекрушении ». Вероятно, лучшая из трех пьес, « Кораблекрушение», фокусируется на событиях до, во время и сразу после европейских восстаний 1848 года. Герцен находится в изгнании, но, в отличие от большинства своих коллег, смог вывезти свои деньги из России. позволяя ему жить комфортно и щедро жертвовать своим менее удачливым коллегам-революционерам. Shipwreck переносит локации из России в Германию и во Францию ​​- и, как и в случае с Voyage , использует приемы ретроспективного кадра, чтобы дать более ясную картину главных героев и их отношений.

Что делает Shipwreck особенно мучительным, так это …

Побережье Утопии, Часть третья: Утиль

Намного меньше, как это происходит, и по мере того, как Salvage достигает своей меланхолической коды, причина дефицита ясна. Сознательно или бессознательно Стоппарда соблазнило утверждение Томаса Карлайла о том, что «мировая история – это всего лишь биография великих людей.«Желая исследовать причины провала революций и полагая, что он может написать пьесу с панорамным размахом толстовского романа, Стоппард был заинтригован горсткой российских деятелей середины XIX века, стремившихся вызвать радикальные изменения на родине, которую они любят, но имеют сбежал по разным политическим мотивам.

Первым среди равных ему в крестовых походах является Александр Герцен (Бриан Ф. О’Бирн), богатый памфлетист, который начинает на переднем крае движения, но видит, что его усилия затупились за 35 лет, которые охватывает Побережье Утопии .В конце концов, он понимает, что как сторонник бескровной революции его отправили в то, что часто называют «мусорной корзиной истории». В то время как Стоппард включает в себя других известных или когда-то известных личностей в этой трилогии – среди них Майкл Буканин (Итан Хоук), Иван Тургенев (Джейсон Батлер Харнер), Николас Огарев (Джош Гамильтон) и даже Карл Маркс (Адам Даннхайссер) – Герцен возносится над бурными водами в потрясающем образе, с которого режиссер Джек О’Брайен рассказывает о каждой пьесе.

Печальная ситуация, однако, заключается в том, что Герцен – упорный, суровый персонаж. В эпизоде ​​« Salvage » он коротает остаток своей жизни, пытаясь создать информационный бюллетень под названием « The Bell », а также пытается поддерживать порядок в своем захваченном детьми доме. В то время как идея Стоппарда состоит в том, чтобы показать, как часто личная жизнь влиятельного человека является приземленной в отличие от общественной, распорядок дня не является безошибочным материалом неотразимой драматургии – даже если часть его посвящена страстным забавам Герцена с женой Огарева Наташей. (Марта Плимптон) и энергичные домашние разговоры с детской гувернанткой из Германии Мальвидой фон Мейзенбуг (Дженнифер Эль).

В конце концов, Герцен вынужден высказать почти завершающее замечание о «значении» – но посредственность этого утверждения настолько ошеломляет, что шокированные посетители могут возмущаться, что ему преподают такой пустяковый урок на вынос. Затем Стоппард усугубляет свою последнюю фразу, еще одно из потрясающих символических высказываний падает на протяжении всей пьесы, как лепестки увядших цветов.

Честно говоря, Стоппард много раз просвечивал сквозь банальность его остроумие, проницательность и чистое поэтическое письмо.В одной из сцен Тургенев говорит Герцену: «Вы говорите с человеком, который сделал литературную репутацию из русского крестьянства, и они ничем не отличаются от итальянских, французских или немецких крестьян. Консерваторы до мозга костей. Дайте им время. и они будут достойным соперником для любого француза, когда дело доходит до буржуазных устремлений ». Таких резких разговоров предостаточно, но времени их почти не хватает.

Стоппарда поддержал не так хорошо, как он мог бы быть режиссером Джеком О’Брайеном, конечно, не так эффективно, как в последнем совместном проекте пары, The Invention of Love .На протяжении всех трех пьес О’Брайен позволяет своим актерам выкрикивать диалоги, как будто с другого конца длинного туннеля. Более того, О’Бирн, злоупотребляющий децибелами, в основном подрывается своей однотонной (хорошо, двухнотой) ролью. В конце концов он такой же безжизненный, как длинные парики Тома Ватсона, которые он носит. Однако в Salvage Хоуку наконец сходит с рук его рев, когда его Буканин превратился в фальстафцев, в то время как Эле, Харнер и особенно Плимптон кажутся наиболее комфортными в рассеянном мире Стоппарда.

К тому времени, когда амбициозная трилогия Coast of Utopia подошла к концу, реальность такова, что, несмотря на почти девять часов игрового времени, Стоппард не приблизился к своей театральной Утопии не ближе, чем его персонажи до своей социальной версии.