Традиционализм реферат – Реферат на тему «Традиционализм и его влияние на систему государственного управления в Японии»

Содержание

Реферат – Традиционализм и его влияние на систему государственного управления Японии

КАЗАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

НАБЕРЕЖНОЧЕЛНИНСКИЙ ФИЛИАЛ

Кафедраистории и социально-политических дисциплин

Традиционализми его влияние на систему государственного управления в Японии.

Курсоваяработа

по курсу«Всемирная история»

Нестерова П.А., студента

IVкурса 906 группы

Научныйруководитель:

ЛипартелианиГ. Б.

Набережные Челны

2003

План:

 TOC o «1-3» h z u Введение. PAGEREF _Toc37632118 h 3

Глава 1. Японскийтрадиционализм и его роль в становлении системы управления Японией до 1889 года. PAGEREF _Toc37632119 h 7

Истоки и причины формирования традиционализма.PAGEREF _Toc37632120 h 7

Влияние традиционализма на систему управления Японией поконституции 1889 года.PAGEREF _Toc37632121 h 17

Глава 2.Традиционализм и современная Япония.PAGEREF _Toc37632122 h 23

2.1. Печать традиционализма на некоторых ветвяхполитической системы Японии.PAGEREF _Toc37632123 h 23

2.1.1. Традиции на промежутке с 1889 по 1947 год и причиныпринятия новой Конституции.PAGEREF _Toc37632124 h 23

2.1.2. Судебная система. PAGEREF _Toc37632125 h 26

2.1.3. Муниципальные органы… PAGEREF _Toc37632126 h 29

2.2. Обзор энергетического кризиса 1973 года и перестройкисистемы управления Японией.PAGEREF _Toc37632127 h 31

Заключение.PAGEREF _Toc37632128 h 34

Список используемойлитературы… PAGEREF _Toc37632129 h 36


Введение

К Японии в России всегда было неоднозначноеотношение. История двух стран полна разрывов и примирений, войн и периодовмирного сотрудничества. Это обусловливается соседством двух стран и постоянногостолкновения интересов в различных частях дальневосточного и тихоокеанскогорегионов. И в современных условиях, когда сталкиваются интересы не простостран, а государств, одно из которых обладает ядерным оружием, особо актуальнымстановится вопрос мирного сосуществования на континенте. В этой связи крайнеостро встаёт вопрос изучения истории развития Японии, а ещё больше – причин,которые обусловливают идеологические стереотипы и влияют на тот или иной выборполитического курса и каждого конкретного решения властей этого государства.

Актуальность данной темы можно увидеть в двухаспектах: научном и социально-политическом. Научная актуальность определяетсянедостаточной изученностью причин живучести традиций и слабостиконституционного порядка Японии. Социально-политическая актуальностьпроявляется, если вспомнить, что после поражения во Второй Мировой войне ибомбардировки Хиросимы и Нагасаки Япония не пришла в упадок, а, напротив, внастоящее время Япония процветает. Одной из важнейших причин экономическихуспехов этого островного государства является стабильность всего егополитического развития. Пережив за 60 лет две конституции, японскийгосударственный аппарат функционирует, обеспечивая стабильный рост экономики и успеховв социальной сфере. Даже учитывая то, что в последнее десятилетие Япониявступила в полосу затяжного экономического кризиса, эта страна остаётся втройке лидеров мировой экономики. Опыт японской модели государственногорегулирования, описанный в данной работе, может быть применён в любых сферахуправления, в том числе и государственных. Проблема, решаемая в этой работе,состоит в выяснении степени влияния традиций на японский государственныйаппарат.

Объектом исследования данной работы являетсягенезис государственного аппарата Японии. Предмет исследования — традиции и ихвлияние на систему государственного управления.

Обзор литературы подчинён хронологическомупринципу.

Характер реформ эпохи Мэйдзи и особенностименталитета японцев раскрыты в докладе А.В. Филиппова<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[1]

.

Обзор основополагающих документов – КонституцийЯпонии – дал в своей работе И.А. Латышев<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[2]

. Имвыявлены  процессы, сопутствовавшиепринятию японских Конституций, и показана специфика этих документов.

Важная часть исследования строится на материалахжурнала «Япония сегодня» и сайта www.japantoday.ru – в основном материалэнциклопедического характера.

К исследованию привлечены документы личногохарактера – письма Карла Хеннера  — нашего современника, родившегося в Перми, но получившего аспирантскоеобразование и работающего сейчас в Токио. Эти документы ценны тем, чтопозволяют взглянуть на японское общество глазами иностранца, которому намноголегче подметить культурные различия, нежели коренному жителю Страны ВосходящегоСолнца<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[3]

.

Экономические аспекты функционирования современногояпонского государственного аппараты выявлены в статье Е. Леонтьевой<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[4]

.

Роли императора в современном японском обществепосвящена статья «Символ единства народа»<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[5]

.

Обзор современной ситуации в Японии даёт статьяЯсуо Наито, В.Головнина, Д.Косырева<span Times New Roman”,«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA”>[6]

.

Отдельная статья В. Головина посвящена нынешнемупремьеру японского правительства<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[7]

.Проекты политических реформ системы государственного аппарата периода Коидзумираскрываются в статье «10 важнейших событий 2001 года в Японии ияпоно-российских отношениях»[8].

Также в работе использован материал справочного иэнциклопедического характера.

Целью данной работы является выяснение степенивоздействия традиционных взглядов японцев на формирование и развитие системыуправления их государством. Сопутствующая цель, поставленная в данномисследовании – раскрытие процесса эволюции японского государственногоаппарата  через призму господствующейидеологии.

Исходя из цели, ставятся задачи:

1) Охарактеризовать конституцию 1889 года и выявитьвлияние традиций на этот документ;

2) Обозначить наиболее устойчивые традиции,сохранившиеся в XXстолетии;

3) Показать обновление системы государственногоуправления в 1947 году и охарактеризовать некоторые ветви государственногоуправления в период 1947-1973 годов;

4) Выявить причины устойчивости отдельных традицийна данном промежутке времени.

Данное исследование состоит из двух глав. Оновыстроено по хронологическому принципу. В первой главе даётся описаниеяпонского традиционализма в его неофициальной стадии, то есть, дозаконодательного закрепления государственных норм в Конституции Японии 1889года. Вторая глава работы посвящена исследованию некоторых аспектовдеятельности отдельных частей госаппарата современной Японии, а именно судебнойи муниципальной власти, а также развитию этих органов на протяжении всего XX столетия.

Практическая значимость работы заключается в том,что она даёт не только и не столько представление о причинах современного устройстваяпонского государственного аппарата, сколько погружает нас в идеологию японцев,в их внутренний мир, через который уже можно объяснить многие вещи, причём нетолько систему государственного управления. Однако автор вынужден был ограничитьсярегламентом исследования и сконцентрироваться именно на системегосударственного управления, дабы в полной мере осветить данный аспект и неотходить от красной нити повествования.


Глава 1. Японский традиционализм и его роль в становлении системыуправления Японией до 1889 годаИстоки и причины формированиятрадиционализма.

В настоящее время Японияпереживает экономический кризис. Темпы роста национального продукта снизилисьдо 1% в год. Возможно, этот кризис является последним автономным, неспровоцированным внешними ценовыми или валютными ударами. Богатейшаявысокоразвитая страна оказалась просто неготовой к глобальной экономике<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[9]

. Медлительностьпри согласовании групповых интересов, привычка бюрократов действовать пошаблонам, нежелание политиков вникать в крупные проблемы привели к тому, чтоТокио пропустил наступление финансового кризиса и вход в затяжную экономическуюдепрессию[10]. За 8 лет, с 1993 по 2001год в Японии сменилось 7 премьеров. В этих условиях стабильность, которуюолицетворяет собой император, становится весьма значимой[11]. Данныйфеномен имеет глубокие исторические корни, что и придаёт ему особую значимость.

Развитие феноменаяпонского императора невозможно рассматривать в отрыве от истории государства инарода, которым он управляет. Процесс формирования вначале абсолютистской, азатем современной форм императорской власти пошёл ещё в древности.

В III веке в Японии начался процессразложения первобытнообщинного строя. В ходе этого процесса растётпроизводительность труда и усиливается социальное расслоение. Однако рабскиеформы эксплуатации не получили широкого распространения. Островное положениеЯпонии, географические условия и гористая местность сковывали их развитие. Здесьне получилось при примитивных орудиях труда создать крупные латифундии (посколькуполивное рисоводство требовало интенсивного труда крестьянина на небольшомучастке земли), а также добыть за счёт военных походов достаточное количестворабов.

Не последнюю роль играло иособое влияние китайской цивилизации, в первую очередь это проявилось взаимствовании религий и государственных институтов. Первым документом,определяющим систему функционирования государства, стала Конституция Сётоку,или Закон 17 статей (604 год). Эти статьи – не правовые положения в полномсмысле этого слова, а скорее религиозные и этические принципы этих положений.

Основой порядкапровозглашается «всеобщий закон», а государь – его выразителем, который имеетправо требовать от своих чиновников беспрекословного подчинения. В законеосуждаются междоусобицы, частное владение землёй, провозглашаетсягосударственная собственность на землю и государственные податиземлевладельцев. Правитель рассматривается в качестве единого суверена,вельможи – его чиновников, а народ – подчиняющейся массы людей<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[12]

.

Таким образом, в этомзаконе видны начала зарождения коллективистских черт в японской культуре<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[13]

.Провозглашается единоличная власть.

Междоусобная борьбапомешала созданию в тот период эффективно действующей центральной власти,которая утверждается лишь после очередной клановой победы – переворота Тайка(645 год). Законодательство «Тайхо Рё» — это свод законов, изданных в период с646 по 700 год. Он состоит из двух частей – аграрного и управленческогозаконодательства. Остановимся на последнем.

Реформы Тайка, имевшие дляЯпонии VII веказначение политической революции, знаменовали утверждение раннефеодальногогосударства во главе с наследственным монархом. Древняя религия японцев синто(«путь духов»), легко впитавшая идеи китайских религий о божественной силемонарха, также способствовала этому. В результате переворота Тайка было созданоединое японское государство во главе с императором, опирающегося на поддержкумогущественного клана Фудзивара, который впоследствии поставлял из поколения впоколение не только наследственных регентов-соправителей императоров, но иимператриц<span Times New Roman”,«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA”>[14]

.

Таким образом, реформыТайка закрепили положения «Закона 17 статей» и законодательно укрепили властьимператора. Эти два государственных акта способствовали укреплению в сознаниинарода идеи законности, что было характерной чертой раннефеодального общества.

Укреплению императорскойвласти способствовали первые летописи: «Запись о деяниях древности» 712 года,«Анналы Японии» 720 года. Перед составителями летописей была поставленаполитическая задача: исторически обосновать право императорского дома навласть. Эта задача была осуществлена путём прямого искажения действительности.

Однако главным лицом вгосударственном аппарате стал советник императора. На деле «сын неба», обладавшийпо закону высшей властью, уже в VIIIвеке более царствовал, нежели управлял. Высшая государственная власть в Япониипринадлежал Государственному совету, выполнявшему функции правительства.Непосредственные управленческие функции в Совете осуществляли два министра,опирающиеся в свою очередь также на советников. В правительстве находилось 8ведомств (двора, культа, складов и финансов, верховных дел, гражданских дел,церемоний и чинов, военных и публичных дел)<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[15]

.

Уже в VIII веке в сознании японцев прочноукрепился принцип легитимности императорской власти. То есть император, и никтодругой может быть главой государства. В конечном счете, именно это позволялодержать народ в относительной покорности.

Данное утверждение можноподкрепить прецедентом, созданным в 784 году, когда непомерно усилившийся придворныйклан Фудзивара, стремясь ослабить императорский трон, захватили правителя иувёзли его на север, где и началось сооружение новой столицы «мира и покоя»(Хэйан). В 858 году Фудзивара добились места регента при малолетнем императоре,а в 887 году захватили и пост канцлера при подросшем правителе<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[16]

. Своювласть Фудзивара осуществляли через назначение на ключевые государственныедолжности членов своего клана. До этого момента Фудзивара усилили свою власть,обязав императора в 729 году брать себе жён только из данной семейной группы.

Таким образом, уже в этовремя, императорская династия была своего рода символом государственной власти,убрать которую Фудзивара не решились. Однако политическая власть императорабыла крайне ослаблена.

О силе символа императоракак основы государственной власти говорит следующий процесс. В X веке с непомерным усилениемклана Фудзивара, из источников исчезает упоминание о «божественномпроисхождении» императора, а в 969 году — сам термин «император» («тэнно»),заменённого выражением  «отрекшийсяимператор» («ин»). Император отрекался от престола в пользу своего малолетнегосына и постригался в монахи. Если ранее реальная власть в императорском доменаходилась в руках жены и матери императора (которые, как было указано выше, с729 года были исключительно из клана Фудзивара), то теперь «отрёкшийсяимператор» не был связан никакими ограничениями. Дело в том, чтозаконодательный акт, противоречащий миропониманию населения, в лучшем случаевстретит протест с его стороны, а в худшем, будет просто проигнорирован. Такполучилось и в этот раз. Император, пользующийся поддержкой рядовогосамурайства, провинциальных должностных лиц и церкви, куда ещё не прониклиФудзивара, реально восстанавливал и приумножал владения императорского дома<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[17]

. Кконцу XII векаимператорский дом вновь превратился в крупнейшего земельного собственника. Этотпериод в истории страны именуется правлением экс-императоров («Инсэй») и обычнодатируется 1068-1167 годами.

Таким образом, усилениеимператора, сумевшего выйти из-под юрисдикции Фудзивара, говорит, во-первых, осиле императорской власти в сознании рядовых японцев, а во-вторых, о силеяпонского бюрократического аппарата.

В XII веке растёт политическая мощь ивоенное влияние губернаторов, наместников, которые фактически становятсянеограниченными правителями на подведомственных им территориях. В такихусловиях в Японии устанавливается новая форма правления – сёгунат –своеобразная форма военной диктатуры, при которой власть сосредоточена в рукахсёгуна – «великого полководца». Система сёгуната с некоторыми перерывами просуществовалас 1192 по 1868 год. Новый военно-бюрократический аппарат назывался «бакуфу»(правительство).

Характерной чертойсёгуната стало сохранение императора как номинального главы государства,обладающего некоторыми представительскими и церемониальными функциями. Императоруотводились все причитающиеся по рангу почести, однако реальной политическойсилы у него не было. Главной функцией императора было отправление религиозныхобрядов. Забегая вперёд, можно сказать, что до сих пор в Японии, в отличие отКитая, не признаётся смена династий, считается, что правит клан, установившийсяещё в VI веке<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[18]

.

Сёгунский период являетсяважным компонентом для понимания специфики японского госаппарата. Сёгун,военный правитель, не пошёл на низложение императора, потому что в этом случаевозникло бы подозрение в нелегитимности новой власти. Теперь создалосьдвоевластие: император и сегун. Разумеется, эти два титула не былиравноправными в глазах японцев – в данном случае речь идёт о политическойситуации. Император стал править в Киото, а сёгун создал свою столицу вКамакура. Двоевластие было юридически закреплено указом императора 1205 года,согласно которому все апелляции невассалов сёгуна надлежало направлять в Киотона рассмотрение экс-императора.

Характерной чертой раннегосёгуната является всевластие глав больших семейных групп. И в этом проявляетсявторая важная, наряду с институтом императорской власти,  составляющая традиционалистическогоустройства Японии – это безусловный авторитет главы семьи<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[19]

. Онбыл обязан заботиться о сохранении семейной собственности, фамилии,традиционной семейной профессии, осуществлять контроль над членами семьи.Нарушителей установленного порядка он мог лишить земли. В условиях военноговремени он командовал военным подразделением. Глава семьи отправлял культпредков. Стоит заметить сходство функций и положения императора и главы семьи –они оба выполняют религиозные функции и обладают единоличной властью (в решенияглавы семьи не мог вмешиваться даже сёгун[20]).

В середине XIII века в результатеразветвления генеалогического древа императорского дома,  происходит его разделение на северную и южнуюветвь. В результате посредничества сёгуната была достигнута договоренность онаследовании престола по очереди между этими двумя ветвями. Налицо былаопределённая политика сёгуната, направленная на ослабление своих главныхпротивников. В результате этот шаг создал предпосылки для будущих смут — следующие сёгуны получали своего рода доступ к наследникам, обеспечивающимлегитимность их политического господства. Это время – период сильнейшегокризиса императорской власти, что проявилось в войне двух ветвей дома правителяи в эпической «Повести о великом мире» (I половина XIVвека), где потомок богов впервые назван «мятежником»<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[21]

.

Черты абсолютистскогоправления сёгунат приобретает лишь в XVII-XVIIIвеках, когда при третьем сёгунате Токугава (1603-1867) происходит ужесточениеметодов управления, создаётся полицейский аппарат, земли феодалов («даймё» — «большое имя») конфискуются государством.

Новый сёгун проделалцеленаправленную и кропотливую работу, в результате которой император былполностью изолирован от политической жизни. Его авторитет в этой сфере большесёгуну был не нужен. И, хотя император уже давно не обладал реальной властью,Иэясу Токугава (основатель новой династии сёгунов) на всякий случай перенёсместо пребывания своего правительства в Эдо, и город стал не толькоадминистративно-политическим, но и культурным центром страны<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[22]

. В1869 году Эдо переименован в Токио[23].

В это время наиболеезаконченные формы приобретает сословное деление, скреплённое законом и властьюсёгуна, выраженное формулой «си-но-ко-сё»: самураи, крестьяне, ремесленники,торговцы. В дворянском сословии самураев имелось две группы – высшая и низшая.У самураев была одна важная привилегия – они и только они могли заниматьадминистративные и военные должности. Исключительно самурайским занятием былавоенная служба<span Times New Roman”,«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA”>[24]

.  

Эпоха Токугава (1603-1867)была эпохой внутреннего мира. Такого длительного периода без войн, которыйвоцарился в Японии с приходом к власти дома Токугава, не знала ни одна другаястрана<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[25]

.

Императоры несколько разпредпринимали попытки свергнуть власть сёгунов и вернуть себе всю полнотувласти в стране. Это окончательно удалось лишь в 1868 г. в ходе РеставрацииМэйдзи, когда понятия «сёгунат», «бакуфу» и титул сёгун стали достояниемистории<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[26]

.

Этому предшествовалоскладывание целого клубка противоречий во внутренней жизни страны.  

Обрабатываемая площадь сначала XVIII векапрактически не расширялась, оставаясь на одном и том же уровне (2,9-3,0 млн. тё<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[27]

).Прирост населения также был предельно низок – с начала XVII до середины XIX века – 0,01% в год. Наиболее яркимсвидетельством активно идущего вызревания в экономике Японии предпосылоккапиталистического способа производства, вступавшего в противоречие со способомфеодальным, было неизменное увеличение количества мануфактур. В первой половинеи XIX века в страневозникло более 180 новых мануфактур, что превышало общую цифру за двапредшествующих столетия[28].

Кризис экономический былдополнен кризисом социальным. Выражением его в 1837 году стало восстаниеХэйхатиро из-за спекуляций рисом в условиях голода и из-за бездействия иневмешательства сёгуна в решение этого вопроса.<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[29]

Показателем социального кризиса стало то, что это восстание нашло отклик повсей стране и среди совершенно разных социальных групп – городских низов,крестьянства и самураев. Это восстание носило антибуржуазный характер.

Проявление политического кризисастала неудача сёгуната в попытке укрепить феодальные порядки. В декабре 1841 годасёгуном был издан указ о роспуске монопольных гильдий, фактически означавшийустановление свободного рынка. Это встретило сильное сопротивление со стороныторговцев и ростовщиков, к тому же состояние рынка полностью вышло из-подконтроля, и сёгун был вынужден уйти в отставку. В 1851 году этот указ былофициально отменён, что свидетельствовало об ослаблении позиций класса феодалови усилении активности буржуазных слоёв.

Однако важнейшей причинойреставрации власти императора стал внешнеполитический провал сёгуната.

8 июля 1853 года в бухтуУрага южнее столицы вошла американская эскадра коммодора Перри. После передачиписьма сёгуну, Пери пообещал вернуться, что и сделал на следующий год, когда исостоялись переговоры. 31 марта был подписан первый договор. Американскиекорабли получили право захода в японские порты, где они могли по бартеруприобретать продовольствие, топливо и другие товары. В это же время подобныйдоговор был заключен в Японии с российским вице-адмиралом Путятиным. Договоры сАнглией и Голландией и Россией устанавливали предельно низкие таможенныепошлины, что привело к неконтролируемому влиянию на рынке иностранных торговыхкомпаний.

Угроза потери своейнезависимости становится в Японии ускоряющим импульсом национального движения,развитие которого происходит по мере всё большего осознания самураяминеобходимости возрождения и единства страны, создания сильногоцентрализованного государства, способного обеспечит себе независимое,самостоятельное существование. Единственный путь к этому – проведениебуржуазных реформ.

Начавшаяся в Японии вконце 60-х годов XIXвека борьба между сторонниками сёгуна и императора была связана не с тем,проводить или не проводить реформы, настоятельная необходимость которых сталаочевидной, а с тем – кто их будет проводить. Лозунги устранения власти сёгуна ивосстановление власти императора, имеющей традиционное религиозное обоснование,становятся той общей идейной платформой, на которой и происходит объединениереформаторских сил. Показательна и религиозная окраска антисёгунской идеологии:буддизму – религии сёгуна противопоставляется древняя религия японцев синто –обожествляющая императора<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[30]

.

Дальновидные самурайскиекруги видели в императорском престоле, в культе императора единственно надёжнуюпору в деле консолидации перед внешней угрозой. Не случайно именно в это времяв Японии восстанавливается  «тэнноизм»(от слова «тэнно» — «Сын Неба» — древнего названия японского императора) каксложное многоплановое явление, получившее название «императорский путь»,несущее политический, идеологический, религиозный и мировоззренческий смысл,ставшее объединительным началом, которое выработало у японцев особое чувствонациональной общности.

1868 год ознаменовалначало важного переломного этапа в истории Японии. События этого года получилиназвание «реставрации Мэйдзи». Их первым политическим результатом сталосвержение сёгуна и восстановление власти японского императора в формеабсолютной монархии. Первым актом нового правительства стало введениеспециального летоисчисления по названиям периодов правления того или иногоимператора. Это было предпринято для упрочения в глазах населения политическойи религиозной власти императора. Западные державы не вмешивались в этотконфликт, познав разрушительность народного движения в Китае.

Возникает вопрос: почему же неполучилось свергнуть сёгуна и посадить на престол другого военного правителя,как это было с двумя предыдущими сёгунскими династиями? Дело в том, чтосёгунская система исчерпала себя и возникла острейшая необходимость в созданиисильной самодержавной власти. Сёгунат тоже был абсолютистской системой, однакоу него не было прочных корней по сравнению с императорской властью. Заимператорской властью стояла ощущение легитимности — идея божественногопроисхождения, что почти никогда не говорили о себе сёгуны<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[31].Нарождающемуся монополистическому капиталу нужен был император, что ипроизошло.

Таким образом, в ходе этой«революции сверху» были решены две задачи – общенациональная задача защитыстраны от потери ею суверенитета и скорее контрреволюционная по отношению кнародному движению задачу перевода этого движения из русла революционной борьбыв русло реформ. Главным итого развития Японии на данном этапе стало возрастаниероли императорской власти как консолидирующего начала японской нации.


Влияние традиционализма на систему управленияЯпонией по конституции 1889 года.

События предшествующего периода быливременем формирования миропонимания японской нации. Основой этого убежденияявлялась власть императора. Именно она была критерием легитимности того илииного сёгуна. Законодательное оформление традиционная точка зрения наимператора получила в ходе т.н. «Реставрации Мэйдзи» и последующего принятияпервой японской конституции.

Обещание созвать в 1890 г. парламент,прозвучавшее в императорском указе от 12 октября 1881 г., заметно оживилополитическую обстановку в стране. В самые кратчайшие сроки были сформированыполитические партии — либеральная и конституционных реформ. Они отражали восновном интересы помещиков, средней части буржуазии, мало связанных справительственными сферами и надеявшихся добиться хоть небольшой, весьмаумеренной либерализации существовавшего строя, при котором в правительстведоминировала клика выходцев из княжеств Сацума и Тёсю. Примечательно, что, вотличие от европейских стран, политические партии в Японии были сформированы непосле, а до появления парламента.

В 1882 г. за рубеж была отправленаправительственная миссия во главе с одним из наиболее консервативных деятелейИто Хиробуми для изучения конституционного опыта европейских стран. Черезполтора года Ито вместе со спутниками вернулся на родину и, затворившись насвоей загородной вилле, в полном секрете от общественности начал работу надпроектом Конституции Японии<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[32].

Он исходил из принципа, что, так какв Японии нет «объединяющей религии», подобно западному христианству, то центромконституционного правления должна стать императорская династия, олицетворяющаягосударство и нацию. За образец им был выбран самый реакционный вариант —Конституция Пруссии. Но прежде чем проект был предложен на рассмотрениеправительства и императора, пришлось провести некую подготовительную работу, чтобыисключить возможность хотя бы малейшей радикализации планируемого парламента.

Во-первых, либерализм выборной нижнейпалаты было решено изначально ограничить безусловным консерватизмом верхней,назначаемой. Для этого в 1884 г. в стране был создан институт пэров иустановлены аристократические титулы (князь, маркиз, граф, виконт и барон),которыми наделялись бывшие даймё, придворная знать и некоторые наиболееревностные сторонники трона.

Во-вторых, произошла реорганизацияправительства по европейскому образцу. Первый кабинет министров Японии,возглавленный Ито Хиробуми, состоял из 10 человек — премьера и 9 министров (8из них были выходцами из консервативных кругов). Кроме того, из Токио властивыслали около шестисот представителей оппозиции. Наиболее радикальные из нихбыли посажены в тюрьму<span Times New Roman”,«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA”>[33].

Подготовка Конституции Мэйдзи былазакончена лишь к 1888 г. Проект решили не выносить на широкое обсуждение, какэтого добивалась оппозиция, а рассмотреть на Тайном совете, созданном приимператоре и состоявшем из 12 представителей бывшей феодальной аристократии, восновном из княжеств Сацума, Тёсю, Тоса и Хидзэн. Тайный совет возглавил всетот же Ито Хиробуми, отказавшийся ради этого от поста премьер-министра. Околополугода Тайный совет за закрытыми дверями занимался шлифовкой текстаКонституции. Наконец в ноябре 1888 г. она была зачитана императором во дворце вприсутствии членов правительства, высших сановников и иностранныхпредставителей. И лишь 11 февраля 1889 г. во исполнение обещания император «дарует»своим подданным Конституцию, отменить или изменить которую мог только он сам<a h

www.ronl.ru

Реферат Традиционализм

скачать

Реферат на тему:

План:

    Введение
  • 1 История развития
    • 1.1 Интегральный традиционализм
  • 2 Проявления
  • Примечания
    Литература

Введение

Традиционали́зм — мировоззрение или социально-философское направление, которое выраженную в традиции практическую мудрость ставит выше разума[1] или контрреволюционные[2] консервативно-реакционные идеи, представляющие собой идеологически оформленную защитную реакцию на отклонение культуры и социума от некоей идеализированной социокультурной модели, представляющей собою общий устойчивый порядок.[3] Понятия традиционализма и консерватизма крайне близки, однако консерватизм не отрицает эволюционное развитие общества.[4]


1. История развития

Примитивный, дорефлективный традиционализм отличается практическим отсутствием противостоящей изменениям группы людей и связан с мифологическими представлениями о традиции. Появление идеологического, или рефлективного традиционализма связывают со временем Средневековья или с концом XVIII века, когда философами Просвещения были посеяны сомнения в традиционных истинах[3], и связывают с такими именами, как Жозеф де Местр, Луи Габриэль Бональд Амбруаз, Франсуа Рене де Шатобриан и Фабр д’Оливе.


1.1. Интегральный традиционализм

Интегральный традиционализм — безальтернативно-сакральное[5] философско-религиозное учение, критикующее современный мир и выявляющее во всех культурах и религиях логику единой интегральной «Традиции», некогда существовавшей, но утраченной. Сформулированно выдающимся французским мыслителем Рене Геноном в XX веке. К числу ярких представителей интегрального традиционализма принадлежат итальянский философ Юлиус Эвола, голландско-немецкий лингвист, археолог, этнограф, основатель Аненэрбе Герман Вирт (с оговорками), румынский этнограф и религиовед Мирча Элиаде, мыслители Титус Буркхардт, Фритьоф Шуон, современный русский философ и геополитик Александр Дугин, философ Евгений Головин и другие.

Основателя учения Рене Генон некоторые западные философы и социологи[6] по степени радикализма сравнивают с Карлом Марксом, отмечая, однако, куда более глубокую критику современного мира во всех его проявлениях. Рене Генон оказал фундаментальное влияние на целый ряд современных политических, социальных и культурных течений, в том числе, на немецкий национал-социализм, особенно эзотерические течения СС (через Юлиуса Эволу и Германа Вирта), итальянский фашизм (через Юлиуса Эволу), революционное студенческое движение 1968 года (через Ги Дебора), европейское движение Новых правых (через Алена де Бенуа), итальянскую политологию, социологию и философию (через Клаудио Мутти), американский революционный анархизм (через Хаким Бея, он же Питер Уилсон) и, особенно, на русское неоевразийство и национал-большевизм середины 90-х годов (через Александра Дугина).


2. Проявления

Традиционализм характерен для политического реакционного движения. Для традиционного общества, как и для внутриконфессиональной ортодоксии характерны моноцентризм и авторитаризм.

В искусстве традиционализм противостоит авангардизму.

Для гендерного традиционализма[7] характерны патриархальные семейные отношения, что плохо сочетается с концепцией равных прав[8] (см. сексизм), и с кризисными жизненными реалиями, в которых людям приходится менять свои социальные роли по экономическим причинам,[9] однако нельзя однозначно сказать, что подобные отношения на постсоветском пространстве вытесняются.[10]


Примечания

  1. И. Ивин. Философский словарь. — Традиционализм и антитрадиционализм – terme.ru/dictionary/187/word/
  2. Виталий Аверьянов — Разные консерватизмы, разные традиционализмы – www.perspektivy.info/misl/idea/razn_konservat.htm
  3. 12 Новейший философский словарь — Традиционализм – slovari.yandex.ru/dict/phil_dict/article/filo/filo-812.htm
  4. Журнал «Власть» № 33 (687) от 21.08.2006 «Консерватизм — это осторожное и опасливое отношение к прогрессу» – www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=698946&ThemesID=201
  5. М. М. Федорова. Модернизм и антимодернизм во французской политической мысли XIX века — Традиционализм как антимодернизм – society.polbu.ru/fedorova_modernism/ch03_iii.html
  6. Rene Alleau «De Marx a Guenon: d’une critique “radicale” a une critique “principielle” des societes modernes», Les dossiers H, Paris, 1984.
  7. Светлана Шакирова, Карлыгаш Токтыбаева — Материнство как фактор женской состоятельности – www.vvsu.ru/grc/e-library/files/materinstvo.doc
  8. Малышева М. М. и др. Россия — 1997: права женщин в контексте социально-экономических реформ – www.a-z.ru/women/texts/hrwatchr.htm
  9. Айвазова С. Г. Гендерная асимметрия российской повседневности // Айвазова С. Г. Русские женщины в лабиринте равноправия – www.owl.ru/win/books/rw/o3_1.htm
  10. А. А. Темкина — Постсоветский гендерный порядок: Девственность vs. Свобода до брака? – manag.kubsu.ru/urnal/2007-2.pdf

Литература

  • Mark Sedgwick Against the Modern World: Traditionalism and the Secret Intellectual History of the Twentieth Century. — New York: Oxford University Press, 2004. (англ.)

wreferat.baza-referat.ru

Реферат – Традиционализм и новаторство римской литературы

Федеральное агентство по образованию

Российский Государственный Университет имени Иммануила Канта

Кафедра зарубежной литературы

Контрольная работа по теме

«Традиционализм и новаторство римской литературы»

Выполнила: студентка 1 курса ФФ и Ж

5группы Мустафаева Т.Д.

Проверил: Малащенко В.В.

Калининград

2006 г.

Введение. 3

Фольклор и его жанры… 5

Периодизация римской литературы… 7

Самобытность римской словесности. 10

Заключение. 12

Список используемой литературы: 14

Сноски. 15

По традиции начало римской литературы относят к 240 г. до н.э., тогда в Риме была осуществлена первая театральная постановка по греческому образцу. До этого времени латинская словесность была исключительно устной и безымянной. У римлян авторская поэзия рождается довольно поздно – лишь в Ш в. до н.э., то есть через пять столетий после появления в Греции поэм Гомера. У римлян переход от устной культуры к письменной осуществлялся через многочисленные переводы на латинский язык различных памятников греческой литературы. В Древнем Риме письменная литература возникает в первую очередь как переводная.
Гораций отмечал культурное превосходство греков и отвергал художественную ценность архаической латинской поэзии:

«Греция, взятая в плен, победителей диких пленила,

В Лаций суровый внеся искусства, и так пресловутый

Стих сатурнийский исчез, неуклюжий, — противную вязкость

Смыло изящество, все же остались на долгие годы,

Да и по нынешний день следы остаются».

Гораций указывает на парадоксальный феномен: в 146 г. до н.э. римляне победили силой оружия Грецию, но оказались у нее в культурном подчинении.

Многие исследователи считают, что древние римляне не обладали фантазией, а потому и способностью создавать, подобно грекам мифы, которые стали бы основой их художественного творчества. Высказанное учеными суждение о «антимифологичном» уме римлян не беспочвенно. Отсутствие у них мифов о рождении богов объясняется скорее прагматическим характером их религии, тесно связанной с социальной жизнью и целиком обращенной к современной, конкретной действительности.

В том, как римляне приспосабливали греческую мифологию к своим насущным потребностям, проявился исключительный утилитаризм их религии. Так, бог Аполлон, покровитель поэтов и музыкантов, у римлян первоначально почитался за свое искусство целителя. В Риме официальное установление его культа было вызвано эпидемией чумы в 433г. до н.э.2 А уже через два года, в 431 г. до н.э., на Марсовом поле был построен храм, посвященный Аполлону Врачевателю. Дистанция между греческим и римским духом максимально сокращается в эпоху эллинизма. Греческая культура этого века представляется римлянам более понятной и доступной для усвоения. Поэтов и прозаиков начинает интересовать жизнь человека с его внутренним миром.
Однако не во всех областях римской культуры греческое влияние было изначальным. Например, художественный опыт греков, в красноречии столь необходимый для становления жанров римской литературы, был воспринят римлянами сравнительно поздно. Для римлян красноречие в первую очередь являлось неотъемлемой частью их общественной жизни и лишь потом искусством.
Цель данной работы – определить, что нового привнесла римская литература, следуя греческой традиции.
Задача – проанализировать становление римской литературы.

Фольклор и его жанры

В римском фольклоре получили развитие в основном те же жанры и формы, что и в греческом. Вместе с тем в устном народном творчестве римлян проявлялась национальная самобытность.

Песенный фольклор . Бытовали трудовые песни, детские игровые, колыбельные. Заметное место в фольклоре занимали религиозные гимны. В пиршественных песнях вырабатывался национальный стихотворный размер, например сатурнский стих, основанный на тоническом принципе (в отличие от греческого, базирующегося на принципе метрическом). В дальнейшем он был вытеснен гекзаметром, хотя довольно долгое время использовался в эпитафиях.

Сатурналии. Песни, сопровождавшие игровые представления, содержали зачатки римской драмы. Эти игры были приурочены к празднику Сатурналий и были названы так в честь римского бога Сатурна, покровительствовавшего земледельцам и урожаю. Сатурналии являлись разновидностью карнавала, на них торжествовала комическая стихия, проявлялась народная смеховая культура. Это была своего рода параллель к греческим празднествам в честь бога Диониса. Участники дарили друг другу свечи, глиняные изделия, обменивались шутливыми стихами в которых могли звучать колкости, насмешки. Это были «фесценнины»: в них присутствовал диалог как зерно будущего драматического произведения.

«Перенимая стилевые формы греческой литературы, греческие литературные жанры, Рим устраняет очень многие пережиточные моменты, сохранявшиеся у греков. Так, в греческой драме, в трагедии и комедии, было обязательным участие хора. Связанный с празднествами Диониса, на которых происходили театральные представления, хор этот пережиточно продолжает функционировать и тогда, когда драма в сущности уже перестала в нем нуждаться. В римской драме эта обязательность отпала; такие местные особенности, вытекающие из специфических условий возникновения жанра, в римской литературе уже теряются».[3]

Триумфальные песни. В обстановке военных конфликтов в Риме сложилось особое торжество в честь победителя-полководца. Оно провозглашалось решением сената, когда было истреблено не менее 5000 врагов. Триумфальное шествие обычно начиналось на Марсовом поле и шло через весь Рим, мимо форума, заканчивалось на Капитолии. Солдаты, получившие от полководца денежные подарки и почетные награды, распевали триумфальные песни, в которых содержались не только хвалы, но и шутки по адресу триумфатора в духе фесценнин. Критическое начало, заключенное в этих песнях, отражало особенность римской общественной жизни на раннем этапе: тот, кто совершил проступок, мог стать объектом порицания. Здесь мы находим также зачатки народной драмы.

Историк Тит Ливий (VII, 2, 4) сообщает, что в 364 г. до н. э. для умилостивления богов во время эпидемии были приглашены актеры, танцоры из Этрурии, которые создали с помощью римских молодых людей здесь уже нечто вроде настоящего театра, с мимическими плясками под аккомпанемент флейты. В области драмы большим распространением пользовались в Риме ателланы, особого рода фарс, пришедший из кампанского города Ателлы. Он тоже отличался пародийным и сатирическим характером, часто нападал на общественные порядки и частных лиц и держался в Риме очень долго.

Пословицы и поговорки . В них ярко сказывались присущая латинскому языку сжатость, лаконичность, афористичность выражения. В пословицах отразились здравый смысл и наблюдательность римлян. Пословицы отличались ритмической организованностью, образностью. Обычно двучленные в композиционном плане, она охватывали широкий круг бытия.

Народная поэзия, получившая развитие в дописьменную эпоху стала основой для творчества многих писателей: Овидий опирался на народные поверья при написании поэмы «Фасты», становление римской комедии проходило под влиянием образов римского фольклора, подобно греческому, римский театр имел фольклорные истоки.

Существуют разные подходы к периодизации римской литературы. В основном выделяют два основных этапа :

Эпоха Республики Эпоха Империи

Первый этап — это литература эпохи Республики. Он состоит из трех периодов

· Первый – архаичный, или долитературный; он представлен образцами фольклора.

· Второй – ранняя римская литература (Ш – первая половина II в. до н.э.) отмечена появлением первых римских писателей, положивших начало важнейшим видам римской литературы. В эту эпоху жили поэты Ливий Андроник, Невий, Плавт, Энний, оратор Аппий Клавдий Слепой и историк Квинт Фабий Пиктор. Из всех вышеперечисленных писателей полное представление можно составить лишь об одном — о Плавте, от которого до нас дошло двадцать комедий.

· Третий период – литература периода Гражданских войн(середина IIв. до н.э. – 30-е годы н.э.). В это время творят мастера слова, работавшие в разных жанрах: оратор Цицерон и поэт-лирик Катулл, историк Юлий Цезарь и Лукреций, творец философского эпоса «О природе вещей». Литература этого периода характеризуется такими произведениями, которые стали классическими не только в римской, но и в мировой литературе.

Второй этап – литература эпохи Империи. Здесь также можно выделить три периода.

· Первый – литература «века Августа», так называемого «золотого века». Он представлен созвездием блестящих имен, среди которых Вергилий, Гораций и Овидий.В этом веке активное развитие получает поэзия, для которой характерны с одной стороны, патриотические темы, с другой стороны – любовные мотивы

· Второй период – это время I в. – начало II века н.э., «серебряный век», когда творили философ и драматург Сенека, прозаик Петроний, автор романа «Сатирикон», баснописец Федр.

С одной стороны, послеавгустовская эпоха не случайно названа «серебряным веком». Литераторы, достаточно самобытные, в мастерстве, масштабности, глубине поставленных проблем, уступают своим предшественникам, таким, как Вергилий, Гораций и Овидий.

С другой же стороны они характеризуются своими несомненными достижениями и своеобразием.

Во-первых, писатели уже в меньшей степени зависимы от греческого влияния, развивают римские художественные формы. Они опираются не только на творения эллинов, но и на опыт своих предшественников. Во-вторых, в литературе «серебряного века» политическая проблематика отходит на второй план. Теперь, в отличие от эпохи Республики, вмешательство в политическую борьбу было чревато последствиями. В-третьих, возросло внимание писателей к проблемам этики, к поведению человека. Это было закономерно, так как в то время граждане ощущали непрочность своего положения, непредсказуемость судьбы. В-четвертых, в литературе получил развитие риторический стиль, появилось пристрастие к пафосу, патетике, при сравнительно неглубоком содержании. Художественная проза приобретала ритмичность, сближалась с поэзией, ее стиль становился красочным, пышным. Характерными для этого века становятся жанры мифологической поэмы и трагедии. В-пятых, в литературе усилился интерес к быту, к частной жизни отдельного человека, который отдалялся от государственных и общественных дел. Усугубляется искусство психологической характеристики и портрета.

· В третьем, заключительном периоде римской литературы, самая заметная историческая фигура – Апулей, создатель римского романа, автор знаменитого романа «Золотой осел».

В целом же, римская литература, особенно в эпоху Империи, уступает греческой, в глубине эстетического анализа и своей масштабности.

Самобытность римской словесности

Особенности жизненного уклада римлян, их традиции, мораль, религия, образование, не могли не сказаться на характере созданного ими словесного искусства. Конечно, на фоне гениальных эллинов достижения римлян выглядят в области словесности несколько скромнее. К тому же, многообразное и интенсивное влияние древнегреческой литературы на римскую — несомненно. Об этом свидетельствуют даже сами римские писатели. Но ошибочно считать римскую литературу бледной копией, полным подражанием литературы греческой.

Во-первых, римская литература , создававшаяся на латинском языке, заметно тяготеет к жанрам, связанным с практической, повседневной жизнью. Эпос, например, считался высоким жанром, он служил для прославления подвигов не только мифологических, но и исторических героев, а главное – для возвеличивания римской государственности. С этой целью были задуманы «Анналы» Энния и «Энеида» Вергилия.

Театр несколько утратил активную воспитательную функцию, присущую ему в эпоху Эсхила, Софокла, Еврипида. Он в значительной мере служил целями развлечения наряду с другими зрелищами и пышными празднествами, особенно в эпоху Империи. Вместе с тем римская комедия, ориентируясь на греческие образцы (прежде всего на Менандра), была связана с римской смеховой культурой и фольклором.

Интенсивное развитие получили в Риме красноречие и риторика , входившие в круг интересов римского аристократа, ориентированного на политическую карьеру, деятельность в сенате. В Риме было немало блестящих ораторов. Среди них, например, Юлий Цезарь, Цицерон; последний по праву стоит рядом с Демосфеном как классик античного красноречия. Сам риторический элемент перевоплотился в художественный стиль римской литературы: примеры того являются Вергилий и Гораций, Овидий и Сенека, Ювенал и Апулей.

Также получает свое развитие историческая проза , восходящая к летописным хроникам: для нее характерно воссоздание и осмысление уроков, вытекавших из пути, пройденного римским государтвом (Юлий Цезарь, Тит Ливий, Светоний, Тацит).

Во-вторых, писатели Рима были органично связаны с греческой литературой и культурой, римское словесное искусство испытало процесс «эллинизации». Использовались как сюжеты, так и художественные формы греков. Но это было не механическое подражание, а творческое осмысление эллинского наследия, использование его для решения римских национальных задач. Римляне видели в греках учителей, выражали свое восхищение ими. Гораций даже призывал читать греческую литературу днем и ночью.

В-третьих, становление римской литературы, появление первых писателей (Ливий Андроник, Энний Невий) совпало с позднеэллинистическим этапом греческой литературы. Классическая римская литература отразила более зрелый, по сравнению с греческой, исторический этап: уже произошел распад гражданского коллектива и личность все активнее противостояла государству. Отсюда внимание к психологическому миру индивида. Это нашло выражение, например, в разработке любовной темы у Катулла, Горация и особенно Овидия.

Все эти особенности римской литературы определили популярность римских писателей, начиная с эпохи Возрождения. Данте избирает в «Божественной комедии» проводником по загробному миру Вергилия. Сюжеты Плавта находят отзвук у Шекспира, Мольера. Идеи «Послания к Пизонам» Горация питали эстетику европейского классицизма. Пушкин сопоставлял свою судьбу в пору южной ссылки с участью римского поэта Овидия, ставшего жертвой Августа. Поклонником римской поэзии был Брюсов, отдавший почти четверть века работе над переводом «Энеиды» Вергилия.

Заключение

Безусловно, римская литература, как и вся культурная жизнь Рима, была достаточно тесно связана с античной Грецией. Поэтому невозможно рассматривать ни римскую литературу независимо от литературы греческой, ни греческую, в ее послеклассический период – независимо от римской.

При всем подражании грекам, римляне создавали вполне самобытные произведения, которые обнаруживают свое римское существо, сохраняя при этом лишь внешне греческий облик.

Как и греческая, римская литература в своих специфических формах отразила существенные черты античности.

Определить национальные, самобытные черты римской литературы позволили менталитет римлян, их традиции, религиозные представления. Все эти особенности повлияли на жанровое своеобразие и стилистику римской литературы.

Рим дал миру немало выдающихся писателей — Плавт, Теренций, Гораций, Овидий, Цицерон, Лукреций, Катулл, Тацит и многие другие.

Неоспоримы достижения римской литературы в I в. до н.э. В этот период гражданских войн были заложены основы исторической прозы. Переживало расцвет искусство красноречия, получившее яркое воплощение у Цицерона.

Римская литература подняла на новый уровень лирическую поэзию (Гораций, Катулл), элегию (Овидий), философский эпос (Лукреций), жанр эпиграммы (Марциал).

Сохраняя на всем протяжении своей истории национальные основы и вместе с тем обращаясь к достижениям греческой культуры, Рим создает свое собственное наследие, которое питало культуру последующих эпох человечества. Художественный синтез мыслей римской литературы в дальнейшем лег в основу европейской культуры нового времени.

«Римская литература служила передаточным звеном между литературами греческой и западноевропейской. Формирующая роль античности для западноевропейской литературы основывалась вплоть до XVIII в. на воздействии римского, а не греческого варианта. И в эпоху Возрождения и в XVII — XVIII вв. греческая литература воспринималась в Европе сквозь призму Рима».4

Справочные издания:

1. Античная культура. Литература. Театр. Искусство. Философия. Наука. Словарь-справочник / Под. Ред. В.Н. Ярхо. М., 1995.

2. Ильинская Л.С. Античность. Краткий энциклопедический справочник. М., 1999.

3. Лосев А.Ф. Словарь античной философии. М., 1995.

4. Словарь античности / Пер. с нем. М., 1989.

Научно-критическая литература:

1. Античная литература. Рим. Хрестоматия. М., 1989.

2. История римской литературы. М., 1959 – 1962. Т. 1-2.

3. Дуров В.С. История римской литературы. СПб.,2000.

4. Лосев А.Ф., Сонкина Г.А., Тимофеева Н.А., Черемухина Н.М., Тахо-Годи А.А. Античная литература. Под общей ред. А.А. Тахо-Годи, М.,1980.

5. Моммзен Т. История Рима. СПб.,1993.

6. Чистякова Н.А., Вулих Н.В. История античной литературы. М.,1972.

2 Ливий. «История Рима», 4, 25, 3.

[3] Тронский И.М. История античной литературы. Л.,1957. стр276

4 Тронский И.М. История античной литературы. Л.,1957. стр275

www.ronl.ru

ТРАДИЦИОНАЛИЗМ

Количество просмотров публикации ТРАДИЦИОНАЛИЗМ – 122

ТРАДИЦИОНАЛИЗМ – 1. Особенность мировоззрения дописьменных и официальная идеология традиционных обществ, состоящая в идеализации и абсолютизации традиции. 2. Социально-философская доктрина или отдельные консервативно-реакционные идеи, направленные против современного состояния культуры и общества и критикующие это состояние в связи с его отклонением от некоего реконструированного или специально сконструированного образца, который выдается за исторически изначальную, а потому идеальную социокультурную модель, сохраняемую в корпусе особого знания, чаще всœего – эзотерического. Эти два значения смысла термина “Т.” имеют между собой нечто общее и в то же время отличаются друг от друга. Т. во втором значении представляет собой сублимацию и теоретическое оформление идеалов, систем ценностей, представлений, стихийно складывающихся и сознательно культивируемых в тех обществах, которые превращают особо препарированную традицию в свой эталон. По этой причине естественно, что оба значения объединяет такая общая черта͵ как повышенная заинтересованность в максимально ус-

тойчивом, всœеобъемлющем, сакральном порядке, исходящем от некоего предвечного источника (первопредка, культурного героя, Бога, Абсолюта͵ изначальной традиции). В то же время оба значения отличаются друг от друга по типу и степени рационализации проблем традиции. Принято считать, что архаические общества не осознают проблемы сохранения наследия, т.к. оно отождествляется с традицией, а та͵ в свою очередь, с обрядом и ритуалом, неизменность которых “гарантирована” мифологическими парадигмами периодического возвращения правремени, вследствие чего и происходит восстановление изначального порядка. На “мифологическом” этапе развития представлений о непрерывности традиции рефлексия по поводу противодействия изменениям либо отсутствует, либо очень слаба. Это – Т. без традиционалистов, в случае если под таковыми понимать группу людей, которые пытаются поставить и осмыслить эту проблему. В результате указанную особенность мировоззрения примитивных обществ рассматривают как предтечу Т. (к примеру, С.Уилсон предлагает именовать ее “традиционизм”), или обозначают термином “дорефлективный Т.” (С.Аверинцев), “примитивный Т.” (Э.Шилз). Появление “рефлективного Т.” (Аверинцев) или “идеологического Т.” (Э.Шилз) исходя из теоретических предпочтений исследователœей связывают как с идейными течениями Средневековья, когда сложилось более или менее структурированное самосознание культуры, так и с концом 18 в., когда философы Просвещения посœеяли глубокие сомнения в традиционных истинах, и произошел решительный разрыв с прошлым в результате Великой французской революции. При этом общим в этих предпочтениях оказывается признание того, что в соответствующую эпоху налицо не только мировоззренческий кризис, но и идеологически оформленная защитная реакция на неотвратимо наступающее будущее со стороны тех мыслителœей, которые крайне негативно расценивают его тенденции и перспективы. Именно ускорение урбанизации на этапе складывания национальных государств и глобализация индустриальной культуры в эпоху формирования новой системы взаимодействия религиозной и светской культуры сопровождались невиданным мировоззренческим кризисом, вызванным осознанием кардинальных изменений одновременно в социальной, экономической, геополитической, идеологической и даже природной (как это казалось современникам) сферах. В такие времена, несомненно, появляется или обостряется потребность в обосновании самотождественности культуры (культурной идентичности), в конструировании и выдвижении на первый план такого закона развития, который заведомо не допускал бы прерывистого развития ни одной из ее сфер.
Размещено на реф.рф
Основной целью средневекового Т. становится именно упорядочение модернизирующегося.

а потому пришедшего в беспорядок мира. В эту историческую эпоху отличительными особенностями традиционалистских доктрин Востока и Запада, являются, прежде всœего, моноцентризм и авторитаризм. Проект формирования централизованного государства, опирающегося на принципы Т., требовал признания некоего единственного источника мира, поставленного над становящимися всœе более партикулярными системами ценностей различных социальных групп, в чем усматривалась именно угроза традиции в качестве модели прежнего единства. Такой источник притязает на роль онтологического, смыслового и ценностного центра и, тем самым, высшего, непререкаемого авторитета. Моделью при этом служат различные варианты концепции Абсолюта͵ от которого как от источника высшего и вечного закона исходят главные принципы устройства мира – порядок, лад, гармония, – проявляющиеся и конкретизируемые в законах государства. Необходимостью объединœения разрозненных, “не ладящих” между собой частей модернизирующегося государственного организма обусловлена такая отличительная особенность средневекового Т., как каноничность. Идея канона также вытекает из требования подчинœения всœех компонентов универсума некоему единому началу, но в данном случае на первый план выходит его нормативный аспект, считающийся неизменным. В области государственного устройства роль канона играет кодекс, в духовной сфере – культ. Легитимность моноцентризма, авторитаризма и каноничности считается обеспеченной тем, что они осœеняются высшими нормами, обоснованными религиозной традицией. По этой причине в соответствии с различиями в толковании сущности сакрального в позднем Средневековье выделяются такие разновидности рефлективного Т., как конфессиональный и внеконфессиональный. Тем самым становится ясно, что многие социально-политические проекты позднего Средневековья и Ренессанса, называемые утопическими и потому считающиеся обращенными в будущее, на самом делœе существенным образом опираются на идеологию Т. Т. в 18 в. вырастает уже из чувства тотального распада всякого порядка, так что даже позднее Средневековье на этом фоне выглядит более или менее упорядоченным. Отсюда – яростная критика основ рационалистической философии, которую Т. считает главной виновницей такого положения вещей. Родоначальником этого вида Т. был Э.Берк, в 1790 выпустивший памфлет “Размышления о революции во Франции…”, в котором он обвинил французских просветителœей в уничтожении строгой общественной иерархии – основы порядка и нормального функционирования всœей социальной системы. По мнению Берка, идеи просветителœей рано или поздно подорвут традиционные отношения между социальными слоями и индивидами, обеспечивающие стабильность

общества, и человек окажется в состоянии одиночества и будет испытывать неизбывный страх перед миром. В этом же духе были написаны многие произведения Л.Бональда, У.Вордсворта͵ С.Колриджа, Ф.Ламенне, Ж.де Местра, Новалиса, Ф.Савиньи, Ф.Шатобриана и др.
Размещено на реф.рф
На данном этапе рефлективный Т. характеризуется, в первую очередь, преобладанием идеологии антиреволюционаризма и консерватизма, и в связи с этим его можно назвать идеологическим Т. (К.Манхейм обозначает его просто термином “консерватизм”). Следующий всплеск специфического интереса к проблеме традиции связан с реакцией романтизма на соответствующую ему современность. Натурализм, опиравшийся в эпоху Просвещения на концепцию разумной человеческой природы, в романтизме принимает форму веры в истинность и универсальность человеческой культуры, которая трактуется по аналогии с природным космосом в качестве всœеохватывающей и всœесильной антропной сферы. Задача сакрализации культуры, столкнувшись с негативным отношением романтиков ко времени своего исторического существования, породила проблему поиска критерия и образца “истинной” культурной традиции именно в прошлом. Пафос просвещения светом “естественного” разума превратился в страсть искателœей священного огня. В это время Т., в отличие от консерватизма, не только не исключает из своей картины мира социальных изменений, а, напротив – осознает факт, что человек отныне поставлен перед множеством нравственных, социальных, политических, экономических альтернатив, и в связи с этим задача “пророков прошлого” состоит в том, чтобы склонить его к правильному выбору. При этом, несмотря на декларирование безусловной ценности традиции, романтики объективно способствовали ее десакрализации: коль скоро традиций много, возникает ситуация выбора лучшей и, соответственно, критики остальных. В этом смысле рефлективный Т. романтиков – характернейший продукт разрушения традиционной культуры. Указанное обстоятельство не осталось незамеченным наследниками романтиков – традиционалистами 20 в. (Геноном, Ю.Эволой, Элиаде и др.), вдохновив их на поиски фундаментальных основ некоей подлинной, единой для всœего человечества Традиции, обеспечивающей непрерывность определœенного состояния культуры. Противопоставление прошлого настоящему они основывали на радикальном неприятии самой идеологии историзма, чему способствовали и наличные социально-исторические условия. На место линœейной концепции истории и идеи прогресса они с редким единодушием стремились поставить архаическую концепцию циклического времени. Ускорившийся в 20 в. темп истории, сопровождающийся индустриализацией, социальными и национальными конфликтами, выходом на сцену истории “человека-мас-

сы”, породили в интеллектуальной среде континœентальной Европы разнообразные оборонительные идеологии, которые их сторонники предлагали в качестве панацеи от ужасов современного мира. В это время Т. складывается в стройную доктринальную систему, постепенно обретающую академическую респектабельность во Франции и неĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ политическое влияние в фашистской Италии и нацистской Германии. Глобальный субстанциалистский историзм Нового времени оказался особенно сильно дискредитирован после двух мировых войн, что вызвало вполне отчетливую реакцию – недоверие не только к классической философии истории, но и к историзму вообще. И хотя очевидно что нигилистические попытки обойтись без “Истории” или подняться над историческим существованием являются одной из форм осознания существования истории, интерес философов 20 в. оказался направленным именно на внеисторические и надысторические структуры культуры. Отличием этого этапа философского Т. являются оригинальные методологические подходы (в частности, архаизация и ориентализация метода философствования) и то, что традиционалистское учение усилиями названных выше мыслителœей превратилось в стройную социально-философскую систему. Идея возможности установления внеисторического социального порядка в современном обществе трансформировалась в идею крайне важно сти возврата к архаике, а это создало ту историческую точку, через которую проходит граница, разделяющая философский консерватизм 19 в. и философский архаизм (А.Тойнби) или интегральный Т. (Генон). Представители интегрального Т., будучи очень хорошо знакомы с современными тенденциями западно-европейской философии, а также с восточными и западными религиозными, гностическими и оккультными теориями (многие из них получили инициатическое посвящение), переработали их применительно к трем центральным проблемам философии культуры: кризису современной европейской цивилизации, роли консервативно-нормативной функции культурно-исторической традиции, созданию основ “новой метафизики” и антирационалистической и антигуманистической антропологии. Систематическая выработка этих проблем обусловила крайне важно сть написания трудов по остальным разделам философии. Не довольствуясь, как раньше, простым осуждением антифеодальных революций и чисто теоретическим уровнем тематизации проблемы новаций (через образы “щелœей”, “провалов”, “разрывов” социальной ткани), философы-традиционалисты поставили себе цель выявить онтологические основания любой дискретности (“количественности”) состояний сферы сущего вообще и культуры в частности. Разрывы в природной или культурной сферах считаются ими следствием проявления некоего низшего, “те-

невого” начала (“субстанция”, “количество”, “Пракрити”), которая противостоит высшей, “светлой” (“сущность”, “качество”, “Пуруша”). Любое движение рассматривается в качестве обусловленного взаимодействием этих членов диады, и такое взаимодействие происходит по принципу их единства и борьбы. Противоположности в Т. имеют трансцендентные (“сакральные”) соответствия, а т.к. трансцендентное не должна быть выражено во всœей своей полноте, то язык метафизики объявляется по преимуществу языком символов, образов и парадоксов. При этом источником “сакральной” диалектики и метафизики служит гностический дуализм, который впитал в себя два типа дуалистических концепций гнозиса – эсхатологическую (зороастризм, манихейство) и диалектическую (платонизм, веданта). Он же – источник антиперсонализма и холизма традиционалистской социальной философии. Согласно этой архаической концепции, движение всœегда регрессивно по причинœе нарастания деструктивных сил количества и вследствие объективной закономерности (“циклические законы”). Время истории – символ такого движения – постепенно “съедает” пространство, являющееся символом ряда тел. Мир, когда-то начав свое движение, тем самым деградирует, “отвердевает”, так что процесс развития человечества сопровождается неуклонным нарастанием “материализации”. По этой причине периодически происходят природно-социальные катаклизмы, в результате которых истины, ранее доступные человечеству, становятся всœе более сокрытыми и недосягаемыми. Целью движения мира, согласно Т., является Кали-юга (“эпоха тьмы”) или, иными словами, современный мир (“мерзость запустения”). Представители Т. утверждают, что на антропологическом уровне развитие человечества сопровождается неуклонным уменьшением продолжительности жизни, разрушением нравственных ценностей и оскудением разума: торжеством рационализма, сциентизма, индивидуализма, демократии (“нашествие Гога и Магога”), а в конце цикла наступает полный распад. На базе этой теории складывается сотериологическая проблематика выхода из течения истории, вследствие чего проблемы истинности познания, формирования традиционалистской элиты, сохранения традиционного наследия разрабатываются в рамках модели “возвращения к истокам”. Диапазон таких разработок весьма широк – от анализа архаических инициатических техник regressus ad uterum (“возвращение в материнское лоно”) и платонической теории anamnesis (“воспоминание”) до психоаналитической идеи реактулизации событий раннего детства. В качестве истока жизни, истины, порядка и т.п. Т. рассматривает некую Примордиальную (Изначальную) Традицию, исторически обусловленными формами которой являются ортодоксальные религиозные традиции Восто-

ка и Запада (вопрос о том, какие именно религии мира адекватны сакральному – предмет межконфессиональной дискуссии). Познание или узнавание (“расшифровка”) символов невыразимой Традиции производится в Т. с помощью особого метода аналогий (“символического метода”), который предполагает постижение сущности феноменов посредством анализа переживаний, являющихся результатом интенционального выхода субъекта к неким символическим объектам (“архетипам”, “традиционным принципам”). В результате из различных историко-культурных традиций выделяются внеисторические структуры, имплицитно содержащие смысл, который провозглашается обладающим всœеобщим характером и гарантирующим осмысленное человеческое творчество. В послевоенные годы Т., скомпрометировавший себя связью некоторых его представителœей с фашистской идеологией, превратился в маргинальную школу мышления, но с середины 1970-х он вновь начинает усиленно привлекать внимание образованной публики. Расистски и националистически настроенная творческая интеллигенция, творцы массовой культуры, идеологи неоконсерватизма и фундаментализма, представители философии “новых правых” во Франции и неоевразийства в России увидели в нем, прежде всœего, теоретическую основу для критики “либерального гуманизма” западной культуры.

А.И. Макаров, А.И. Пигалев

referatwork.ru

Реферат – С. В. Традиционализм и русское самосознание в современной россии


Зобнина С.В.

ТРАДИЦИОНАЛИЗМ И РУССКОЕ САМОСОЗНАНИЕ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

(Выступление на ежегодной Международной научной конференции”Фольклор и художественная культура. Современные методологические и технологические проблемы изучения и сохранения традиционной культуры”.

27 – 29 ноября 2002 г.)

Беглый взгляд на минувшее столетие…

Понятие и чувство национальности, принадлежности к определенному народу – везде и во все времена было сложным и противоречивым. И если, даже не обращаясь к “седой древности”, рассмотреть восприятие русскими людьми своей национальности и культуры всего лишь за последние сто лет, то и тогда мы увидим, что оно претерпевало существенные изменения, вслед за социальными революционными преобразованиями.

В дореволюционной, царской России, уже сложилась устойчивое, официально признанное понятие, что русские – славянский народ. Однако оно не мешало высказывать различные мнения о природе и происхождении русских. Никогда не вызывали сомнения глубокие финно-угорские корни русских, которые смешивались со славянами в процессе многовекового совместного проживания в близком соседстве, оказывая серьезное влияние на генетический состав, язык (в особенности топонимику в части наименования рек и связанных с ними поселений), мифологию и духовную практику, предметы быта, архаическую символику украшений. Очевидными были мощные вливания азиатской крови, начиная с состава знатнейших родов России.

Правящая полтысячелетия династия Романовых с какого-то момента содержала почти исключительно германскую кровь. Пополнялись европейцами и местными инородцами дворянское и мещанское сословия. И так далее … Однако проблемы самоидентификации, определения своего принадлежности к русскому народу, перед гражданами Российской Империи не вставало. Официальная национальная принадлежность однозначно определялась в зависимости от вероисповедания. Вчерашний еврей, немец или черемис считался (писался) русским сразу после принятия православного вероисповедания. И его потомки начинали смотреть на “инородное” родство как на давнюю историю, пикантную, но уже несущественную. Наоборот, при переписи некрещеных языческих деревень Поволжья, Урала или Сибири население русским не писалось – называли мордвой, пермяками, и прочая, в зависимости от местности проживания. (Хотя такие группы населения могли быть идентичными по генетическому составу соседним, православным по вере, округам). Русская народность еще тогда стала в известной мере “виртуальной”, т.е. перешла в духовную плоскость, не связанную напрямую с кровным происхождением.

Даже простой народ, в равной мере далекий от европейства и панмонголизма, в достаточной мере отождествлял свою русскость с религией, что видно из самого слова “крестьяне” – видоизмененное “христиане”. Другой вопрос, какова на самом деле была вера простого русского народа; а она так же отличалась от веры дворянина, как отличалось и сословное самоопределение. Для простого крестьянина, в отличие от царя или князя, Папа Римский был уже Антихристом, басурманином (в духовном народном стихе “христианская вера” может противопоставляться “латинской”), а главным проявлением религиозности считалось буквальное физическое соблюдение постов.

И вот тысячелетняя православная держава рухнула, и на ее обломках новыми идеологами начали интенсивно переламываться все границы: религии и сословия были отменены, а национальная принадлежность допускалась разве что как вид отсталого мышления, от неспособности сразу всем начать говорить, читать и писать по-русски. В первые десятилетия Советской власти графы “национальность” в паспорте не было. Такая ситуация способствовала в первую очередь миграции в большие города, к центру бурных событий, тех этносов, которые длительное время уже проживали в непосредственной близости с русским населением, прилично знали язык. Это были в том числе и российские евреи, активно расселившиеся по всей стране после отмены запретов. (Вот география одной-единственной известной автору многодетной еврейской семьи и ее потомков: 20-е годы – выехали из местечка Горки в Белоруссии; 70-е годы – Москва, Горький, Новосибирск, Казань, Симферополь, Московская обл.).

Естественно, что в активные миграционные процессы было вовлечено и население чисто русского происхождения. Поощрялась русская миграция в другие Советские республики, что служило одним из средств повсеместного внедрения в обиход русского языка и культуры.

Бюрократически-полицейское государство, созданное Сталиным, вернуло в паспорта графу “национальность”, в значительной мере и в связи международными событиями. Эта графа продержалась до конца многонационального союзного государства и даже пережила его, с сохранением паспорта старого образца. Русские в этот период снова могли не затруднять себя вопросом о самоопределении. Национальность можно было выбрать только по одному из родителей, и нельзя было сменить по своему желанию, и если один из родителей был записан русским, то и выбор ребенка был почти предопределен.

Благодаря возврату к такому сермяжному кровному подходу (а что еще материалисты могли придумать, если только не отмену национальности), появился повод задуматься о предках и кровном происхождении. Но только приложить эти мысли было, может быть, и не к чему. Сидящие за одной партой девочки и мальчики, получающие одинаковый образовательный, культурный, социальный комплекс, не могли реально уразуметь, чем они отличаются друг от друга в зависимости от “пятой графы” в документах. А национальные танцы и мелодии в профессиональном исполнении казались одинаково зажигательными, будь они русскими или кавказскими, индийскими или латиноамериканскими. Видимо, голос предков пробуждается не из-за записи в паспорте. Нам известно сейчас, что он требует настроения, сопереживания, определенной ступени духовного подъема.

…И последнее десятилетие

Самым неожиданным образом, стремительный развал Советского государства показал несостоятельность сложившихся мифов и бытовых впечатлений. Новая эпоха в истории России началась с внезапного раскола, происшедшего с активным участием национального фактора. Это вряд ли произошло бы, если бы правдой была официальная идеологическая версия о “новой исторической общности – советском народе”. Этого не могло бы случиться, если бы равнодушие к национальному фактору действительно было всеобщим, а национальное чувство развивалось на уровне красивых танцев, литературных переводов, да еще, может быть, низкопробных анекдотов.

Чтобы попытаться понять общественное мнение в союзных республиках, позволившее местным республиканским политикам легко разложить национальные карты, есть смысл прибегнуть к аналогии. Попробуем представить себе Московскую, Рязанскую или Нижегородскую область, находящуюся в окружении земель с иными языками, культурами, которые общаются между собой по-английски. При этом выходцы из Америки занимают значительную часть руководящих постов, и не считают нужным, вызывая вас себе в кабинет, говорить по-русски.

Каким бы ни было при том терпение народа, но по всякой зажигательной речи о том, что пора очистить родную русскую землю (пусть она и была бы размером с Московскую область) от иноземцев и восстановить родное русское государство, народ не замедлил бы подняться и отправиться на демонстрацию независимости. Впрочем, зажигательных речей и деклараций независимости было бы недостаточно. Сыграл роль и еще один всем известный фактор: слабая власть, зависимая более от зарубежного общественного мнения и материальной поддержки, чем от объективной реальности собственной страны.

Власть, перехватившая управление в современном нам Российском государстве, начала во многом также как слабая и зависимая. Но это сказалось в основном на экономических процессах, на распределении богатства, наконец, на проникновении этических и культурных ценностей с Запада. Повторить путь предыдущей власти при решении межнациональных проблем, в государстве, настолько же многонациональном, то есть подверженном действию аналогичных факторов, уже было невозможно.

Ближайшие к нам по времени события можно рассматривать с гораздо более существенным приближением, и очевидно, что политика федеральной власти по отношению к регионам России, в том числе национальным, уже несколько раз претерпевала существенные изменения. И что по текущим событиям мы находимся лишь в относительной стабильности, причем возможно, что кровавый и затяжной конфликт в одном из регионов парадоксальным образом тормозит процессы распада в других. Пример слишком страшен и отвратителен, чтобы зажечь даже самых честолюбивых политиков, даже в наиболее родственных кавказских республиках. Тем более, что с близкого расстояния еще виднее – и страдания родственного народа, и моральное отвращение к войне, давно уже не освободительной и не созидательной, а чисто мафиозной по своим мотивам. Мы не можем сомневаться в том, что через территорию Чечни с Россией борется международный терроризм. Но несомненно и то, что власть допустила создание и затягивание подобной ситуации, на протяжении уже почти восьми лет.

И эти восемь лет оказали соответствующее влияние на новое самосознание народов России. Да еще, возможно, удаление принудительной национальности из паспорта, в качестве стихийного противодействия, вызвало у сильных духом людей встречное желание найти свое подлинное происхождение, свой народ, свой исток, присоединиться к нему и до конца понять его значение.

С озабоченностью о будущем – немного воображения, и побольше здравого смысла

Предсказание будущего почти всегда оканчивается провалом, даже если предсказатель семи пядей во лбу. Есть, правда, завидные исключения: а именно П.А.Кропоткин сделал несколько метких глобальных предсказаний будущего. Еще до революции в России ему удалось предсказать, по аналогии с сюжетом французской революции, террор, продолжающийся среди самих победителей, вплоть до победы крайне правой фракции. Предсказал он и расцвет бюрократии в будущем “социалистическом” государстве, превращающем всех в государственных служащих – чиновников. Предсказал даже создание в Израиле в дальнейшем фундаменталистского государства, построенного на консервативных религиозных началах. Видимо, успех этих предсказаний был связан с прозрачностью интеллектуального и нравственного подхода выдающегося мыслителя и общественного деятеля, идея которого вульгаризирована общественным сознанием (трудно сказать, сознательно или инстинктивно), и ее значимость по сей день не оценена.

Попробуем представить себе перспективы России, исходя из такого же простого принципа, т.е. предполагая, что “будет то, что бывает обычно, практически всегда, в таких случаях”.

Сюжет первый – сильная рука:

Очевидно, что устранение опасности межнациональных напряжений, посредством сильной власти, запугивания, запрета независимой деятельности, способно создать общественную стабильность, причем на довольно долгий срок. Ясно также, что в цепочке поколений рано или поздно появляется “слабое звено”, и как только монолит власти дает трещину, в нее прорываются все скопившиеся напряжения. Добавляя к рациональным материалистическим соображениям духовные, мы можем предположить, что к ним добавляются невыраженные напряжения предыдущих поколений. И чем дольше срок терпения, и чем сильнее репрессия, тем внезапнее и разрушительнее воздействие.

Мы можем также заметить, что в наши дни исторические сроки сжаты. Импульсивные изменения происходят и в международной обстановке, и в природной среде.

Наконец, доведение этого принципа до логического завершения не вписывается в международные нормы права, морали, общественной практики, в которых Россия уже приняла на себя серьезные обязательства, вступив в основные международные соглашения по правам и свободам.

Сюжет второй, противоположный – дразнить тигра сырым мясом:

Находятся люди и организации, которые безответственно возбуждают различные виды розни. Противопоставляют религиозные учения, объявляют священную войну врагам своего народа, призывают думать только о собственной нации или расе, и т.п.

Занимаются ли этой деятельностью агенты международного терроризма, дабы продолжать сеять войны и наживаться на разных видах преступного бизнеса, или мелкие провокаторы, стремящиеся привлечь общественное внимание к несуществующим проблемам, какой бы еще ни была причина для подогрева обстановки – последствия однозначно плохие. Тезис достаточно ясный и доказательства вроде не требует. Но чем тяжелее обстановка, чем враждебнее окружение и обстоятельства, тем громче голоса в защиту “правильного, патриотического” экстремизма. И так тоже было всегда, потому что это последствия нормальных, жизненных защитных реакций, срабатывающих у разных людей на разном уровне.

К сожалению, есть сильные профессионалы, знающие такие реакции наперечет и умеющие “включать их и выключать” в нужной пропорции в собственных корыстных и властных интересах. В любом случае, каждый, кто этим занимается, в итоге больше проиграет, чем выиграет.

Таким образом, рассматривая вопросы развития национального сознания, мы всегда находимся на грани наиболее сложных, ответственных политических проблем.

От интернационализма к культуре мира

Если национальные вопросы в многонациональном государстве несут в себе столько опасных тенденций, то всегда представляется привлекательным их просто избежать, развив в людях безнациональное сознание, на базе того или иного идеологического комплекса и господствующего языка. При этом национальное сознание малых народов размывается внедрением русскости, а национальное сознание русских – отсутствием границ, в которых протекало бы собственное существование.

Что же препятствует этим, внешне целесообразным, попыткам, от имперского православия до коммунистической идеологии и, в наше время, универсальной культуры свободного рынка и западной демократии? Почему национальное вообще не удается преодолеть, как комплекс вредных привычек, усвоенный с детства?

Размышляя о всевозможных проблемах, связанных национальным сознанием, в ходе очередной дискуссии на эту тему я с некоторой досадой воскликнула: “Все-таки национальное накладывает ограничения, очевидно, что оно мешает!” И, неожиданно для себя самой, после некоторой паузы сказала: “Но мешает так же, как стены дома мешают напрямую выйти на улицу!” Ну да, разумеется! Сидящие в четырех стенах приобретают комплекс страхов перед свежим воздухом и уличным окружением… (Не говоря уж о тех, кого заключили в четыре стены и запрели снаружи дверь, вообще не оставляя выбора.) А не имеющие своих стен и крыши начинают вести образ жизни бомжей; радостно или страдая, употребляют отходы разных цивилизаций и культур. За исключением отдельных исключительных личностей, достигших состояния отшельничества-странничества, которых только можно признать людьми всечеловеческого мышления.

Не только национальное, но и местное, местническое, маленький групповой, общинный интерес – вот на чем держится реальная жизнь, и недаром появляется и подхватывается выражение “национальные квартиры”. Общий закон природы, закон форм и границ, в которых нуждается любой жизнеспособный процесс.

Народное сознание всегда крепко держится за ощущение “малой родины”, местный патриотизм. “Ты рязанский – будь любезен, а смоленский – вот он я!” – восклицает герой истинно народной поэмы А.Твардовского. Символично, что это повышает в нем чувство собственной значимости. Просто маленький солдат, Вася говорит “Зачем мне орден, я согласен на медаль!” – мол, много нас таких у России. СМОЛЕНСКИЙ солдат, как тот, о ком будут судить о достоинстве рода-племени СМОЛЕНЦЕВ, хочет заслужить большего и получить высшую возможную оценку своих заслуг.

Вот один из ключей к воспоминанию корней. Бюрократическое сознание (представляющее себя зачастую единственным видом государственного мышления) боится группового самосознания, и чем меньше группа, с тем большим опасением и неуважением к ней относится (сектанты, местники, националисты, и т.п.) Западная демократия уделяет серьезное внимание значимости малых групп, но зачастую оставляет их права в теории, навязывая в важных практических вопросах унифицированные схемы поведения. А настоящий Восток, с его культом растворения человека во Всемирном духовном потоке, на массовом уровне порождает нищету, экологическую катастрофу, общества рабочих пчел. И за всем этим, вполне возможно, стоит изначальная бездомность сознания (лишенного в этом случае даже не национальных, а еще более тесных личностных границ).

В связи с этим, любые поиски русского национального самосознания представляются ключевыми, в отношении дальнейшей судьбы России. Правильный выбор направления мог бы совершить перелом во всех сторонах нашей общественной жизни. А начинается поиск иной раз с наиболее древних, архаичных корней.

Словене и немцы – архаическая общность и межплеменное разобщение

Славянское движение – явление, от которого, к счастью, уже нельзя отмахнуться. Для многих русских людей оно становится способом мышления, которым они могут отделить себя от иных народов, иноземных и соседских. Не меньшую роль играет для патриотов славянской идеи отделение себя от русских же космополитов, “цивилов”, как сказали бы представители более юного поколения тусовщиков-ролевиков.

Восстановление славянского эпоса, религии, одежды и утвари стало для многих способом создать для себя особый народный мир, и в нем утверждать красоту и силу национального духа. При том, что мы не знаем, до какой степени русские являются славянами генетически (оценки разных специалистов могут колебаться и в десять раз, с учетом фино-угорских, тюркских и других вливаний), мы все равно без малейших колебаний можем говорить о своем славянстве и опираться на соответствующие корни.

Само название “славянства”, возможно, происходит от осознания общности языка, в соответствии с законами, свойственными всем народам в той или иной степени, в их историческом прошлом, когда способность объясниться определяла взаимоотношения между людьми и племенами.

Можно привести параллель с китайским языком, который сам себя обозначает как “человеческий” (!). Остальные языки для древнего китайца (и не только для него) были признаком существа иной природы. Так же мыслили, к примеру, древние греки, разделяя человечество на греков (в последствии еще признавались особыми людьми римляне, прилежно освоившие основы греческой культуры), и варваров – очень похоже на обозначение существ, которые что-то там невразумительно лопочут (так же образованы в русском языке слова “шавка”, “кряква”, “квочка”, и проч.). Так же точно славяне-словене – люди, знающие слова, в отличие от немцев, которые говорить не умеют – немые. Хотя в этом случае скорее, наоборот, – от слова “неместный, немец” произошло название немоты, но параллель производилась таким же образом – пришлые из дальних мест не умеют говорить, слов не знают.

К сожалению, шовинистические спекуляции на почве славянства омрачают развитие этого направления. Бессмысленно, например, разделять современных людей по цвету волос, относя к “славянскому типу” всех блондинов, поскольку есть и гипотезы о том, что исходный индоевропейский этнос был скорее смуглым и темноволосым и приобрел типичные “славянские черты” уже от смешения с местными народами севера. А вот племена, изначально называемые “русами”, вполне возможно, отличались светловолосостью (и значит, что отличались от кого-то, кто их так назвал!), так как это слово исходно означает “светлый”, что до последнего времени сохранялось в северных диалектах, и закрепилось в самом названии цвета волос.

Наконец, славянская идея сама по определению интернациональна, поскольку объединяет народы, в давние времена утратившие общую веру и государственность. Взаимоотношения между ними бывают такими же напряженными и враждебными, как всякие другие межплеменные отношения. Когда патриоты славянства приступают к реконструкции религии, быта, календаря, разница стирается, и архаизированные славяне разных народов становятся в чем-то более похожими друг на друга, чем на собственных соотечественников, близость и взаимопонимание между ними возрастает. Но это не единство народов, разделенных государственными границами. Эта близость развивается по указанному выше закону малых групп, это солидарность внутри союза меньшинств, находящаяся во многом за скобками основной национальной и государственной актуальности.

Наконец, бессмысленно мотивировать исторической традицией практику межплеменных конфликтов. В отличие от предков, мы хорошо знаем, что и “неславянские” народы знают слова, умеют говорить на одном из человеческих языков. Переводы творений великих писателей, политиков, ученых всех народов доказали в процессе становления идеи гуманизма, что язык человеческой мысли един и внятен при замене звучащих слов на иноязычные. Знание порождают иную мера ответственности, и вместе с эффектной формой старинной одежды мы не можем в полной мере принять архаичное мышление, отрезающее нас от той или иной части человечества. Таким образом, даже самое пламенное и самоотверженное служение славянской идее не дает кому бы то ни было ни юридического, ни морального права сколько-нибудь дурно относиться к “инородцам”, “чужеземцам”, “неславянам-немцам”.

Все эти опасности легко преодолимы, при наличии доброй воли, и не могут заслонить красоту и нравственную силу реставрации – реконструкции древнего предания, нравственной традиции, системы духовных ценностей, экологически чистых ремесленных традиций и многого другого. Однако, если избегать прямого перенесения в сегодняшний день вчерашних образцов, как устаревших и недостаточно просвещенных, то в чем именно их ценность, и каким образом они могут повлиять на преобразование современного общества и устройство завтрашних дел?

Восстановление родо-племенных ценностей в условиях цивилизационного кризиса.

Каким же образом ценности малой группы, узкое племенное мышление могут стать основой разрешения актуальных проблем, в России или в любой другой стране, тем более на международном уровне? Что, кроме шовинизма и междоусобиц, заложено в развитии национальных и родо-племенных идей?

Международное признание важности этих вопросов доказывается, в частности, проводящейся международным сообществом программой “Культуры мира”. Чем сильнее затягиваются народы в единый котел глобальными процессами, тем острее потребность в определении места племенных ценностей.

Ниже предлагается общий концептуальный подход, позволяющий, на взгляд автора, проследить пути и логику восстановления различных традиционных родо-племенных ценностей в общественном сознании. Развитие политических и социальных процессов представляется с точки зрения их внутренней логики. Необходимо оговорить, что схема выстроена по структурно-логическому, а не хронологическому принципу. Это означает, что человечество может по одним показателям находиться во второй-третьей стадии осмысления своих потребностей и форм жизни, а по другим активно осваивать четвертую.

Например, идеи местного самоуправления как одного из фундаментальных политических принципов, отражены в международных документов и договорах. В то же время естественное право сообщества на самообеспечение и экологическое благополучие пока не только не поддерживается существующими политическими и экономическими системами, но и не разработано теоретически.

Отношение современного демократического общества к религии также не рассматривается в логике этой концепции как законченно совершенное и справедливое. Оно в скрытом виде содержит атеистический принцип, ставя религию на уровень личного увлечения, последствия которого не существенны для общества. Поэтому правовой принцип свободы совести и вероисповедания не принимается государствами, уверенными в необходимости закладывать в основу жизни духовные ограничения, поскольку такие требования предъявляет сам смысл их религии. Возвращение к архаичной традиции предоставляет более гибкое решение, основанное на поощрении “племенных” подходов, объединении представителей конфессии для реализации своих принципов в условиях локального проживания, совместного творчества и производства. Это та традиционная форма существования, в которой сообщество напрямую соотносит свои успехи с производимыми обрядовыми, ритуальными, словесно-магическими действиями.

Также, в традиционном сообществе всякая производственная деятельность сопровождается устройством этого же процесса на духовном плане, и это повышает ценность и значимость произведенной вещи, которая несет в себе элементы личной магической защиты, принадлежности к роду, доказательства личного мастерства. Такая вещь не нуждается в обмене на свободном рынке, а ее создатель и владелец повышает ощущение своей значимости и уровня жизни, не впадая в лихорадку максимального производства и потребления.

Понятно, что общество, в котором свободный рынок и технологический рост, наращивание производства и потребления воспринимаются как базовая ценность, как основной источник счастья личности и благополучия сообществ, пока наименее способно воспринять именно этот аспект традиционного мышления.

Цивилизационные процессы и формы жизни рассматриваются в предлагаемой схеме в прохождении через несколько этапов.

Первый этап – естественная жизнь: традиционное сообщество, жизнь в доминирующем природном окружении. Окружающие племена рассматриваются как один из сложных природных факторов, а внутреннее управление и хозяйственная жизнь строятся исходя из целесообразности и жизненной необходимости.

Второй этап – узурпация: накопление знаний, богатств, власти, их узурпация, расслоение.

Третий этап – революция: критическое отношение к действительности, попытка найти абстрактное решение, оторванное от реальных возможностей. Утопиями нескольких последних веков были коммунизм, материализм, всесильный технический прогресс; современные нам утопии – демократия, достижение всеобщего счастья и благополучия через свободный рынок, экологический мониторинг.

Четвертый этап – познание природы: возврат к жизни по природным законам, с сохранением лучшего из накопленных знаний (гуманистических в том числе) и технологий. На этом этапе радости природной жизни должны победить жадность, внушенную бурным экономическим развитием и бессмысленным потреблением. Наконец, он требует развития гуманитарной мысли, в сторону более гибких взаимоотношений между интуитивным и рациональным подходами к постижению действительности (которая благодаря этому наконец становится синонимом “природы”). Это сценарий с открытым финалом, к принятию которого подталкивает в первую очередь общий экологический кризис.

Следует отметить, что наряду с описываемым прогрессистским подходом в общественном сознании всегда присутствует чисто регрессивный вектор. Традиционализм в этом случае представляется откатом назад, в прошлое, восстановлением того или иного этапа, через который проходили предки. Крайние предлагаемые варианты – жизнь в землянке или на дереве (иногда предлагается даже взять за основу питание солнечным светом, что-то вроде перехода к растительной форме жизни). Чуть более умеренные – возврат к чисто традиционному сообществу, с отказом от всей современной техники. Далее следуют любые стадии исторической реконструкции, от архаичных славянских племен, воюющих с соседями, до православной монархии.

Этот класс идей не рассматривается автором в силу убеждения, что они не представляют рациональной ценности, просто потому, что от любой предыдущей ступени уже был однажды осуществлен переход к сегодняшней ситуации. Однако само их появление говорит о наличии общественной потребности к использованию традиционного и даже архаичного наследия, в том числе и обучение приемам жизни в дикой природе, без технических приспособлений или с их минимумом.

Новые социальные технологии, связанные с переосмыслением традиционализма, как уже указывалось, строятся на общем философском принципе принятия множественности аспектов реальности, древней и современной, что само по себе весьма традиционно для рассматриваемого нами слоя мышления.

Возрождение традиций и общественные преобразования

Традиционное сообщество Высшая точка расслоения Прогресистский проект Обновленное традиционное сообщество

Образ жизни сообщества Единственный “человеческий” язык, жестко табуированная система жизнедеятельности Сглаживание межнациональных различий и господство социального расслоения Создание общества всеобщего равенства и братства Общинный образ жизни, создание локальных социумов, свободный выбор форм жизни и отношений с соседями

Политическое устройство Политическая раздробленность, разобщение Организация объединенных наций – всемирное регулирование Уничтожение государственных границ Сочетание международных и крупных государственных образований с развитым местным самоуправлением

Выбор лидера Харизматический вождь (общепризнанная одаренная личность), авторитет старейшин и способных руководителей Захват власти и борьба за власть, эксплуатация слабого Всеобщее демократическое равенство, социальная справедливость Распределенная власть, соответствующая характеру личной одаренности и структуре групповой деятельности

Отношения между сообществами Межплеменные войны, бесправие чужеземцев, инородцев Система международных договоров, мировые войны между коалициями. Уничтожение национальностей, победа единого языка общения. Конкуренция локальных групп, их практических и идеологических подходов

Отношения с природой Естественная жизнь в доминирующем природном окружении, его магическое сдерживание Победа над природой, уничтожение естественной среды обитания Мониторинг, полная рационализация экологических взаимоотношений Духовное сотворчество с силами природы, равновесие через постижение, прямой контакт с природой

Технологии Традиционные, консервативные технологии Безудержный технический прогресс Победа технологий над естественными природными ограничениями, создание искусственных сред обитания, овладение иными планетами. Жесткий контроль за развитием технологий, ограниченное использование лучших достижений цивилизации

Производство Натуральное хозяйство Разделение профессий, торговля, денежно-финансовая система Всеобщее материальное благополучие, самореализация личности благодаря свободному рынку и потреблению Сочетание в локальных общинах базового натурального хозяйства и частичного обмена продукцией

Духовная жизнь Магическое, суеверное (на уровне прямой связи “быт – магия”) мышление Догматические религии, подчиненные интересам политической элиты, или контролирующие ее Материализм, атеизм, рационализация общественной и частной жизни Актуальная духовная жизнь, приносящая очевидные плоды личного и группового достижения, развития

Возможности традиционализма в условиях современной России

Насколько указанный подход реализуем в условиях сегодняшней России? С одной стороны, многонациональная структура Российского общества создает благоприятную среду для реализации глубоких традиционных ценностей, на основе сохранившихся традиций коренных этносов. В ряде регионов России между малыми этносами происходят активные процессы взаимодействия, создаются коалиции на почве сходных, но не совпадающих национальных идеологий, включающих культуру, религию, социальную и экологическую концепцию. Одним из безусловных лидеров в этом отношении можно считать Мари Эл, республику, в которой национальная интеллигенция глубоко осмыслила социальный, экологический, культурный потенциал своей традиции.

Способность русского человека мыслить схожим образом, принять традиционный комплекс убеждений, свободный от глобалистических утверждений высшей правоты, всеобщности, исключительного государственного значения, позволяет ему встать в один ряд с другими народами России, установить благоприятный психологический климат при общении с их представителями.

Следует отметить, что этнические (языческие) верования народов, населяющих современную нам территорию России, не были изолированными друг от друга, взаимодополнялись и обогащались еще до христианизации Руси. Изучение традиций и обычаев разных народов включает сходные понятия и ритуалы, в значительной части перешедшие и в народный обычай русских православных христиан. Благодаря этому архаичные традиции становятся серьезной подмогой в установлении взаимопонимания и творческого взаимодействия между разными этническими группами, как и для взаимопонимания русских традиционалов и остальных народов. Взаимопониманию при этом могут способствовать и смешанные семье, люди смешанного происхождения, несущие в себе черты разных этносов, проживание представителей разных народов в пределах одной территории. Так, на национальном марийском празднике (август 2002 года), сопровождавшемся традиционным молением, присутствовали представители не только марийцев, но и русских, башкир, татар, православные верующие и мусульмане. Сам праздник при этом проходил в Малмыжском районе Кировской области, так как места, священные для любого из проживающих в этом регионе народов (как и места традиционного проживания), находятся и за пределами национальных автономий.

Поездки по регионам Поволжья выявили, что устойчивый интерес к архаичным этническим традициям, включая традиционные религиозные комплексы, растет и в некоторых регионах, которые считаются традиционно исламскими. И хотя эти движения пока так же малочисленны, как языческие образования среди христианизированных этносов, они также растут, численно и идейно, и склонны к объединению со своими единомышленниками другой национальности.

Одновременно традиционализм в России представлен с другой точки зрения; это восстановление уровня, предшествующего установлению в обществе материалистических догматов, как бы реставрация “предпоследнего слоя” в многочисленных культурных напластованиях. С точки зрения представленной концепции, это направление имеет двойственный характер. Оно является безусловно традиционным и классическим по отношению к последнему столетию, и при этом далеко отстоит от изначальной традиции, представляя цивилизационный этап отчуждения и разделения.

Концепция развития традиционных родо-племенных ценностей, в принципиальной своей части, не вписывается в программу какой бы то ни было крупной догматической организации, даже если бы она назвала себя подходящим образом. Речь идет о традиции терпимости, толерантности, которая в то же время сочетает свободу совести и вероисповедания с нравственным требованием совмещения духовной жизни с практической и рациональной деятельностью, и сопоставления эффективности различных систем жизнедеятельности по результатам их применения в малых сообществах.

Соответственно успех развития указанной концепции мог бы определяться не столько соотношениями “господствующих идеологий” – что само по себе является признаком предшествующего этапа, склонному к противопоставлению, абсолютизации различий, – сколько возможностью принятия позитивных сторон различных систем убеждений: традиционных объединений и церквей, научных школ, современных социальных и духовных движений.

Восстановление связи с природой

В приведенной выше цивилизационной схеме

www.ronl.ru

Оставить комментарий